Лучший из худших - Дашко Дмитрий Николаевич

Нам запрещалось выпытывать друг у друга детали прошлого: военнослужащие батальона, как красиво говорили нам, начинали жизнь с белого листа – я часто слышал это выражение. Но на уровне сплетен и слухов информация о всех и о каждом так или иначе просачивалась, становилась доступной.

Об Ушане поговаривали, что сюда его сплавили родители, которых он чуть не разорил пристрастием к карточной игре: в империи не были запрещены казино и игровые залы с «однорукими бандитами». Такие, как Ушан, обычно просаживают уйму денег и становятся всем должны. Что, собственно, и получилось. В итоге его сплавили сюда, чтобы спастись от разгневанных кредиторов.

Про Цыгана ходили слухи, очень похожие на правду, что он член крутой бандитской группировки, причём не из рядовых. Но в армию угодил отнюдь не из тюрьмы, в отличие от меня. Как и в моём мире, засадить такого за решётку – штука сложная. У ребят хватает бабла на всё: и на подкуп следаков, и на крючкотворов-адвокатов.

История Цыгана оказалась по-своему занятной и в чём-то романтичной: в парня втюрилась дочка какого-то аристократа, причём основательно. Девка так втрескалась, что сбежала из дома и несколько дней жила на хате любовника. Само собой, долго такая верёвочка виться не могла: папаше пришлось не по душе, что его дщерь вошкается с плебеем. В итоге Цыгана взяли в такой оборот, что самым лучшим выходом стала армия, и не рядовая воинская часть, а батальон смерти.

Глядя на его смуглое смазливое лицо, в это охотно верилось. Уверен, он перепортил до службы кучу девок. Вот только то, что Цыган – бабник, не делало его менее опасным. Это был отнюдь не комический персонаж. Глядя на него, я ни капли не сомневался: при необходимости он убьёт или покалечит – это было написано у него в глазах.

Ну что ж, посмотрим, что день грядущий нам готовит. Я уже примерно догадывался, что именно, однако надежда умирает последней, пусть и в тяжёлых муках.

Глава 8

– Вот, Цыган, привёл тебе Лана, как ты просил, – заискивающим тоном произнёс Кузя.

– Растворись, – велел ему тот, и Кузя, попятившись назад, быстро пропал с радаров. Сделал он это с видимым облегчением. Ему явно не хотелось быть свидетелем того, что скоро произойдёт.

Мне же предстояло отыгрывать ту роль, которую я сам на себя взвалил – независимого чувака. Говоря по правде, меня слегка потряхивало. Разборки – не мой конёк. Даже в прошлом, когда у меня была довольно приличная физическая форма и я мог постоять за себя, всегда сторонился подобных мероприятий. Да и отец советовал избегать левых тёрок, когда совершенно непонятно, каким боком оно тебе вылезет. Лезть в бутылку, с его слов, имело смысл, только когда задеты твои интересы.

– Чего звал? – поинтересовался я. Голос, к счастью, не подвёл, оказался ровным, хотя одному только богу известно, каких усилий мне это стоило.

– Вопросы к тебе накопились, Лан, – с ленцой уверенного в себе хищника протянул Цыган. Так кошка играет с мышкой, прежде чем окончательно задушить.

Он ждал, что я поинтересуюсь: о каких, собственно, вопросах речь? Но я догадался, что мне хотят навязать правила игры, и потому просто пожал плечами, демонстрируя, что откровенно не понимаю, о чём речь. Делал я это по возможности уверенно, изображая, что спокоен как слон, хотя сердце билось тревожной птицей в клетке, а к горлу подкатывал невкусный ком.

Цыган оценил моё поведение, обратившись к Ушану как к зрителю:

– Как думаешь, он дурак или прикидывается?

– Прикидывается, – с готовностью отозвался тот.

– Вот и я так думаю, – кивнул Цыган. – Прикидывается.

Он испытывал огромное удовольствие от процесса, растягивал и смаковал каждую секунду. Было в этом что-то от психологического садизма. Не часто я встречался с такими типами. Даже сокамерники мне попадались достаточно спокойные и уравновешенные, без всех этих понтов и вывертов.

– Если есть что предъявить, предъявляй. Если позвал просто побазарить, базарь с Ушаном, а у меня дел полно, – заявил я, понимая, что этим исключаю мирный способ урегулирования конфликта.

Впрочем, кого я обманываю: меня позвали сюда, чтобы унизить, и Цыган не из тех, кто резко поменяет планы.

– Предъява тебе нужна? – покачал головой он. – Будет тебе предъява. Люди говорят, что ты дятел, стучишь на всех унтерам.

– Мало ли что люди говорят… Конкретно изложить можешь?

– Да уж куда конкретнее. Каждую ночь после отбоя ты тусуешься с Санниковым, что-то перетираешь с ним. Никто не сомневается: ты стукачок. Как тебе предъява, а? – Он довольно вскинул подбородок.

Не ожидал, что наши занятия пустят такие круги по воде. Вроде каждая собака в курсе, чем мы занимаемся, а поди ж ты… Или Цыганку просто нужен повод, чтобы придолбаться, а какой – неважно. Не ночные упражнения в спортзале, так что-то другое. У него явно на меня зуб. Ну не нравится Цыгану моя независимость, такие любят, когда под ним ходят все. А непокорных учат.

– Предъява так себе, – хмыкнул я. – Всем известно, что я хреново подтягиваюсь. Санников меня тренирует после отбоя.

– И только? – презрительно фыркнул Цыган.

– Конечно. Ты пару раз к Белову ходил – я же не кидаю тебе предъявы, – подпустил шпильку я.

– Ах ты, сука! – побледнел Цыган. – На меня батон крошишь?

– Разве? – удивился я. – Я только сказал, что видел тебя у Белова. Но стукачом не называл. Твои претензии мимо кассы.

Действительно, я был свидетелем нескольких таких сцен. Что служило причиной этих визитов, понятия не имею, да и не забивал себе этим голову.

Но Цыгана конкретно зацепило. Его взгляд наполнился ненавистью.

– Лан, ты охренел! Хочешь, чтобы я проверил, действительно ли в тебе течёт голубая кровь?

Понятно, о моём аристократическом происхождении сослуживцы уже знали, хотя фамилию Ланских носят не только представители рода, но и бывшие крепостные – совсем как в моём мире. К тому же я почти телезвезда: о том злополучном убийстве рассказывали из каждого утюга. Наверняка мой фейс успел примелькаться, и никакое инкогнито здесь не спасёт.

– Моя кровь точно такого же цвета, как у тебя, – сказал я банальную вещь. – И ещё могу повторить: на своих никогда не стучал и стучать не собираюсь. Всё, Цыган, больше эту тему развивать не собираюсь.

Но так легко мне уйти не удалось.

Ушан, как полагается пресловутому Табаки, начал отыгрывать свою партию:

– Цыганок, а ведь он сейчас жаловаться на нас побежит! Зуб даю, стуканёт, – встрял у меня на пути лопоухий.

Если пропущу этот выпад, мне полный песец: доконают в ближайшие дни. Затравят уже всем коллективом. Ушан знал своё дело, мастерски втянув меня в конфликт.

– Пошёл нах… придурок!

Я двинул ему в челюсть. Удар был так себе, на троечку, да я и не особо старался вкладывать в него силы. Это было скорее демонстрацией, и только. Но кулак угодил в губу и разбил её в кровь.

Ушан потрогал саднящее место.

– Цыганок, ты только глянь: этот гад мне морду раскровянил! – с деланым изумлением произнёс он.

Сейчас меня будут учить и руками и ногами, понял я.

Ленивая расслабленность Цыгана куда-то прошла, он явил свою звериную сущность.

– Сука!

Он оказался хорошим боксёром, его прямому мог бы позавидовать Костя Цзю. Моей реакции не хватило, чтобы уклониться. Его кулак погрузился в солнечное сплетение. Из меня словно вышибли дух. Я машинально согнулся и тут же пропустил второй удар, не менее жестокий и опасный, на сей раз коленом в лицо.

В прошлой жизни у меня были шансы побороться с Цыганом на равных, но это тело было слишком слабо и не тренировано. Я словно налетел на фонарный столб: из глаз посыпались искры, в голове загудел колокол. Это было больно и унизительно.

Цыган издевательски захохотал, рядом, подвизгивая, вторил ему Ушан. Им доставляло удовольствие наблюдать, как я мучаюсь и страдаю. В их смехе не было ни капли сострадания, только издёвка.

– Что, Лан? Съел, сука? – склонился надо мной Цыган. – Теперь ты понял, что я сделаю с тобой, гандон штопаный?