Перпендикулярный мир (сборник) - Кир Булычев

«В неудачный день я попал», – подумал Удалов. Он взглянул на прилавки, где обычно продавали молоко, сметану и творог.

Там стоял один мужик мрачного вида, перед ним банки.

– Что есть? – спросил Удалов, полагая, что масло и сметана таятся под прилавком.

– Как что? – удивился мужик. – Не видишь, что ли? Банки.

– Пустые?

– А тебе полные, что ли, подавай?

– Понял, – сказал Удалов и пошел дальше.

Присмотрелся к очереди за вениками, нашел в ней знакомые лица. Даже возникло желание – купить веник Ксюше. Правда, дома веник есть, но раз все стоят, очень хочется встать. Это атавизм, понял Удалов, превозмогая себя. Атавизм, оставшийся с тех времен, когда еще был дефицит. Это надо выдавливать из себя по капле – так, кажется, учил писатель Чехов.

Удалов ничего на рынке не приобрел. Но от этого проголодался. Вроде бы обедать рано, но когда видишь, что пищи вокруг нет, – начинает мучить голод. Удалов не стал заходить в музей рынка, что стоял на месте кооператива «Розы и гвоздики», а поспешил к выходу. Там, направо от входа, есть столовая «Пышка», славная столовая, сытная, недорогая, кооператив на семейном подряде Муссалимовых.

У входа Удалов нагнал знакомого провизора Савича.

Савич нес два веника.

– Никита! – позвал Удалов. – Ты почему не на службе?

Это он так сказал, в шутку.

– Что? – Савич испуганно оглянулся. – Я имею бюллетень! – Но тут узнал Удалова и оттаял. – Чего пугаешь? Так и до инфаркта довести недолго. Я уж решил, что дружинник.

Лицо Савича было потное, мучнистого цвета. Свободной рукой он стянул на лицо шляпу и начал вытирать ею лоб и щеки.

– Прости, – сказал Удалов. – Я и не подумал, что тебя испугаю. Вижу – ты, вот, думаю, хорошо, родную душу встретил. Ты веники покупал?

– Вот, выкинули.

– Хорошие веники, – вежливо согласился Удалов. – А как вообще жизнь?

– Ты же знаешь, что жизнь отличная, лучшая жизнь, – произнес Савич странным, срывающимся голосом.

– Это правильно, – сказал Удалов. – В утренних забегах участвуешь?

– Ты что имеешь в виду? – насторожился Савич.

Они уже вышли с рынка и остановились.

– Так, к слову пришлось. – Удалов понял, что опять проговорился.

– Корнелий Иванович, – сказал вдруг Савич, – тебе направо, мне налево. Нехорошо, если нас вместе увидят.

– Чего в этом плохого?

– Не хочешь, как хочешь, – согласился Савич уныло. – Только учти – у меня бюллетень. Всё по закону. И за Ванду я не обижаюсь.

– А что с Вандой? – спросил Удалов.

– С Вандой? Ты еще спрашиваешь? – Лицо Савича было трагическое, вот-вот заплачет.

– Ну, привет ей передавай, – сказал Удалов. Пора прощаться, пока не наговорил еще чего лишнего.

– Ей? Привет? От тебя?

Савич повернулся и побежал прочь, волоча за собой два веника как ненужный букет.

Надо срочно поговорить с самим собой, решил Удалов. Без этого тайны только накапливаются.

Поэтому он повернул направо. В сторону Пушкинской улицы.

Прошел под плакатом, натянутым над улицей: «Хозяйство должно быть хозяйственным!» Не понял его, посмотрел направо, где должен был стоять кооператив «Пышка». Кооператива там не было. На месте вывески скромная надпись: «Прокат флагов и лозунгов».

Прохожих на улице было немного, некоторые лица знакомые, с ними Удалов по инерции раскланивался. Люди кланялись в ответ, но кое-кто при виде его прятал глаза и спешил мимо с опущенной головой.

«Тут должен быть гастроном, – сказал себе Удалов. – Зайду куплю своему двойнику что-нибудь. Ведь неудобно в гости сваливаться без подарка. Икорки возьму, шампанского – впрочем, неизвестно, что здесь есть, чего нет. Возьму что есть».

Витрина гастронома обрадовала Удалова. Наконец-то все вернулось на свои места. Она почти такая же, как в родном Гусляре. Грудой лежит посреди витрины бычья туша, по бокам поленницами разные колбасы, за колбасами разделанная осетрина и лососина. Именно лососина Удалова и обрадовала, потому что такой розовой и крупной он давно не видел. Значит, с рынком ложная тревога – второй Гусляр кое в чем нас даже обогнал. Удалов вошел в магазин и удивился его пустынности. Смотри-ка, сказал он себе: свято здесь соблюдают рабочее время. Даже домашние хозяйки по магазинам в рабочее время не ходят. А может быть, здесь разработана всеобщая система доставки товаров на дом?

Удалов подошел к рыбному отделу. Но на прилавке не обнаружил ни лососины, ни осетрины. Даже шпротов не было.

– Девушка! – позвал он продавщицу, что вязала в углу.

– Чего? – спросила она, поднимая голову.

Господи, понял Удалов, это же Ванда Казимировна, жена Савича, директор универмага.

– Вандочка! – воскликнул Удалов в большой радости. – Ты что здесь делаешь?

– Корнелий? – Ванда отложила вязание. И замолчала, глядя враждебными глазами.

– У тебя неприятности? – спросил Удалов. – Я сейчас Никиту встретил на рынке, он веники покупал. Я его про тебя спросил, а он мне ничего не рассказал.

– И что же прикажете рассказывать? – спросила Ванда.

Она осунулась, выглядела лет на десять старше, глаза тусклые.

Удалов осознал: беда. Каждый торговый работник живет под угрозой ревизии. У нас в Гусляре милиции и общественности пришлось потрудиться, прежде чем всех торговых жуликов разогнали. Но Ванда! Ванда всегда честной была! Ее универмаг первое место в области занял! И хор продавщиц в Москву выезжал!

Здешняя Ванда была совсем другой. Может, согрешила? Человек слаб.

– Чего вам надо, Корнелий Иванович? – спросила Ванда.

– Я там на витрине лососину видел, – сказал Удалов. – Ты мне не свешаешь граммов триста?

– Что? – тихо проговорила Ванда. Так, словно Удалов сказал неприличное слово, к которому она не была приучена.

– Граммов триста, не больше.

– И может, еще осетрины захотел, провокатор? – произнесла Ванда угрожающе.

– Кончилась, да? – спросил Удалов миролюбиво. – Если кончилась, я понимаю. Но ты мне можешь и с витрины снять.

– Слушай, а пошел ты… – И тут Ванда произнесла такую фразу, что не только сама знать ее не могла, но и Удалов лишь подозревал, что люди умеют так ругаться. – Мне терять нечего! Так что можешь принимать меры, жаловаться, уничтожать. Не запугаешь!

– Ванда, Вандочка, но я-то при чем? – лепетал Удалов. – Я шел, вижу, продукты на витрине лежат.

– Какие продукты? Картонные продукты лежат, из папье-маше продукты лежат, на случай иностранной делегации или областной комиссии.

Тут Ванда зарыдала и убежала в подсобку.

Удалов стоял в растерянности.

Вокруг было тихо. И тут до Удалова дошло, что немногочисленные посетители магазина, стоявшие в очереди в бакалейный отдел за кофейным напитком «Овсяный крепкий», обернулись в его сторону. Смотрели на него и продавцы. Все молчали.