Волга впадает в Гудзон - Фридрих Незнанский

— Ну что, будем обсуждать весь список версий или…

— Если весь — домой только к утру попадем, — перебил его Слава Грязнов, а Турецкий покачал головой:

— Пессимисты вы, ребята, все-таки… Версий на самом деле немного: хозяйственная деятельность пострадавшего — раз…

— Издеваешься? — буркнул Грязнов.

— Ну если только над самим собой… Да, так вот: политическая — два. Ну и, наконец, что маловероятно, — личная неприязнь — три… Другое дело, что подозреваемых по каждой, думаю, наберется столько, что мало действительно не покажется. Думаю, какой-то круг хотя бы по одной из них начнет потихонечку проступать после разговора с заместителем Мансурова…

— С Томилиным? — вступил в разговор Меркулов. — Чуть не забыл: ты его вызвал на завтра на десять, верно?

Турецкий кивнул.

— Жаль, не смогу поприсутствовать, меня на это время сам вызвал.

— Ничего, думаю, мы со Славой и вдвоем управимся.

— Не слишком многого ты от него, Саня, ожидаешь? — поинтересовался Меркулов.

— Кто сказал, что я от него ожидаю многого? Но Томилин, насколько известно, был для покойника не только замом, они еще и дружили, можно сказать, домами… То бишь домом.

— Это как? — заинтересовался Грязнов.

— Примерно как мы с тобой, — ухмыльнулся Сан Борисович. — Поскольку ты у нас, Славка, убежденный холостяк, с семейными людьми ты не можешь дружить «домами», исключительно «домом»…

— А-а-а, теперь ясно: супруга Мансурова изредка из жалости звала Томилина в гости, чтобы наконец накормить по-человечески, как меня твоя Ирина Генриховна: исключительно из всеобщего человеколюбия, гуманизма и демократизма!

— Примерно… Словом, есть надежда, что после общения с Всеволодом Ивановичем туман слегка рассеется.

— А не мог этот друг его сам заказать? — Меркулов задумчиво посмотрел в окно. — Ведь в данной ситуации — я имею в виду устранение Рената Мансурова — Томилин, несомненно, выигрывает по всем статьям. Во-первых, автоматически оказываясь во главе такой махины, она же бездонное корыто, как «Россвияжэнерго». Во-вторых…

— Костя, давай не будем гадать? — мягко прервал своего шефа Александр Борисович. — Вот поглядим мы на него завтра со Славой — тогда уж и погадаем… В меру, конечно… Хотя, если честно, насчет того, что заказ — его, я сомневаюсь заранее.

— Почему?

— Все очень просто. Эти двое господ, по идее, врагов должны иметь по преимуществу общих, поскольку все дела и делишки, на которых их мог поиметь покойный, он проворачивал и вершил в паре с Томилиным. Я тут поинтересовался, поворошил кое-какие старые СМИ, в Интернет прогулялся и кое-что любопытное выяснил.

— Говори — не томи! — встрял Слава Грязнов, поскольку Турецкий сделал паузу.

— Я не томлю — вспоминаю, с которого именно восемьдесят какого-то года их имена начали упоминаться в прессе рядышком… Как вы понимаете, к тому моменту, как Мансуров начал едва ли не символизировать вместе с еще парой персонажей перестроечные и постперестроечные реформы, Томилин уже был при нем. Это раз.

— Что, еще и «два» есть?

— А як же ж?.. Но это, братцы, уже из сугубо гуманитарной области… Славка, заткни уши, ты про психику, равно как и про психологию, не любишь!

— Валяй, стерплю как-нибудь, — буркнул Вячеслав Иванович.

— Ну гляди, сам напросился… Кто-нибудь из вас по жизни с Мансуровым сталкивался?

— Ну я… А что? — подозрительно поглядел на своего подчиненного Константин Дмитриевич.

— Ну и как он тебе? Я имею в виду — как бы ты охарактеризовал мансуровскую личность?

— Не могу сказать, что знал его близко, — пожал плечами Меркулов. — Но впечатление о нем, как ни странно, в общем неплохое… Несомненно умный. По-моему, ироничный… И неправдоподобно сдержанный… Такое чувство, что у мужика не было ни единой слабости, вот как раз это в нем и раздражало… слегка.

— Тебя слегка, а кого-то, возможно, и куда сильнее, — произнес Слава Грязнов.

— Славка, не уводи от темы! — усмехнулся Турецкий. — Ты же, Костя, сейчас нам нарисовал несомненно сильную личность.

— Кто б сомневался? — удивился Меркулов. — Да будь он послабее — ему бы не только такой карьеры не сделать или там не удержать в руках такой концерн, но, пожалуй, и помереть бы в итоге не своей смертью не удалось… Тьфу, я, по-моему, со всего того уже заговариваться начал… Слушай, Саня, ты, собственно говоря, с какой стати ко мне с его характеристикой прицепился?!

— С той, что две сильных личности в одном флаконе долго не удерживаются, Костя! А следовательно, Всеволод Иванович Томилин персонаж Мансурову далеко не равноценный, а поскольку при этом вряд ли дурак, то и сам понимает разницу между собой и покойным ныне шефом!

— Ну не знаю, как ты, Костя, но я точно не понял, каким образом это снимает с него в Саниных глазах подозрения, — вздохнул Грязнов.

— Я ж говорил — заткни уши, — фыркнул Сан Борисович. — Вот представь, что ты человек информированный, абсолютно в своей сфере профессиональный, но при этом принимать решения способен лишь до определенного уровня. Решения, имеющие глобальные последствия, тебя, в частности, пугают, но тебе их на протяжении многих лет и не надо принимать: для этого рядом всегда есть Мансуров.

— И вдруг он исчезает, — подхватил Меркулов. — М-да… Если ты прав, Саня, Томилину сейчас должно быть крайне неуютно. Но это если прав! А как насчет варианта, при котором он с годами обрел внутреннюю уверенность, что вполне мог справиться и без сильной мансуровской личности?

— А насчет этого — читай пункт номер один про общих личных врагов, — рассмеялся Турецкий. — Насколько я знаю, отстреливаться из положения спина к спине, когда окружают тебя со всех сторон, куда сподручнее, чем в одиночку. Ладно, братцы, пора по коням… Ирка моя за последние три часа не позвонила ни разу, — следовательно, приняла решение смертельно обидеться на позабывшего дорогу домой мужа.

5

И среди коллег-бизнесменов, и вообще среди тех, кто знал достаточно близко главу концерна «Русь-металл» господина Вагина, Руслан Петрович слыл человеком верующим. Собственно говоря, так оно и было. Поэтому то, что раннее утро следующего после гибели Мансурова дня застало Руслана Петровича на входе в храм, прихожанином которого он числился, исключительным фактом не являлось.

Терпеливо выстояв раннюю обедню в обществе двоих личных охранников, переминавшихся за спиной шефа и неуверенно крестившихся вслед за ним в положенных местах службы, Вагин подошел к священнику, благословлявшему прихожан, в числе последних и, приложившись к кресту, улыбнулся батюшке.

— Я уже давно обратил внимание, — произнес он негромко, — канун[1] у нас не нов, да и маловат для такого храма. Могу я пожертвовать на новый? И довольно ли будет для этого, скажем, тысячи долларов?

— Благослови вас Господи, — глаза священника невольно округлились, — только, Руслан Петрович, на то, чтобы канун поменять, и половины вполне бы хватило.

— Ничего, батюшка, — усмехнулся Вагин, — полагаю, если что останется, так у храма ведь и иные расходы имеются — во славу Божию…

— Благослови тебя Господи, сынок, — растерянно пробормотал священник, все еще недоверчиво провожая взглядом пачку стодолларовых купюр, исчезающую под пальцами Вагина в прорези ящика для пожертвований, стоявшего возле алтаря, и мысленно благодаря Бога за то, что у богатого прихожанина хватило такта опустить деньги именно туда, а не сунуть в руки ему лично.

Склонив голову под благословение, Руслан Петрович между тем, прежде чем выйти из храма, подошел уже во второй раз за утро к распятию и, перекрестившись, прошептал так тихо, что даже следовавшие за ним по пятам охранники не разобрали:

— Господи, благодарю Тебя за избавление от врага видимого, иноверца без имени, в Твоей Книге жизни не вписанного!..

И лишь после этого счел возможным покинуть маленькую церквушку, в которой и отстоял службу: Руслан Петрович Вагин втайне гордился тем, что предпочитает свой маленький и ничем особым не примечательный храм роскошным соборам, считая это исполнением одного из послушаний, посланных ему Богом…

Когда его черный «мерседес» достиг головного офиса «Русь-металла», никто уже, включая охранников, не признал бы в господине Вагине того смиренного прихожанина, каким он являлся еще полчаса назад. Крепкий, широкоплечий, немного приземистый блондин с острым взглядом холодноватых серых глаз и уверенно сжатыми, твердыми губами, недавнего жертвователя не напоминал решительно ничем. Прошествовав по длинному, устланному ковровой дорожкой коридору к своему кабинету среди почтительно расступающихся перед грозным шефом, снующих из кабинета в кабинет сотрудников, он достиг своей просторной приемной и, прежде чем войти в святая святых фирмы, на ходу бросил вышколенной секретарше: