Афон и его судьба - Владислав Маевский

Вот какое настроение, какие чувства невольно вызываются афонским богослужением.

Русский монашеский хор пел на великой ектении греческое «Кирие элейсон» (Господи, помилуй) – и пел так, что если бы всю ночь продолжалось это, то не утомило бы слушать. Говорят, что в пении нельзя придать такой выразительности русскому слову «помилуй», как греческому «элейсон»…

До шестопсалмия, начинающегося около двенадцати часов ночи, разрешалось поддерживать в кубе кипяток и пользоваться им для утоления жажды. Один монах, дав мне щепотку чаю и кусок сахару, направил меня в особое помещение. Около громаднейшего куба поленница дров: она служит вместо стола, а дрова, раскиданные тут, вместо стульев. Около окна и на полу, сидя и стоя, торопливо пили кипяток сиромахи и пустынники. И – о, удивление – один сиромах вдруг назвал меня по имени. Я удивленно посмотрел на него.

– Помните, мы с вами вместе были в экскурсии из Ялты в горы?

И я, действительно, припомнил молодого тогда и хорошо одетого человека, который путешествовал по всей России и святым местам. Потом он был, как выяснилось, на хорошей службе. Но от всего отказался, поехал в Святую Землю, потом на Афон – и вот теперь смиренным иноком проживал в пустыньке с одним старцем-иеросхимником… Заговорившись, мы вышли последними. В храме читал шестопсалмие старший иеромонах при тусклом свете лампады.

Многие русские не знают, что удлиняет всенощные бдения на Святой Афонской Горе. Исполнительность, неторопливость, долгое чтение синодика на литии и сугубых ектениях; пред шестопсалмием, между кафизмами и по шестой песни канона читаются длинные святоотеческие поучения.

Бдение кончилось в седьмом часу утра. Ранняя литургия была в церкви святителя Иннокентия. Звон к поздней литургии начался в восемь часов утра. Позднюю литургию, как и всенощное бдение, служил священноархимандрит, настоятель скита, с множеством иеромонахов и иеродиаконов. В конце литургии был отслужен положенный молебен.

По окончании богослужения на открытом дворе на низких длинных столах был приготовлен обед для всех пришедших на праздник бедных сиромах и рабочих. Братская трапезная всех вместить не могла.

Проживая в те времена продолжительное время в Андреевском скиту, можно было заметить, что скитская жизнь – сравнительно с жизнью в монастыре Св. Пантелеимона – полегче. Богослужение хотя и производило сильное впечатление, но продолжительность его уступала продолжительности в Пантелеимоновском монастыре. При меньшем числе братии (около 550–600 человек) и трапеза улучшена: ежедневно, кроме Великого поста, бывала два раза; кипяток без ограничения.

В скиту пророка Илии

Широкоплечий и крепкий среднего роста, с улыбающимся лицом и умными глазами, он встретил меня в приемной зале для гостей. И вдруг на меня пахнуло чем-то родным, уютным и детски близким. Я почуял себя там, у себя – и не только в России, но на просторах родных полтавских и черниговских полей, среди их хуторов, высокой конопли и волнующейся пшеницы… Это был игумен Свято-Ильинского скита, архимандрит отец Иоанн. Он – игумен «по традиции», ибо скит, по той же традиции – украинский, запорожский. Больше двухсот лет тому назад основан был этот скит блаженным старцем Паисием Величковским – коренным украинцем, знаменитым переводчиком святоотеческих писаний с греческого языка на русский. Вот с тех пор и пошел обычай принимать в эту прекрасную обитель по преимуществу уроженцев южнороссийских губерний, которые и составляли значительное большинство братии до печальных лет российской разрухи.

На долю Ильинского скита выпало большое счастье считать своим основателем великого старца, достойного удивления по его высокой духовной жизни, подвигам и трудам. И он дал этому скиту своеобразный отпечаток – простоватой ласковости и христианской кротости. В ранней молодости инок Платон, снедаемый жаждой пустыни, безмолвия и уединения, покинул родную Украину и отправился в Валахию, где в то время процветало монашество. Но вскоре душа его возжелала совершенного уединения от людей и от мирских соблазнов, и, наслышавшись о Святой Горе Афонской, он отправился туда. Здесь принял постриг в мантийные монахи с наречением Паисием. Когда спустя несколько лет собралось вокруг смиренного Паисия целое братство, он испросил у греческого монастыря Пандократора необитаемую и ветхую келлию во имя пророка Иллии; но вскоре на месте этой келлии основал уже скит.

Своей подвижнической жизнью, трудолюбием, смирением и любовью ко всем он прославился по всей Святой Горе и был в великом у всех уважении. Но не долго, однако, суждено было этому светильнику светить на Афоне и согревать души ищущих спасения. С увеличением братства стало невозможным содержание его, и, забрав с собой шестьдесят четы ре инока, отец Паисий отправился в Валахию, где получил большой монастырь. По уходе его скит Св. Илии преимущественно пополнялся черноморскими казаками, которые, разновременно приходя на Святую Гору, селились в нем. Но, не вмещаясь внутри скита, монахи начали устраивать себе келлии вне его. А средства для жизни иноков и содержания храмов получались из доходов от рыбной ловли на реке Дунае и от пожертвований Черноморского войска. Во время греческого восстания 1820–1821 года на Афон нахлынули турки и разорили Ильинский скит, братия которого разбежалась и частью спасалась в России. Только в 1830 году монахи снова водворились в родном скиту и приложили много усилий, чтобы привести его в прежнее состояние. Но со времени этого нового поселения братии на Афоне и восстановления скита черноморцы больше уже не поступали в этот скит, а определялись туда лишь русские или запорожские казаки, состоявшие в подданстве Турции. В это тяжелое время, когда скит восставал из развалин и нуждался в помощи, туда явился замечательный человек, выдающийся ктитор и благодетель, иеромонах Аникита, в миру князь Ширинский-Шихматов.

В Свято-Ильинском скиту

Но полного процветания скит достиг лишь при старце Паисии втором. Этот трудолюбивый настоятель перестроил весь скит и к 1850 году закончил большой план своих работ. Число иноков снова стало умножаться, и вскоре уже опять недоставало помещений для вновь поступающих. И потому отец Паисий воздвиг еще один корпус, в котором устроил и две церкви. Жертвенные благодетели из России помогли скиту устроить величественный собор и в то же время удовлетворить все потребности обители. И все это довело ее до того цветущего состояния, которое она обрела накануне Первой мировой войны, когда представляла собой огромную и благолепную общежительную обитель. В это время скит имел уже свои обширные подворья в Одессе и Константинополе.

Предание гласит, что знаменитый подвижник и основатель Свято-Ильинского скита великий старец Паисий был человеком, сеявшим вокруг себя семена христианской кротости и необыкновенной доброты. Его простодушная ласковость согревала каждого, кто имел радость с ним встретиться. По всей вероятности, от него и перешла по традиции та же ласковость и теплота ко всем его последователям, населявшим Ильинский скит.

Этот скит расположен на северо-восточном склоне Афонской Горы, на холме, весьма красивом и живописном, но пустынном. С трех сторон он окружен высокими горными склонами, покрытыми вечной зеленью лесов и кустарников. И только с восточной стороны он совершенно открыт, представляя великолепный вид на море с лежащими вдали на голубой глади вод темными пятнами островов. Это – Тассо, Имбро и Самофраки, а также обширный остров Лемнос, наполовину скрытый за голубым туманом. За тем же туманом, но еще более густым и уже молочно-белым, едва виднеется на северо-востоке снежная заоблачная цепь гор Македонии. А там – высоко в лесной чаще, что к северо-востоку от Ильинского скита, – едва виднеется небольшой болгарский скит Ксилургу. В древние времена и он принадлежал русским монахам. Значительно ниже, на расстоянии получаса хода от скита Св. Илии, красуется древний греческий монастырь Пандократор, обнесенный высокой стеной, с еще более высокими башнями. Издали это не монастырь в современном представлении, а скорее полный средневекового величия замок.

От Ильинского скита до Кареи два часа ходьбы, а до моря – полчаса. Скит удален от дороги, вблизи его нет жилья. И потому здесь постоянная тишина и безмолвие, много способствующие инокам проводить жизнь сосредоточенную и нерассеянную. В этом тихом скиту я провел незабвенных две недели, занимаясь в библиотеке и душой отдыхая в беседах со своими новыми друзьями. Но самым сильным воспоминанием является радостная память о церковных службах в этой обители. Помимо ежедневных служб я имел счастье встретить здесь и один из особо чтимых двунадесятых праздников, когда все службы отличаются особой торжественностью. Но всенощное бдение здесь, на Афоне, все же выделяется своей красотой, славой и своеобразием.