Ледяной укус - Хлоя Нейл

Полотенца и губки были сложены на маленький столик в другом углу комнаты. Я смочила ткань и начисто протёрла лицо, а затем, распустив волосы, расчёсывала их, пока они не заблестели. Старинная ванна на ножках была оснащена душем, и я, не теряя времени, избавилась от остальной грязи, собранной в канаве, поглотившей "Мерседес" Этана.

Будучи чистой и одетой в пижаму, я направилась в спальню, надеясь на ещё одну попытку воссоединения, которое мы начали прежде.

Но, повторно входя в комнату, я уже знала, что ничего не случится. Этан всё ещё говорил по телефону, и покалывание магии в воздухе говорило о том, что новости от Малика были нехорошие. Он тихонько бормотал ещё несколько минут, а затем убрал телефон.

— Для начала плохую новость, — попросила я.

— Кажется то, что Малик послал кое-кого на хер, было воспринято не слишком хорошо.

Гринвичский Совет, обеспокоенный тем, что Дом Кадогана был источником проблем в Чикаго и за его пределами, послал распорядителя — Франклина Кабота — взять на себя заботы о Доме после смерти Этана. Тот совершенно ужасно воспользовался открывшимися возможностями, в том числе ограничил свободу собраний и потребление крови. Не самые популярные запреты для вампиров, которые большую часть времени жили в Доме братства.

А когда Этан вернулся, они с Маликом бесцеремонно отпихнули Кабота с дороги.

— И что плохое они нам готовят?

— Решение пока не принято, но Дариус созвал шофет. Это чрезвычайное заседание, на котором обсуждаются вопросы особой срочности.

Дариус Вест являлся главой Гринвичского Президиума. Ранг его был настолько высок, что даже Этан называл его "отец".

— Типа мятежного Американского Дома, который, кажется, ни во что не ставит своё начальство? — спросила я.

— Примерно так, — ответил Этан, но уточнять не стал.

Я представила вампиров Кадогана, вышвырнутых в ночь. Наряду с более тяжелыми проблемами, я должна буду найти себе квартиру. В Чикаго. Зимой. И это не делало меня счастливой.

— На самом деле, насколько это серьёзно?

— Достаточно серьёзно, — Этан, нахмурившись, тер виски.

— Ты в порядке?

Он слегка улыбнулся.

— Просто немного болит голова. Это пройдёт.

Атмосфера в комнате изменилась с неосуществленных желаний на политикомагические ожидания. Солнце выбрало именно этот момент, чтобы появиться изза горизонта. Я не могла его видеть сквозь шторы, но внезапно отяжелевших век было достаточно.

— Кажется, некоторых вещей просто не должно быть, — сказал Этан.

Я кивнула, не в состоянии сделать больше. Вампиры спали днём, но не только потому, что прямое воздействие солнечных лучей убивало нас, а ещё и потому, что восход солнца погружал нас в бессознательное состояние. Мы могли бы бороться с истощением, но это была трудная и заведомо проигранная битва. В конце концов, мы сдадимся.

Казалось, он понял мои колебания.

— Наши головы заняты другими вещами и людьми, — сказал он. — Позже, после преодоления кризиса, будет полно времени для остального.

— А если нет?

— Все получится, — ответил он. — Потому, что, будь я проклят, если до конца года не увижу тебя голой в более благоприятной обстановке.

Я ни чем не могла помочь, но хоть посмеялась.

Этан тоже освежился и вышел из ванной в одних пижамных штанах, не оставляя простора для фантазий о своём теле. Медальон Кадогана красовался прямо над шрамом, что съежился на его груди, меткой от пронзившего его кола Селины.

Слишком быстро, по моему мнению, он выключил свет, и мы улеглись на жёсткий скрипучий матрац. Этан, не раздумывая, подтянул и прижал меня к себе.

Я наслаждалась чувствами, радостью, ощущением того, что он поблизости. Его теплом, его запахом, энергетикой, всем.

— Мы ничего не можем поделать с восходом солнца, — сказал он. — Так что давай отдохнём перед борьбой за светлое будущее.

Он прижал меня сильнее, и рука его змеей обвилась вокруг моей талии.

Рефлекторно я вздрогнула.

— Тебе холодно?

— Обычное дело. Я раньше плохо засыпала.

— Ещё до солнца?

— До солнца, — согласилась я. — Я могу быть уставшей, но мой мозг будет попрежнему переваривать то, что мне нужно сделать, бумажки, нужные мне на занятиях, другую ерунду. И я изобрела маленькую хитрость.

— Это дрожь?

— Воображение. Я сидела бы на корточках, закутанная в одеяло, и закрыв глаза, представляла, что сейчас зима и на улице бушует буря. Лютый холод. Ледяной ветер. Вой метели.

— Не слишком радостный сценарий.

— Не снежная буря успокаивала меня. А сама мысль о том, что я в безопасности и тепле.

— И это работает?

— В конце концов, я всегда засыпала.

Этан хихикнул.

— Тогда поведай мне свою историю, Страж. Убаюкай меня.

Я улыбнулась, закрыв глаза.

— Мы недалеко от берегов Аляски на грузовом судне в Беринговом море. Сейчас конец лета, и воздух становится более холодным. Море спокойно, но дует довольно свежий ветерок.

Этан вздрогнул и вытянулся позади меня. Ближе ко мне.

— Мы в каюте. Не шикарно, но имеется толстый, мягкий матрац. Мы лежим вместе, снаружи свистит ветер, а под нами перекатываются волны. Мы закрываем глаза, и как только мир успокаивается и начинается снегопад, мы засыпаем.

— Милая история, — сказал Этан спокойно. — Но у меня есть рассказ, который переплетается с твоим. Вообрази ревущий огонь в тёмных глубинах Чикагской зимы. Представь тепло огня напротив твоей кожи…

— Я, наверное, приодену фланелевую пижамку, — поддразнила я, но Этан не отреагировал. Он наклонился к самому моему уху.

— Ничего на тебе не будет, Страж, кроме медальона Дома и улыбки.

— Это предсказание?

— Это обещание.

И, с возможностями, которые обещают всё, на мой взгляд, я позволила телу покоиться и уплыла прочь, засыпая.

Глава 4

В ГЛУБИНЕ

Когда я проснулась, кровать была пуста, а простыни остыли. В какое-то ужасное мгновение я подумала, мне приснилось, что он вернулся, и что его возвращение было жестоким плодом моего воображения.

Но дверь спальни открылась, и Этан вошёл внутрь с кофейной кружкой в одной руке и маленькой корзинкой в другой. Он посмотрел на меня и улыбнулся.

— Ты выспалась.

— Я не знала, что вампиры могут это, — я скрестила ноги и убрала прядь полос с лица. — Должно быть, я нуждалась в отдыхе.

— Твои синяки исчезли, но ты выглядишь бледной.

Я призналась. — Я не думаю, что я очень хорошо выспалась. Я всё ещё боюсь выпускать тебя из поля зрения.

— Потому что я могу исчезнуть?

Я кивнула.