Византия. Быт, религия, культура - Тамара Райс

Если император пребывал в Константинополе или другом крупном городе, он должен был присутствовать на играх в цирке или на гонках колесниц на ипподроме. Несмотря на свое языческое происхождение, развлечения подобного рода проводились почти регулярно на протяжении всей истории Византии, и не только в Константинополе, где ежегодно 11 мая играми праздновалось основание города, но и на провинциальные ипподромах. Основной составляющей этих торжеств была гонка на колесницах, причем в каждую было запряжено четыре лошади в ряд. В Константинополе старт гонкам давал император. Делал он это, бросая белый носовой платок, называвшийся «маппа». Четыре забега проводилось утром и четыре после полудня. В промежутке император давал обед. Во время Готских игр он проводился в «зале девятнадцати диванов». По окончании каждого дня император вручал призы абсолютным победителям. Они состояли из оригариона (золотого символа), серебряного шлема и пояса. В перерывах между забегами зрителей развлекали мимы, танцоры, акробаты и циркачи, многие из которых выступали под аккомпанемент органов и лютней. Высокопоставленные гости из Киевской Руси были так потрясены этими увеселениями, что в XI веке великий князь Киевский приказал изобразить некоторые их сцены на стенах лестницы, ведшей к его скамье в киевском соборе Святой Софии. Многие из тех рисунков сохранились до наших дней и оказались единственными известными нам изображениями этих увеселений.

Как единоличный источник закона и порядка, император был довольно занятым человеком, его день был долгим и насыщенным. Императора будили ежедневно в шесть утра тремя ударами в дверь. Он вставал и одевался без посторонней помощи, обходясь без каких-либо церемоний, подобных той, которую позднее ввел Людовик XIV, король Франции. Она известна нам как lever du roi{6}. Из своей спальни император шел в Золотой зал, чтобы помолиться перед иконой Спасителя, находившейся там в специальной нише. После чего садился на трон и завтракал. Поев, он принимал управляющего двором и обсуждал с ним распорядок дня. Потом наступал черед министров и вельмож, у которых были безотлагательные дела к монарху. Все приходили к нему в роскошных мантиях с изысканной вышивкой, которые приличествовало носить на занимаемом ими посту. В присутствии императора всем, кроме патриарха, полагалось стоять. Покончив с делами, министры удалялись, а патриарх часто оставался отобедать с императором. Перед тем как войти в столовую, они оба снимали свои мантии и надевали их только в конце обеда; перед уходом патриарх обнимал императора.

Император был обязан подписывать практически все государственные документы. Поначалу они составлялись на пергаменте, но в XI веке появилось некое подобие бумаги, называвшееся «бомбазин» (поскольку оно изготовлялось в Багдаде). Имя и титулы императора писались в шапке любого документа очень крупными буквами и особым шрифтом. Император ставил свою подпись в конце страницы пурпурными чернилами. Всеми письменными принадлежностями ведал особый высокопоставленный вельможа. Он был должен предоставлять пурпурные чернила за собственный счет и вряд ли мог хоть сколько-нибудь компенсировать эти расходы тем влиянием, которым обладал. Каждый документ, подписанный императором, регистрировался в архиве. Особый правительственный отдел отвечал за перевод тех сообщений, которые посылались за границу. Списки с переводов присоединялись к спискам с оригиналов и хранились вместе с ними. Особые грамоты, известные как «буллы», часто писались золотом. Если наверху в ней изображался Христос и император в официальной мантии и короне, ее называли «хризобуллой», то есть «золотой буллой».

Хотя императоры были людьми занятыми и жизнь в Византии (особенно при дворе) строго регламентировалась четко проработанными предписаниями, было бы ошибочно считать правителей этой империи простыми марионетками. Все они обладали самобытными характерами и яркими индивидуальностями. У многих был широкий круг интересов, и они проводили часы досуга, занимаясь личными делами. Некоторые отличались общительностью и часто приглашали гостей, чтобы те разделили трапезу с императорским семейством, а часто сами с радостью принимали приглашения отобедать в домах своих подданных. Все они вели полноценную семейную жизнь, не выставляя ее на обозрение. Юстиниан старался проводить все свободное время с Феодорой, в которой души не чаял, для чего ему приходилось просыпаться на рассвете и ложиться очень поздно, а иногда и вставать среди ночи, чтобы почитать или позаниматься. Он не ел мяса и не пил вина. Никифор Фока (963–969) и Василий II (976–1025) также были умеренны в еде и питье. Лев VI взял себе за правило гулять по улицам Константинополя по ночам, тайно и в одиночестве, чтобы своими глазами видеть, исполняет ли полиция его приказ арестовывать бродяг. Однажды ночью, переодетый бродягой, он убедил двух дозорных отпустить его, но третий проигнорировал его мольбы и отправил в тюрьму. Утром Лев наградил последнего и строго отчитал первых двух. Еще он очень любил без предупреждения посещать монастыри и оставаться там на обед. Михаил IV (1034–1041) жил в страхе перед восстанием и часто объезжал улицы Константинополя, выглядывая, не собираются ли люди в группы и не замышляют ли чего-то против него. Константин VII Багрянородный в свое правление увлекался написанием и иллюстрированием книг. Феодор Ласкарис тоже был прекрасным каллиграфом и иллюстратором книг. Почти все императоры покровительствовали искусству и были страстными собирателями красивых предметов.

Когда император умирал, его тело помещали в Зале девятнадцати диванов в короне, дивитиссоне, хламисе и пурпурных туфлях. Духовенство из собора Святой Софии и сенаторы стояли вокруг него и пели панихиду. После троекратного крика: «Иди, император: Царь царей, Бог богов призывает тебя», тело переносилось в Халке императорской охраной. А оттуда его несли по Месе к последнему покою. Иногда для этого избирали какую-нибудь церковь. Роман Лакапин и его жена Феодора были погребены в церкви Мирелайон. Когда траурная процессия достигала последнего пристанища покойного монарха, распорядитель делал шаг вперед и снова провозглашал: «Входи, император: Царь царей, Бог богов призывает тебя». Потом он выкрикивал: «Сними корону свою». С этими словами корону снимали с головы почившего императора и на ее место возлагали пурпурный венец. После чего гроб закрывали, и начиналось погребение. Похожий ритуал проводился в случае смерти императрицы.

Глава 3

Церковь и духовенство

Император Юстиниан написал предисловие к сборнику юридических кодексов, изданных под названием «Шестая новелла». В нем он высказывал мнение о том, что «величайшими дарами, которые Господь в своей любви к человечеству послал людям, являются религия и империя, поскольку первая служит делам божьим, а вторая — делам земным». Византийцы разделяли его убеждение, многие из них сравнивали империю с человеческим телом, а церковь — с душой. Вполне естественно, что при таком отношении простые люди были столь же близки к религии и церкви, как император и духовенство. И неудивительно, что так обстояло дело в начале византийской истории, поскольку годы становления христианства были отмечены все возрастающим недовольством старыми и дотоле широко распространенными верованиями, например культом Солнца, митраизмом{7}, зороастризмом или почитанием богов, принятым в Греции и Риме. Христианство предлагало некоторый моральный кодекс, который вселил надежду в самые разочарованные сердца. Его представление о едином Боге как о высшей силе, управляющей всем в жизни, привлекло тех, кто разуверился в ссорящихся по пустякам злобных обитателях Олимпа. Возможности, которые христианство предлагало женщине, открыли дорогу ее развитию, которое неизбежно сказывалось на повседневной жизни. Более того, каждый новообращенный понимал, что лучшая жизнь на земле и спасения души в будущем зависят от его стремления жить в соответствии со всеми канонами новой веры. А эта убежденность, в свою очередь, приводила к тому, что он приписывал особую важность христианскому учению. Вера в то, что теологическая ошибка может помешать душе христианина попасть в Царствие Божие, прочно вошла в разум византийцев и оставалась там на протяжении всей истории империи, и в результате, даже в последние годы ее существования, всякий, кто исповедовал христианство, интересовался делами церкви так же основательно, как первые неофиты. Более того, само устройство империи помогало упрочить связь между церковью и государством, так что они играли практически равнозначные роли в установлении законов, по которым жили люди.

Христианство имело, по существу, восточную природу. По этой причине оно нашло первых и самых страстных приверженцев в Египте, Сирии и Малой Азии. Духовная составляющая новой веры неожиданно нашла отклик у жителей этих регионов, их разум был гораздо более созвучен ей, чем разум несколько циничных греков или холодных, рассудительных римлян; у тех и других мировоззрение отражало культ богов классического периода. Константин оставался язычником, но не мог не замечать существования этих противоречий, поскольку вскоре после легализации христианства, еще в 325 году, он созвал совет духовенства в Никее. Священники собрались под его председательством, чтобы обсудить вопросы учения и в особенности то, что называется «ересью Ария», то есть они должны были решить, были ли Бог Отец и Христос одной природы или, как утверждали арианцы, отличались друг от друга, поскольку Христос, как сын Божий, появился после Бога Отца.