Начальник Дикого Порта - Ольга Онойко

Л’тхарна зажмурился.

Что это за х’манк такой? Как будто есть две породы х’манков, и до сих пор люди имели дело только с одной…

Кожа на спине дернулась, точно ужаленная электрическим разрядом. “Думаешь, я для тебя это делаю? — Нет. — А зря”. Что он говорил, говоря это, — х’манк, которого вместо молока вскармливали ложью? Зачем он приходил, как приходит повелитель людей в своем праве, и коснулся его, как касается повелитель? Тогда Л’тхарна подумал, что х’манк все равно не понимает значения собственных жестов, каким оно принято у людей, и не разбирается в человеческой иерархии, но этот х’манк не просто знает честь, он даже умеет ее соблюдать.

Зачем он вообще взял Л’тхарну на корабль? Его, а не своего сородича х’манка?

Человек выпустил когти и уставился на них. И мысли его потекли вдруг совсем о другом.

Цмайши, сестра его отца, старая и умная правительница, за прошедшие сорок лет стала хитрой почти как х’манк. Она всегда умела раздобыть что-нибудь. И даже умела заставить это сделать кого-то другого. До второй войны, когда еще многие оставались горды по-прежнему, ей немало приходилось рычать на воинов. Многие и в толк взять не могли, почему это нельзя прямо сейчас отправиться туда, где зазывно светится надпись Only for humans, всласть убивать х’манков и найти хорошую смерть в бою. Почему нужно ждать и терпеть, и не трогать ненавистного врага, и копить какие-то деньги, чтобы выменивать на них какие-то вещи.

Самых упрямых глупцов приходилось убивать. Потому что если в прошлом залогом гибели был трусливый, то сейчас бездумная доблесть одного уничтожала всех.

Слишком силен враг.

А ведь когда-то х’манки боялись людей. Так рассказывали. Юные люди теперь понимали, что бывает ложь, их учили распознавать ее и не верить, но словам воинского наставника мальчишки доверяли безоговорочно. И все-таки это казалось слишком уж древней легендой.

Когда Л’тхарна уже жил в материнском чреве, до полного разгрома оставалось несколько месяцев. Еще воины с жестоким блеском в глазах метались по космосу, внушая трепет побеждающему врагу, и называли х’манков червями перед тем, как ворваться на борт их корабля и погибнуть с честью.

Х’манк пахнет сладким молоком, парным мясом и смертью. Х’манк живет на планете Хманкан, лазоревой и изумрудной, где возносятся к небу стройные здания, отливающие металлом, где в окна вставляют узоры из цветного стекла, а ночью на небе рисуют лучами картины.

Х’манк летает в черной пустоте на корабле по имени Элиза. У него белые волосы и ярко-голубые глаза. И когда он злится, то не багровеет, как прочие х’манки; его глаза тоже становятся белыми.

В кают-компании было тихо. Если анализировать слышимые частоты. Тишина эта казалась осязаемой — плотной и гулкой. В воздухе плыл ультразвук, порождаемый натянутыми нервами.

Делили деньги.

То есть денег как таковых еще не было, и прямо сейчас физически делить добычу тоже стал бы только дурак. Экипаж пиратского корабля совещался и размышлял — где, кому и как продавать, сколько требовать, сколько получит каждый и что дальше. Абордажная команда в совете не участвовала — их доли им причитались, а остальное не вызывало у боевиков интереса. Второй пилот общался непосредственно с “Элизой”, сидя в рубке.

Больше всего Рихарда волновал последний вопрос, то бишь что станет с экипажем после головокружительного обогащения. Сам он продавать ничего не собирался и в дискуссии участвовал на правах спикера, эксперта и рефери.

Больше всего за пластик традиционно давали первотерране и свои люди с Дикого Порта. Легально им гипероружие не продавали в силу антисоциальности, биопластик в руках этих парней оборачивался гуманистической катастрофой. Чуть меньше давали воротилы на двух Землях, не желавшие заносить свои псевдоживые игрушки в досье спецслужб.

Свои люди на Порту могли очень печально посмотреть на добычу ценой в миллиард. И попросить добровольных отчислений в фонд. В количестве пятидесяти процентов. Или семидесяти. Под угрозой закрытия приписки к планете.

Поэтому второй техник Рустам собирался выйти на связь с соотечественниками.

Сумма вышла даже больше, чем ожидалось. После тщательного взвешивания выяснилось, что в предполагаемых расценках контрабандисты везли более полутора миллиардов денежки.

“Ох и хреново же сейчас кому-то”, - подумал Рихард. Хотя в порт назначения грузовоз должен был прийти только через десять дней. Через десять дней у кого-то будет инфаркт.

Сто пять миллионов каждому.

— А теперь прошу вас, джентльмены, хорошо подумать и ответить на один вопрос, — негромко проговорил Люнеманн, когда споры поутихли. — Кто желает удовлетвориться достигнутым и уйти на покой? Сертификат будет стоить вам меньше миллиона.

Молчание.

— Хотите на Древнюю Землю? Каждый день видеть синее небо? Ни хрена не делать до самой смерти? Вилла у пляжа, девки пачками, летать куда хочешь, Швейцария, Вегас?

— Кэп, — усмехаясь, за всех ответил Родди. — Да тут ведь нет никого с Древней Земли. И любителей прекрасного нет. Кроме тебя. А что до понтонов, так у нас на Третьей Терре Хрустальный Город. И пусть подотрутся своим Вегасом.

Люнеманн не без одобрения хмыкнул.

— Джентльмены, другие варианты будут?

— Да ладно, — утомленно махнул рукой Джига. — И так ясно, что никто не уходит. Уходили бы — раньше сказали.

Ариец улыбнулся. Хорошо, от души.

“Элиза” оставалась грозой пространств.

Часа через два Рихард вошел в рубку. Ррит сидел, положив ногу на ногу: светился на икре выжженный в четырех красках арабеск. Поза делала Л’тхарну удивительно похожим на человека, — как тогда, у служебного входа казино. Желтые глаза бродили по многочисленным табло. Рихард бросил взгляд. Судя по показаниям, “Элиза” только что совершила обманный маневр: обошла стороной патрулируемый сегмент Ареала нкхва, не попав при этом в зону автоматического сканирования судов, проходящих по кратчайшему маршруту Земля — Цоосцефтес. Красиво. Виртуозно. Рихард восхитился и почувствовал легкую зависть — в который раз.

Ариец прошел через рубку и стал за спинкой пилотского кресла. Не в обычаях ррит было вставать и приветствовать вошедшего, а при их обонянии подойти незаметно весьма сложно. Л’тхарна полуобернулся к капитану. На пальцы Люнеманна, коснувшиеся синтетической кожи сиденья, упала прядь волос, гладких, более жестких, чем у людей.

— Ты хорошо водишь, — как ни в чем не бывало сказал Рихард.

Ррит вскинулся.

— Не так уж хорошо, — с благодарностью сказал он. — Медленно. И можно было пройти короче. У меня долго не было практики.