Кумаонские людоеды - Джим Корбетт

На рассвете, приторочив тигровую шкуру к седлу, я поехал вперед, чтобы успеть заняться в Деби-Дхура отделкой шкуры. Там я рассчитывал заночевать. Проезжая мимо хижины на холме у Пали, я подумал, что могу доставить известное удовлетворение немой женщине, сообщив ей, что ее сестра отомщена. Оставив лошадь покормиться (она родилась близ снеговой линии и ела все — от дубовых веток до крапивы), я поднялся по холму к хижине и разложил шкуру тигрицы перед дверью, положив под ее голову камень. Дети, жившие в хижине, смотрели на это зрелище расширенными от изумления глазами. Услышав мой голос, в дверях показалась мать.

Я не рискую вдаваться в теоретические рассуждения по поводу шока и противошока, так как ничего не понимаю в этом вопросе. Все, что я знаю, — это то, что женщина, которая считалась немой в течение двенадцати месяцев и четыре дня тому назад не делала даже попыток отвечать на мои вопросы, побежала от хижины к дороге, приглашая мужа и соседей прийти и посмотреть, что привез саиб. Это внезапное восстановление речи очень озадачило детей, которые не могли оторвать глаз от лица матери.

Пока готовился чай, я рассказал жителям деревни, как был убит тигр-людоед. Через час мы снова двинулись в путь; целых полмили меня провожали благодарные крестьяне Пали.

На следующее утро мне пришлось столкнуться с леопардом. Упоминаю об этой встрече только потому, что она задержала мой отъезд из Деби-Дхура и потребовала от меня и моей маленькой лошадки дополнительной траты сил. К счастью, мой пони был так же тверд на ногах, как и силен. Держась за его хвост на крутых подъемах, сидя в седле на ровных местах и следуя за ним бегом при спусках, я сумел покрыть дорогу до Найни-Тал — расстояние в 45 миль — за время с девяти часов утра до шести часов пополудни.

Несколько месяцев спустя на дурбаре[11] в Найни-Тал губернатор Соединенных провинций сэр Джон Хьюитт наградил чампаватского тахсилдара ружьем, а человека, сопровождавшего меня при розысках девушки, — прекрасным охотничьим ножом. На оружии были выгравированы соответствующие надписи, оно заняло почетное место среди семейных реликвий обоих домов.

РОБИН

Я никогда не видел его родителей. Человек, у которого он был куплен, говорил мне, что это спаниель, имя его Пинча и отец его был отличной подружейной собакой.

Щенок мне, в сущности, был не нужен. Но случайно при мне одному из моих друзей принесли семь щенков одного помета, притом в очень грязной корзине. Пинча был самым младшим и самым тощим: было совершенно ясно, что он приблизился к пределу в борьбе за свою жизнь. Оставив своих менее несчастных братьев и сестер, щенок обошел меня кругом, а потом лег и свернулся у моих ног. Когда я поднял его и спрятал за пазуху — утро было страшно холодным, — щенок выказал мне свою признательность, лизнув меня в лицо, а я постарался не дать ему понять, что чувствую его противный запах.

Тогда ему было три месяца, и купил я его за пятнадцать рупий. Теперь ему тринадцать лет, и всего золота Индии не хватит, чтобы купить его у меня.

Когда я принес щенка домой и он впервые познакомился с хорошей едой, теплой водой и мылом, мы упразднили его кличку Пинча и назвали Робином в память верной старой колли, спасшей жизнь моего младшего брата (ему тогда было четыре года) и мою (мне было шесть) от нападения разъяренной медведицы.

Робин реагировал на хорошую пищу, как иссохшая почва на дождь. После того как он прожил у нас несколько недель, я как-то утром взял его с собой. Мне хотелось приучить его к звуку выстрела. Отойдя на некоторое расстояние, я выпустил два заряда.

У края нашей усадьбы растут колючки. Когда я обходил их, из них поднялся павлин. Я забыл, что за мной по пятам шел Робин, и сбил птицу выстрелом. Павлин упал в кусты, туда за ним кинулся Робин. Кустарник был густой и колючий, войти в него было невозможно, я обогнул его и вышел на поляну с большими деревьями. У меня был киноаппарат, и представлялся случай сделать единственный в своем роде снимок. Павлин, старая самка с распущенными перьями на шее, с перебитым крылом, побежал в чащу, таща за собой вцепившегося в хвост Робина. Подбежав, я необдуманно схватил птицу за шею и приподнял с земли. Она быстро ударила обеими ногами — и Робин полетел кувырком. Но уже через несколько секунд он был на ногах и танцевал вокруг мертвой птицы, тыкая мордочкой то в ее голову, то в хвост.

На первый раз урок был достаточным, и когда мы вернулись домой, то трудно было сказать, кто из нас был более гордым: Робин со своей первой птицей или я, спасший Робина из грязной корзинки. Охотничий сезон приближался уже к концу, и в ближайшее время Робину не приходилось отыскивать более крупной дичи, чем перепел или горлинка, изредка — куропатка.

Лето мы проводили в горах. При нашем ежегодном переселении на равнину в ноябре как-то в конце пятнадцатимильного пути лангур, отделившийся от большой стаи, поскакал по склону и перебежал через дорогу в нескольких дюймах перед носом Робина. Не обращая внимания на мой свист, Робин помчался за лангуром; тот быстро очутился в безопасности на дереве. Местность была открытая, с отдельными деревьями. После крутого спуска в тридцать или сорок ярдов она становилась ровной, а потом снова круто обрывалась в лежащую немного ниже долину. Вправо от этой ровной площадки вокруг глубокой дождевой промоины росло несколько кустов. Робин смело вошел в этот кустарник и сразу из него выскочил. Он бежал с прижатыми ушами и опущенным хвостом, спасая свою драгоценную жизнь от огромного леопарда. Леопард мчался за Робином; при каждом прыжке расстояние сокращалось. Я был безоружен, и вся помощь с моей стороны ограничилась криками во всю силу моих легких. К моим крикам присоединились и голоса носильщиков моего багажа. «Концерт» достиг апогея, когда сотня, а то и более лангуров стали на разные голоса издавать свои тревожные крики. Неравная отчаянная погоня продолжалась ярдов двадцать пять — тридцать, но как раз тогда, когда леопард мог уже схватить Робина, преследователь свернул в сторону и исчез в долине, а Робин обогнул горный склон и присоединился к нам на дороге. Из этого случая, когда Робин был на волосок от смерти, он извлек два полезных урока на всю жизнь: первый — что гнаться за лангурами опасно, второй — что тревожный крик лангура указывает на присутствие леопарда.

Позже щенок возобновил свое учение, прерванное весной. Вскоре, однако, стало ясно, что отсутствие ухода за ним в раннем возрасте и плохое питание сильно отразились на сердце Робина: он уставал после малейших усилий.

Для охотничьей собаки нет ничего более печального, чем оставаться дома, когда ее хозяин отправляется на охоту. Так как охота по перу была для Робина недоступной, я стал брать его с собой на охоту по зверю. Он так же быстро привык к этому спорту, как утка к воде, и вскоре стал сопровождать меня во всех моих экскурсиях с винтовкой.