Новые записки Шерлока Холмса (сборник) - Дэвид Маркум

Вилли припарковал грузовик у старой церкви. Открыв дверцу и спрыгнув на землю, мы встали рядом, оглядываясь вокруг. Наконец Холмс повернулся и пошел в сторону. На какое-то мгновение я вдруг решил, что, пожалуй, все понял. Что, если Томас вернул все долги и обрел смысл жизни? Может, он теперь служит священником в этой церквушке, загладив свою вину перед семьей добрыми делами в этой позабытой всеми колонии?

Но когда я увидел, что Холмс и не собирается заходить в церковь, надежды мои испарились. Мой друг прошел вдоль здания, и у меня внутри все похолодело, хотя на улице ярко светило солнце.

– Вильям следил за каждым шагом Томаса, – произнес Холмс через плечо. – Он отправлял сюда деньги, но обратно не приходило никаких расписок о получении. Никто из местных заимодавцев не посылал в Лондон счета, хотя я и велел им так поступать.

Мы обошли церковь, и Холмс впустил нас через небольшие железные воротца на неухоженное кладбище, обнесенное забором. Тут закат поселения отдавался в сердце особенно горько – вокруг стояли заросшие и покосившиеся надгробия, со стен церкви облезала краска. Холмс пошел вдоль могил, осторожно обходя плиты и внимательно читая надписи. Некоторые фамилии не сразу удавалось расшифровать. Наконец ближе к заднему забору на осевшей земле у истрепанной сосны он остановился у трех камней.

– Пришли, – тихо сказал мой друг.

Я не хотел смотреть, но все же присоединился к нему. Вилли тоже был рядом, храня молчание. Мы стояли по бокам от Холмса, разглядывая три одинокие могилы с простыми валунами вместо надгробий. Это место располагалось в низине, так что сюда спускалась дождевая вода от церкви и всего остального кладбища – со временем она промыла у могил дорожку. Здесь даже трава не росла – вокруг была одна голая бурая земля, усеянная гравием.

Надгробие слева было поменьше и постарше – «Джейн Пауэлл Секстон, 1870–1892». По центру располагался небольшой камень, на котором был выгравирован уже истершийся и поросший мохом ягненок и надпись: «Джозеф Вильям Секстон, род. в 1892, ум. в 1894. Нежно любимый сын». А справа на крупном валуне значилось: «Томас Секстон, род. в 1863, ум. в 1896 вдали от дома».

Холмс выудил из кармана массивное золотое кольцо с изображением семейного герба. Он вытер его о плащ, потом поглядел на него против солнца. Удостоверившись в том, что кольцо чистое, он погрузил его в землю у неухоженной могилы Томаса. Затем сыщик поднялся и несколько минут хранил молчание, сложив руки и глядя на камень. У нас над головами в свете июньского солнца радостно пел пересмешник.

– Томас, брат отправил вам послание, – наконец тихо, но отчетливо произнес Холмс. – Он вас любит. И всегда любил. – Через минуту он добавил: – И он прощает вас.

Затем мой друг повернулся и отправился обратно. Вилли пошел за ним, а я провел у могил еще пару минут. Потом мы сели в грузовик и уехали прочь.

Дело о безумном ритуале

– В сущности, мы столь многого не замечаем, – заявил Шерлок Холмс.

Мы ехали по лесу в пошатывающемся грузовичке и как раз обсуждали жизнь, борьбу и гибель крупных и крошечных животных, насекомых и водных тварей, трагедии которых прятались от нашего взора в лесных чащобах.

Я, конечно же, понимал, что заявление Холмса относится к нашей беседе, однако его слова вполне подходили и к городку, который мы собирались посетить. Жители поселения и не подозревали, что вот-вот случится нечто дурное – городок поглотит порок.

Я уже упоминал, что мы с Холмсом путешествовали по США в мае и июне 1921 года. В ожидании завершения событий в рамках нашего первоначального расследования в Линвилле, Северная Каролина, мы с другом почти две недели путешествовали по восточному Теннесси. Как раз в начале того путешествия я познакомился со своей дальней родственницей Ребеккой Уотсон Маркум и ее семьей, проживающей в одном из приграничных округов северной части Теннесси.

После нашей встречи с кузиной мы ненадолго остановились в Регби, с тем чтобы Холмс смог исполнить давнее обещание, а затем сын Ребекки Вилли повез нас в Роквуд, на перегонную станцию.

Наш пусть пролегал по практически девственной природе, и день обещал быть приятным. Мы как раз проезжали Харриман – вокруг лежал все тот же захватывающий пейзаж, которым мы наслаждались еще утром. Вилли пояснил, что первоначально Харриман основали как поселение для трезвенников, – еще одна попытка создания идеального сообщества вроде Регби, в котором мы побывали всего пару часов назад. Первым колонистам так и не удалось достичь поставленной цели, но городок остался стоять. Своим выживанием он, вероятно, был обязан близкому расположению к углевозам, регулярно проходившим мимо.

Вилли предположил, что после визита в Регби, нам, возможно, будет интересно побывать и в Харримане, но, как мне казалось, Холмс уже был готов вернуться в Ноксвилл. Вскоре мы добрались до железнодорожной станции в близлежащем Роквуде.

Мы остановились на главной дороге недалеко от станции. Вокруг было довольно много машин, куда больше, чем накануне в Онейде. Город располагался вдоль железнодорожных путей, которые тянулись с востока на запад к основанию громадной горы, маячащей на горизонте с севера. Ее вершина была усеяна множеством выступов, покрытых низкорослыми деревьями. И как им только удалось пустить там корни? Я был уверен, что оттуда открывается невероятно восхитительный вид, однако возраст не позволял мне даже и думать о восхождении. Сомневаюсь, что и местные жители пытались взобраться на гору, разве что туда вел какой-то простой путь, скрытый от взора.

Мы как раз успевали на последний поезд в направлении Ноксвилла. Я попытался дать Вилли денег, чтобы он мог снять себе комнату на ночь, – мне казалось, что уже чересчур поздно для того, чтобы возвращаться домой через лес. Он согласился остаться в городе, но деньги у нас с Холмсом категорически не взял. Поезд вот-вот должен был отправиться, и мы наконец распрощались.

– Прекрасный молодой человек, – сказал мой друг, когда мы устроились в полупустом вагоне. – Можете гордиться своими родственниками, старина.

Я согласился с ним. Следующие несколько часов мы ехали молча – впереди была долгая поездка, к тому же каждый из нас собирался почитать газеты, купленные перед посадкой.

Мы прибыли в Ноксвилл, когда уже совсем стемнело, и снова остановились в небольшой гостинице у реки, как и пару дней назад. Отужинав, я вернулся в номер, Холмс же тем временем решил ознакомиться с городком. Я убедительно попросил его быть осторожным, и мы расстались. Ко сну я отошел рано – предыдущие два дня, которые мы провели в грузовике, путешествуя по пересеченной местности, вымотали меня.

На следующее утро Холмс, опрятный, как и всегда, в целости и сохранности появился на пороге моей комнаты.

– Доброе утро, Уотсон! – воскликнул он. – Готовы к завтраку?

– Старый вояка никогда не откажется от предложения перекусить, – ответил я. – Солдат знать не знает, когда в следующий раз представится такая возможность.

– Отважусь предложить вам задержаться в этом цивилизованном поселении еще на пару деньков, – отозвался знаменитый сыщик.

После завтрака мы прошли несколько кварталов и наткнулись на улочку, в конце которой слышался какой-то шум. Завернув за угол, мы увидели городской рынок. Оживленным его назвать было нельзя, все-таки дело происходило в будний день, да к тому же в утренние часы. Продавцы торговали овощами, дичью, мясом и фермерскими товарами.

– Не похож на рынок Ковент-Гарден, верно? – с улыбкой спросил я.

– Да уж, – отозвался Холмс и на мгновение отошел, чтобы поболтать с грузным и приветливым продавцом меда.

Пока они вели понятную лишь посвященным беседу на тему того, сложно ли содержать пасеку, я решил посмотреть на соседние лотки. Какая-то старушка продавала жареные пирожки с фруктовым пюре. Начинку заворачивали в тонкий пласт теста, затем пирожки обжаривали в масле и посыпали сахаром. Блюдо выглядело так аппетитно, что, несмотря на недавний завтрак, я купил пирожок с яблоками и прямо на глазах продавщицы моментально его съел. Довольный, я улыбнулся, а она кивнула мне.

– У вас на губах начинка от пирога, – заметил Холмс, вернувшись.

Утеревшись салфеткой, я уговорил и его попробовать пирожок. Он выбрал персиковую начинку – таких пирожков я почему-то не заметил. А когда мой друг заявил, что вкуснее ничего не пробовал, я купил еще один и для себя.

– Попозже съем, – пояснил я и заметил, что Холмс тоже вернулся не с пустыми руками. – Для сравнительного анализа? – уточнил я, кивая в сторону маленькой бутылочки с медом в его руках.

– Просто любопытно, – ответил знаменитый детектив, – каков вкус меда, который приносят здешние пчелы со здешнего клевера. Как вам известно, – продолжил он, когда мы вышли с рынка, – вкус меда определяется цветками, с которых пчелы собирают нектар. Может, вы даже вспомните, как пару лет назад я понял, что Джонас Финли отравился медом, который был получен из ядовитых растений.