Пассажир своей судьбы - Альбина Нури

Я повернул замочек на двери туалета. С детства (не знаю, по какой причине!) во мне жил страх (перерастающий в уверенность), что однажды в подобной ситуации замок не откроется. Произойдет это в общественном месте, и я окажусь в глупейшей ситуации, запертый в туалете, а работникам придется выламывать дверь, чтобы вызволить меня из заточения.

В этот раз ничего подобного не случилось, я вышел и собрался уже пойти в купе, где ехали мальчик и его мать, бурятская принцесса в розовой футболке, как вдруг одна из дверей с грохотом отворилась, и в коридор выбежала женщина с перекошенным от ужаса лицом.

– Помогите! – крикнула она, прижимая руку к горлу. – Вася… Вася умирает!

– Что случилось? – по инерции спросил я, хотя она уже сказала, что именно.

Женщина метнулась ко мне. Глаза у нее были круглые, как плошки, большие и немного выпуклые. Она так яростно таращилась, что я испугался, как бы ее глаза не выскочили из орбит. Вцепившись в меня ледяными влажными пальцами, женщина снова запричитала:

– Сердце! Говорила ему… – Что она говорила, так и осталось неясным. – Без сознания!

От нее пахло потом, я поморщился и невольно отстранился.

Женщина ослабила хватку, и я смог сделать шаг вперед к двери, откуда она выскочила. На нижней полке лежал мужчина в серой майке и шортах. Глаза его были закрыты, одна рука свешивалась к полу, вторая лежала на груди.

Единственного взгляда на бледное лицо с посиневшими, сжатыми в нитку губами было достаточно, чтобы понять: дело плохо.

– У вас что – нет каких-то таблеток? Лекарства?

– Нету ничего! – снова затрепыхалась женщина, обдавая меня душной волной острого неприятного запаха. – Помогите!

Из других купе на ее крики начали выходить пассажиры.

– Человеку плохо… Врача… Помирает вроде… Батюшки! – покатилось по коридору.

Люди ахали, качали головами, перешептывались. Некоторые спешно ретировались, другие же застывали в коридоре, по-гусиному тянули шеи в нашу сторону, подходили ближе.

– Нужен врач! – властно прогудел краснолицый пожилой мужчина, проталкиваясь к купе, где лежал пострадавший. – Есть здесь доктор?

Люди завертели головами, оглядываясь друг на друга. По всей видимости, врача не было.

Жена больного, почувствовав в мужчине того, кто может взять на себя решение проблемы, позабыла про меня, повисла на нем, залопотала что-то бессвязное.

– Проводника позовите кто-нибудь! – продолжал краснолицый. – У сотрудников аптечка должна быть!

Кто-то побежал, начал барабанить в дверь служебного купе.

– Пойду в соседний вагон, спрошу, может, там есть врач, – сказал я.

В спину мне летели чьи-то слова, толпа гудела, и я поймал себя на мысли, что все это успокаивает. Нет, не то успокаивает, что человеку плохо, а то, что в вагоне полно народу – обыкновенных, нормальных, живых людей. И все они, как и я, едут в далекий город Улан-Удэ.

После, когда все уляжется и несчастному окажут помощь, можно будет поговорить с кем-то из них, взять телефон, попробовать выйти в интернет и написать матери на почту. Или позвонить Сереге Васильеву – шут с ней, с ссорой! – попросить его объяснить матери, что у меня телефон сломан.

А кому еще я мог бы позвонить? Ну, если бы помнил наизусть все номера? Полно знакомых, с кем можно потрепаться, но никого, к кому захотелось бы обратиться в такой ситуации, как сейчас. Одним твои проблемы будут в тягость, кто-то сделает вид, что чересчур занят, чтобы помочь, а иные пообещают, но ничего предпринимать не станут, даже не почешутся. На Серегу я все же мог бы положиться. Хоть он и гад, конечно.

Я вышел в тамбур. Там было прохладно, и стук колес слышался гораздо громче. Открывая двери соседнего вагона, я подумал, что мне придется сейчас барабанить во все купе подряд, спрашивая, нет ли доктора, но оказалось, что этот вагон – плацкартный.

Ехать несколько суток и в купе – дело утомительное, но трястись в плацкарте… Это как мыться в общественной бане: сколько ни прикрывайся тазиком, твою задницу все равно видно со всех сторон. Особенно, конечно, «повезло» тем, кто ехал на боковушках. Даже крошечного закуточка – и то нет.

Зайдя в вагон, я замер, глядя на этот людской муравейник. Как к ним ко всем обратиться? «Товарищи пассажиры»? «Граждане»? «Господа»? А может – «люди добрые»? Так и не выбрав подходящего варианта, я решил не заморачиваться.

– Эй! – во весь голос гаркнул я. – У нас там, в вагоне, человек умирает! Среди вас есть медики? Кто-то может помочь?

– Помереть, что ли, помочь? – тут же вступил какой-то остряк. – Это они могут! Пять лет в институтах учились!

Кто-то засмеялся.

Но в основном народ реагировал правильно. Неравнодушно.

– Товарищи! Врач или медсестра есть? – повторила мой призыв пожилая женщина.

Другие подхватили, заговорили, принялись спрашивать, окликая друг друга. Пару минут спустя я увидел, что ко мне по проходу спешит худощавая женщина в очках. На вид ей было около пятидесяти, волосы туго стянуты в хвост. В руках она сжимала сумку – видимо, там были медикаменты.

– Пойдемте, – отрывисто проговорила женщина. – Где больной?

– Вы врач? – зачем-то спросил я, хотя это было очевидно.

Женщина смерила меня суровым взглядом. Стекла очков строго поблескивали.

– Старшая медсестра хирургического отделения. Довольно с вас? Или диплом показать?

– Нет, я просто…

– Теперь мы можем идти?

– А… да, конечно, – неловко проговорил я и повернулся к ней спиной. – Это тут, рядом. – И оглянулся через плечо, убеждаясь, что она идет следом.

– Спасибо, – запоздало поблагодарил я.

Но она не удостоила меня ответом, вместо этого спросила:

– Что с ним? Это ваш родственник?

– Нет, просто едем в одном вагоне. Я из туалета вышел, а его жена…

– Ясно, разберемся, – оборвала она.

Да уж, сердитая дама. Вот говорят, слово лечит. А такая целительница как глянет, как припечатает – сам себе операцию сделаешь, лишь бы ее лишний раз не побеспокоить. Зато по виду вроде опытная, должна помочь.

В моем вагоне было тихо. Коридор оказался абсолютно пустым, здесь никого не было – ни одного человека, и это выглядело странным. Даже невозможным. Только что в коридоре толпились и гомонили люди, а теперь толпа рассосалась, все разошлись по своим купе.

Сердце екнуло: куда же все подевались? Ни женщины с глазами-блюдцами, ни краснолицего вождя. Может, больной умер? Но тогда народу было бы еще больше…

Возможно, кто-то другой нашел врача и мужчине уже оказывают помощь? Скорее всего, так и есть.

Медсестра, которая не видела скопления пассажиров, не выказала удивления, только нетерпеливо спросила:

– Что вы застыли? Где пострадавший?

Я запомнил, куда идти – четвертое купе, если считать от туалета, и направился прямиком туда. Постучал костяшками пальцев и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Вернее, попытался, потому что она оказалась заперта.

– Что за хреновина? – пробормотал я, но тут дверь отъехала в сторону.

То, что я увидел, потрясло меня настолько, что первые минуты я молчал, не в силах открыть рот.

Открыла мне женщина, которая десять минут назад взывала о помощи и была на грани истерики. Теперь же лицо ее было абсолютно спокойным, большие рачьи глаза смотрели удивленно – и не более того. Ни паники, ни слез. Да оно и неудивительно.

Чего ей было бегать и рыдать, если ее муж, которого я своими глазами видел лежащим без сознания, теперь преспокойно сидел возле окна. На столике высился двухлитровый баллон пива, стояли три стакана. На газете лежала вяленая рыба, распространяя по всему купе характерный запах. В руках у женщины, ее мужа и еще одного мужчины, тоже сидевшего за столом, были игральные карты.

Люди мирно потягивали пивко и перекидывались в картишки, коротая долгий путь. А я стоял на пороге и сознавал, что эта мирная картина вызывает у меня необоримый, выкручивающий мозг ужас.

– Где пострадавший? – снова осведомилась медсестра, все еще стоящая позади меня.

Женщина, что лежала на верхней полке с журналом в руках, хохотнула:

– Пострадавший? В каком смысле?

Поскольку я все еще не обрел дара речи, медсестра ответила за меня:

– Молодой человек обратился за помощью, сказал, что у вас в вагоне умирает человек. Я медработник.

– Может, кто и помирает, а мы еще на тот свет не собираемся, – сказал мужчина, ради которого я побежал за врачом.

– Поживем пока, – подхватила его жена.

Оба они рассмеялись, и мужчина разразился хриплым натужным кашлем.

Да он это! Никакой ошибки быть не могло! Я же сам видел…

– Я же сам видел, что вы лежали вот тут! – я ткнул пальцем в сторону лавки. – А вы бегали по вагону, кричали, что он умирает! Тут была куча народу, все видели!

Что, если всё подстроено? Если это заговор против меня – бывает же такое? Они сговорились, чтобы свести меня с ума, и теперь нарочно морочат, прикидываются, разыгрывают невероятные сцены!