Ветры Дюны - Брайан Герберт

– Арракис всегда был объектом нападения, поэтому Пауль во время джихада укрепил оборону планеты. Теперь, когда Пауля не стало, Алия хочет, чтобы я убедился, что мы готовы к неожиданностям.

– Шаддам жив и в изгнании на Салусе Секундус, – заметил Гурни. – Это тебя тревожит?

– Меня тревожит многое, и я стараюсь быть готовым ко всему. – Направляя орнитоптер к посадочной площадке станции, Дункан передал опознавательный сигнал. – Я никогда не отказывался от твоей помощи, Гурни. Пауль хотел бы, чтобы мы работали вместе.

«Пауль», – подумал Гурни с горечью. Конечно, подлинный Дункан Айдахо должен был помнить его именно так, ведь это имя Атрейдеса, напоминание о Каладане, артефакт истории. Здесь, на Дюне, Пауль стал Муад'Дибом, совсем иной личностью, чем сын герцога.

Под рев двигателей, искусно работая стабилизаторами, Дункан посадил орнитоптер на оплавленную площадку за укрепленными стенами аванпоста. Они вышли и направились в центральное здание, куда по причине неожиданной инспекции сбегались военные.

Дункан рядом с Гурни методично переходил от одной установки к другой, браня солдат за неаккуратность. Он указывал на невычищенные и неоткалиброванные орудия, на пыль на механизмах слежения, на помятые мундиры, обратил внимание даже на запах пряного пива в утреннем воздухе.

Гурни не мог винить его в том, что он недоволен состоянием станции, но он помнил также, как упал нравственный дух в войсках Атрейдесов после прибытия герцога Лето на Арракис.

– Пауля не стало, и эти люди в растерянности. «Солдат всегда должен сражаться, но он дерется смелей, когда есть за что». Не ты ли сказал это, мастер меча?

– Мы оба мастера меча, Гурни Халлек, хотя ты и не обучался на Гиназе. Я тебя кое-чему научил. – Глядя на солдат, Дункан – ментат – провел свой анализ. – Они приспособятся. Алия должна знать, что они не в лучшем состоянии. После похорон Пауля я всех тут перетрясу и накажу самых злостных нарушителей, чтобы привести в чувство остальных.

Это заявление встревожило Гурни: исторически Атрейдесы никогда не правили с помощью страха. Но все изменилось, когда Пауль стал мессией фрименов и взошел на трон Дюны, получив под свою руку империю из тысяч беспокойных планет.

– Я бы хотел, чтобы ты сделал это как-то иначе, – сказал он.

Гхола посмотрел на него металлическими глазами. В эту минуту он вовсе не походил на Дункана.

– Нужно думать о реальности, старый товарищ. Если Алия сейчас проявит слабость, это чревато нашим падением. Я должен защитить ее.

С высокой стены укрепления Гурни смотрел на пояс неровных скал, частично охватывавший бесконечное пространство песка. Он понимал, что Дункан прав, но здесь, кажется, не было конца жестокости правительства.

– Я вижу в глазах воинов признаки слабости и слышу то же самое в голосе начальника станции. – Дункан посмотрел на спутника. – Я научился читать самые незначительные подробности, потому что под поверхностью всегда скрывается смысл. Я вижу это даже в твоем лице, в том, как ты сейчас смотришь на меня. Я не чужак.

Гурни задумался над ответом.

– Верно, я был другом Дункана Айдахо и оплакивал его смерть. Это был смелый и верный воин. Ты выглядишь и ведешь себя, как он, хотя ты гораздо сдержанней. Но гхола… не понимаю. Каково это?

Дункан словно смотрел в прошлое.

– Помню первые мгновения сознания, когда я, смущенный и испуганный, лежал в луже жидкости на твердом полу. Тлейлакс сказал, что я был другом императора Пауля Муад'Диба, а теперь должен втереться к нему в доверие и уничтожить его. Это было подсознательное программирование… для меня невыносимое. Я отказался исполнять приказ, навязанный мне, разбил свою искусственную дупгу и в это мгновение снова стал Дунканом Айдахо. Это я, Гурни.

Глухо – это было скорее обещание, чем угроза – Гурни сказал, положив руку на рукоять кинжала:

– Если я когда-нибудь заподозрю, что ты намерен причинить вред семье Атрейдесов, я убью тебя.

– И если действительно будет так, я не стану противиться. – Дункан вздернул подбородок, запрокинул голову. – Обнажи кинжал, Гурни Халлек. Вот, я обнажил горло, если ты сейчас так считаешь.

Прошло долгое мгновение, Гурни не шелохнулся. Наконец он убрал руку с рукояти.

– Настоящий Дункан именно так предложил бы свою жизнь. Я принимаю тебя… сейчас… и признаю, что никогда не смогу понять, через что ты прошел.

Дункан покачал головой. Они стали спускаться по длинной крутой лестнице к посадочной площадке, где ждал орнитоптер.

– Когда-нибудь ты умрешь и тогда, возможно, поймешь.

Подлинное прощение резке меланжи.

Толпа, окружившая храм Алии, напирала со всей доступной ей энергией. Множество жизней, множество сознаний, все в едином настрое…

Стоя на балконе храма высоко над толпой, Джессика поняла, что должен был испытывать Пауль как император, что ежедневно испытывает Алия. Белое солнце Арракиса высоко над головой, и башня храма превратилась в гномон, бросающий стрелку тени на циферблат из людей.

– Спасибо за то, что сделала это, Алия, – сказала принцесса Ирулан, высокая и хладнокровная, но даже не старающаяся скрыть искреннюю благодарность и облегчение.

Алия посмотрела на нее.

– Пришлось. Мать заступилась за тебя, и ее слова были разумны. К тому же этого хотел бы Пауль.

Стоя рядом с принцессой, Джессика сложила руки.

– Это открытая рана, и ее нужно залечить.

– Но есть условия, – добавила Алия.

Взгляд Ирулан не дрогнул.

– Условия всегда есть. Я понимаю.

– Хорошо, тогда пора.

Не откладывая, Алия вышла вперед на солнце. Когда люди внизу увидели ее, их голоса осязаемо понеслись вверх. Алия стояла, глядя на толпу; улыбка на ее лице застыла, волосы свободно свисали.

– Моего отца никогда так не приветствовали, когда он обращался к народу на Кайтэйне, – прошептала Ирулан Джессике.

– После Муад'Диба люди никогда больше не станут смотреть на своих вождей по-прежнему.

Джессика понимала, какой опасной и соблазнительной может быть власть; поняла она и то, что Пауль высвободил вихрь сознательно, понимая, что делает. И вихрь вырвался на волю.

Когда-то давно, в пещере фрименов, ее очень пугал его выбор – разжечь большой костер из пропитанной религией растопки традиций пустыни. Опасная путь, и, как оказалось, коварный, чего и опасалась Джессика. Как Пауль мог думать, что сумеет погасить пламя, когда надобность в нем отпадет? Теперь Джессика боялась за Алию в этой буре, боялась того, что вынесет на поверхность человечество.

Алия заговорила, ее усиленный голос разнесся над большой площадью. Толпа затихла, впитывая ее слова.

– Мой народ, мы переживаем трудное и опасное время. Сестры Бене Гессерит учили меня, что нужно уметь приспосабливаться. Фримены говорят, что мы должны отомстить. А я говорю, что мы должны залечить рану.

Враги Муад'Диба, те, кто организовал этот заговор, понесли кару. Я приказала казнить их, и мы вернули себе их воду. – Она повернулась и протянула руку в помещение башни, призывая Ирулан. – Но есть еще одна рана, требующая исцеления.

Принцесса расправила плечи и встала на солнце рядом с Алией.

– Вы слышали разговоры, будто принцесса Ирулан участвовала в заговоре. Кое-кто из вас гадает, насколько она виновна.

Ропот превратился в низкий хоровой рык. Джессика, оставаясь не на виду, в комнате, стиснула кулаки. Она говорила Алии, что нужно сделать, и дочь согласилась с тем, что это разумно. Но сейчас – когда все эти люди в ее власти – Алия может передумать и велит казнить Ирулан, и ничто во вселенной не спасет ее. Люди ворвутся в храм и растерзают Ирулан.

– Прочь сомнения, – сказала Алия, и Джессика облегченно вздохнула. – Ирулан была женой моего брата. Она любила его. Ради собственной любви к брату, ради Муад'Диба объявляю ее невиновной.

Теперь Джессика тоже вышла к ним, и теперь три эти сильные женщины, три уцелевшие женщины, которые так повлияли на жизнь Муад'Диба, стояли плечом к плечу.

– Как мать Муад'Диба, я составлю и подпипгу документ, который полностью освободит принцессу от обвинений. Да будет она чиста в ваших глазах.

Алия воздела руки.

– Ирулан – официальный биограф Муад'Диба, избранный им самим. Она напишет правду, чтобы все могли понять истинную сущность Муад'Диба. Да будет благословенно имя его в анналах времени.

Толпа машинально откликнулась:

– Да будет благословенно имя его в анналах времени.

Три женщины еще некоторое время стояли, стискивая руки друг друга, чтобы все могли видеть их гармонию: мать, сестра и жена.

Принцесса тихо сказала Алии:

– Я у тебя в долгу.

– Ты всегда была у меня в долгу, Ирулан. А теперь, разделавшись с этой опасной помехой, мы посмотрим, как тебя лучше использовать.