Паутина - Сара Даймонд

Как только в поле зрения возник наш белый дом, мое внимание сосредоточилось только на нем, и все мысли были только о нем. Этот старый дом, все комнаты с низкими потолками были пропитаны затхлым духом истории, жизней и событий, связанных с ним в течение долгого времени. С холодной, крепнущей в моем сознании уверенностью я четко поняла еще кое-что: убийца выросла и поселилась здесь, а потом бежала в страхе за свою жизнь.

Входная дверь медленно, со скрипом закрылась за мной. Прихожая показалась еще холоднее, чем обычно, и, как всегда, полна теней — еще более зловещих, напомнивших о той, которая тоже их видела, которая входила сюда, как только что вошла я, и которая, возможно…

Хватит! Одернув себя, я пошла на кухню ставить чайник. Но мысли упорно возвращались к той трагедии, о которой я когда-то читала, не предполагая, что она хоть как-то затронет мою жизнь. Я помнила, что девочка, которую Ребекка Фишер зверски убила, была ее лучшей подругой. Как же ее звали, ту девочку? Эмма? Элейн? Что-то вроде этого. Сейчас мне казалось совершенно непростительным, что я почти не обратила внимания на то событие; тогда это была всего лишь статья о давнем преступлении, которую напечатали, дабы заполнить брешь в дневных новостях, — телевизионщики в подобных ситуациях крутят старые комедийные сериалы. Возможно, что-то помешало мне дочитать публикацию до конца. Например, телефонный звонок прервал чтение на середине, я отложила газету, а поговорив по телефону, напрочь забыла о ее существовании.

Но ведь она жила здесь, не выходило у меня из головы. Чайник закипал, а я, не находя себе места, направилась в гостиную, по-прежнему с голыми стенами. Дубовые балки по всей длине потолка абсолютно не сочетались с нашими вещами, и все, что мы привезли с собой из Рединга, выглядело в гостиной убого и неуместно. Купленная нами мебель предназначалась для комнат меньшего размера, там она производила бы впечатление модной, современной, создающей эффект свободного пространства. Сейчас я впервые заметила, как уродливо смотрится она здесь — словно наскоро разбитый лагерь в пустом доме, словно мы остановились лишь ненадолго и вот-вот отправимся дальше, прихватив с собой тюки с пожитками.

Меня охватило то самое тревожное чувство, над которым я смеялась всего несколько часов назад. Бесконечными ударами молота имя Ребекки Фишер звучало в моем мозгу, в том его уголке, где будто сигнальная красная лампочка осветила ее образ. Я поняла, что почти ничего не знаю о прежней хозяйке этого дома, нервной даме, которая слишком уж пристально следила за нами, сопровождая при осмотре дома. А она убийца, эта женщина.

Окно расположенной наверху комнаты для гостей, так же как и окно ванной, выходило в сад, и здесь остро ощущался сырой запах старины. Гостевая спальня была самой неуютной комнатой в доме, сюда снесли — именно снесли, а не обставили ее — несколько предметов мебели: узкую односпальную кровать, расшатанный прикроватный столик. В стенном шкафу полно места для хранения вещей, но шкаф стоял пустой. Перед окном помещался собранный нами компьютерный стол с компьютером, на нем я написала свой единственный роман, а теперь использовала только для электронной переписки с Петрой. Рядом с компьютером — принтер и старый факс Карла, к которому он не притрагивался по крайней мере год.

Как обычно, компьютер загружался целую вечность. Я с терпеливым непониманием дикаря, наблюдающего за магическими манипуляциями знахаря, следила за бесконечно сменяющимися на экране непонятными операциями. Когда компьютер наконец загрузился, я зашла в Google и в строке поиска набрала «Ребекка Фишер». Нажала ввод и стала ждать.

www.eastlancashireonline.co.uk

ТИСФОРД: ДОМ, ПОЛНЫЙ НЕОЖИДАННОСТЕЙ Уильям Ходж

Доведись вам в разговоре с жителем Соединенного Королевства упомянуть город Тисфорд в графстве Западный Ланкашир, ваш собеседник, будь то он или она, вероятнее всего, сразу свяжет этот город с единственным, но страшным событием 1969 года, произошедшим там, — это, конечно же, дело скандально известной Ребекки Фишер. Очень жаль, что даже сегодня этот город вызывает у общества крайне неприятное чувство. За прошедшие тридцать три года Тисфорд стал другим, и мнение о нем большинства людей абсолютно неверно.

Что и говорить, в тот бесславный период Тисфорд, согласно публикациям крупнейших национальных газет, был унылым, прозябающим в нищете городком. В первой половине двадцатого века лишь добывающая промышленность обеспечивала работой трудоспособное большинство жителей. Однако по прошествии некоторого времени эта отрасль оказалась в состоянии упадка, последняя угольная шахта Тисфорда закрылась в 1967 году, после чего безработица и обнищание населения приняли угрожающий характер. К 1969 году единственным крупным предприятием в городе оставалась текстильная фабрика, принадлежащая Деннису Фишеру — приемному отцу Ребекки Фишер. Мать Эленор Корбетт работала на этой же фабрике с 1965 года, в чем не было никакого совпадения и не было ничего удивительного, вопреки утверждениям журналистов. Будучи вдовой и единственной кормилицей семи дочерей, миссис Корбетт не имела возможности выбирать работу.

Нарастающее обнищание жителей Тисфорда привело к росту числа мелких преступлений, по преимуществу квартирных краж и проституции, однако ситуация в городе была далеко не столь криминальной, как описывалось в газетных статьях. У живущих здесь людей отношения были по преимуществу добрососедскими, семьи были большими и сплоченными, что гарантировало безопасность старикам и детям. Даже с ростом уровня нищеты бедные семьи не испытывали страха перед соседями, и только очень немногие держали двери своих домов на запоре в дневное время. Эта особенность городских нравов проявилась при массовом послевоенном строительстве примыкающих друг к другу жилых домов, расположенных у железнодорожного вокзала и сохранившихся по сей день (те, кто знаком с делом Ребекки Фишер, возможно, помнят, что Эленор Корбетт и сама выросла в таком квартале).

Однако сегодня любой гость Тисфорда сразу замечает произошедшие там разительные перемены. Текстильная фабрика была закрыта более двадцати лет назад, земля перешла в руки новых владельцев; в промышленной зоне на городских окраинах разместилось несколько центров телефонного обслуживания и предприятие по производству электротоваров. Серьезные обновления бросаются в глаза при взгляде на новые жилые массивы, выросшие вокруг города за последние двадцать лет. Сегодня, в 2003 году, типичный социальный статус жителя Тисфорда — отнюдь не безработный шахтер, а офисный или банковский служащий, живущий в большом удобном доме и делающий покупки в «Сейнзбериз». Вместо грязных закопченных пабов появились пабы «Рэт энд Пэррет»,[15] а пройдясь по городу пешком, вы поразитесь, как резко изменился его прошлый нищенский облик.

Трагедия 1969 года, несомненно, могла произойти в любом ином месте Британии. И потому невозможно не сожалеть о том, что эта трагедия легла такой черной тенью на память людей. Увы, Ребекка Фишер по-прежнему остается самой знаменитой горожанкой Тисфорда, и весьма вероятно, что память о содеянном ею еще долгое время будет сказываться на восприятии людьми этого города.

www.guardianonline.com

БЕСПРИСТРАСТНО Преступление, с 1969 года являющееся вехой в судебной практике, содержит массу примеров, поучительных с точки зрения природы реабилитации.

Изабелл Мансфилд

Воскресенье, 20 апреля 2002 года

Словосочетание «засекреченная личность» вызывает четкую ассоциацию с творчеством Джона Гришэма:[16] сразу же вспоминаются истории об осведомителях мафии в Соединенных Штатах, вожаках-предателях, променявших информацию на пожизненную гарантию безопасности. Внешне это выглядит сомнительным и даже аморальным, вызывает отвращение в благонамеренном обществе. И еще большее удивление вызывает тот факт, что подобное произошло в нашей стране более двадцати лет назад и что исход дела — к почти явному разочарованию таблоидов — оказался вполне успешным.

Когда сенсационное дело Ребекки Фишер попало в 1969 году на первые полосы всех газет и стало основным пунктом в сводках новостей, вспышка ненависти в обществе к главному фигуранту была пугающей и поистине беспрецедентной. Объяснялось это, несомненно, не только положением и статусом семьи Фишер, но возрастом преступницы и сутью ее преступления: избитая фраза зло в чистом виде с легкостью слетает с языка, когда среди смягчающих вину обстоятельств нет ни финансовых, ни социальных лишений. Тем не менее и за годы, проведенные ею в заключении, ярость толпы по отношению к Ребекке не стала меньше. Необходимо было обеспечить безопасность Ребекки Фишер после освобождения, и с этой целью Эдвард Кларк — впоследствии министр внутренних дел — пошел на беспрецедентный в судебной практике шаг, обеспечивающий ей пожизненную анонимность, объяснив это тем, что «в данном деле изначально имели место уникальные обстоятельства».