Лепестки на воде - Кэтлин Вудивисс

— У вас нет обуви? — спросил он, искренне надеясь, что ему не придется вновь раскошеливаться. Он нахмурился, мысленно прикидывая, может ли позволить себе такую трату.

Шимейн отвела спутанные пряди волос, которые ветер бросил ей в лицо, и робко устремила взгляд на нового хозяина. Одного вида его нахмуренных бровей хватило, чтобы она испытала необоримое желание броситься наутек.

— Прошу прощения, мистер Торнтон, — пробормотала девушка, ненавидя себя за дрожь в голосе. — Сапожки у меня отняли еще в Ньюгейте сразу после ареста. — Шимейн знала, что ничем не заслужила ареста или позора, но все равно чувствовала унижение от пристальных взглядов нескольких пожилых пар, только что прибывших на пристань. Стараясь не обращать внимания на их откровенное любопытство и жестокий ветер, который пронизывал насквозь едва прикрытое обносками тело, Шимейн сбивчиво объяснила: — Уверяю вас, сэр, я до сих пор сожалею об этой потере. Сапожки были редкостными и очень милыми… Они обошлись моему отцу в немалую сумму — на каждой из крохотных золотых подвесок на голенищах были выгравированы мои инициалы. В то время мне казалось, что благоразумнее отдать их не протестуя. Две женщины, потребовавшие сапожки, были вдвое толще меня, и так спешили обменять их на джин… Я поняла, что погибну, если не подчинюсь им. После этого я порадовалась, что моя амазонка перепачкалась и порвалась. Иначе меня лишили бы всей одежды, и теперь я стояла бы перед вами полунагая.

Карие глаза с янтарными прожилками блеснули, их взгляд обвел Шимейн с головы до ног, выдавая мысли колониста.

— Какая жалость!

— Что вы имеете в виду, сэр? — в замешательстве спросила Шимейн. — Вы сожалеете о потере моих сапожек или о том, что я одета?

Улыбка на его лице вспыхнула и тут же угасла.

— О потере сапожек, разумеется.

Внезапно Шимейн задумалась о том, что за человек купил ее. Может, под внешним мрачным стоицизмом и неприступной сдержанностью скрывается натура повесы, человека с сомнительной репутацией? Неужели Гейдж Торнтон строит насчет нее такие же планы, как и капитан Фитч? Или же он только что проявил чувство юмора? Казалось, он прекрасно знает, чего хочет добиться в жизни, проявляя при этом редкую целеустремленность и пренебрежение к мнению окружающих. Ведь он не обратил ни малейшего внимания на сплетников, зашушукавшихся сразу же после того, как боцман объявил причину прибытия Гейджа на судно. Его ничуть не встревожили пристальные взгляды — по-видимому, этот человек уже давно привык к тому, что о нем непрестанно судачат в округе.

Гейдж мимолетным движением коснулся кончиками пальцев рукава Шимейн, оторванного от лифа.

— Если только лохмотья не вошли в моду, я не согласен с вами: вы, можно сказать, почти совсем раздеты.

С мучительным стыдом сознавая, как плачевно она выглядит, Шимейн подтянула материю, прикрывая голое плечо.

— Мистер Торнтон, вам в служанки досталась нищенка.

Карие глаза, словно согретые изнутри, вновь устремили на нее взгляд, проникающий в душу.

— Если вспомнить, где я нашел ее, Шимейн, меня можно считать счастливцем: мне досталась завидная добыча.

На лице Шимейн отразились смущение и недоверие.

— Неужели вы не жалеете о том, что так дорого заплатили за меня, мистер Торнтон?

Гейдж беспечно махнул рукой.

— Сегодня я пришел сюда с единственной целью, и я не из тех, кто оплакивает собственные поступки, если только они не оказываются безнадежно глупыми. — Он приподнял бровь и, в свою очередь, спросил: — А что думаете вы, Шимейн О'Хирн? Считаете, я зря потратил деньги?

— Искренне надеюсь, что нет, сэр, — негромко и неуверенно отозвалась она. — Но все зависит от того, чего вы от меня хотите. Я не хвасталась, уверяя, что со временем сумею научить вашего сына писать, считать или читать, но мне досадно думать, что вы могли бы приобрести более умелую хозяйку, няню или кухарку, купив Энни или кого-нибудь еще.

Наконец Гейдж заметил стайку зевак и состроил хмурую гримасу — все они вдруг заторопились подняться по трапу на корабль. Гейдж вновь повернулся к Шимейн:

— Вы откровенно сознались в своих недостатках, Шимейн, иначе я бы вас не купил. Следовательно, я не в состоянии утверждать, будто меня ввели в заблуждение. Не бойтесь, я не отдам вас обратно.

С плеч Шимейн точно гора свалилась.

— Как отрадно узнать об этом, сэр!

Гейдж небрежным жестом указал на ее амазонку, заметив, как несколько матросов пожирают девушку взглядами.

— Само собой, с одеждой придется что-нибудь придумать. Мне не по душе взгляды, которые вы привлекаете, к тому же я не хочу, чтобы вам было стыдно из-за моей скупости.

Шимейн вновь попыталась разгадать непроницаемо-хмурую маску на бронзовом от загара лице Гейджа, однако тот оставался для нее загадкой. Шимейн неуверенно предложила:

— Если вы предпочитаете, чтобы нас не видели вместе, мистер Торнтон, я могу следовать за вами на расстоянии нескольких шагов…

Гейдж решительно отмел ее предложение:

— Я заплатил за вас сорок фунтов не для того, чтобы вас тут же утащили за моей спиной. Вы впервые в этих местах, иначе бы знали, что здесь слишком мало женщин, особенно тех, которых можно назвать миловидными. Зато охотников и бродяг в округе хватает, и у порядочных девушек есть немало причин для беспокойства. Любой из этих мужчин готов на все, лишь бы увезти с собой женщину. Вы могли бы стать выгодной добычей для них, особенно в долгие зимние месяцы.

— Я хотела только избавить вас от неловкости, сэр, — сухо объяснила Шимейн.

— Знаю, Шимейн, но вы ошибаетесь. Даже в этих обносках вы прелестны — таких девушек в этом городишке еще не видывали.

Шимейн не купилась на комплимент.

— Своей лестью вы способны вскружить голову любой простой девушке, мистер Торнтон. Будь я такой, растаяла бы от признательности. Но я прекрасно понимаю, как жалко сейчас выгляжу.

Выслушав ее гордый отказ от похвалы, Гейдж с легким раздражением вздохнул:

— Со временем, Шимейн, вы узнаете, что я сказал сущую правду. Терпеть не могу лжи.

— А вы, сэр, — незамедлительно отозвалась Шимейн, — со временем узнаете, что я — не простая девушка.

Гейдж заметил румянец на щеках у своей новой служанки, ее горделивую позу и настороженность в ожидании новых упреков. Слегка склонившись к ней, глядя прямо в ее широко раскрытые глаза, он еле слышно произнес:

— Поверьте, Шимейн, я уже об этом знаю.

Его неожиданное признание совершенно обезоружило Шимейн и вызвало массу вопросов. Внезапно ее покинула уверенность в том, что этот колонист отдал за нее свои сбережения только ради маленького сына. Даже напрямик заявив, что он оценил ее женственные формы, особенно грудь — вероятно, единственное, что не пострадало после многонедельного голода, — этот человек, вероятно, не смог бы испугать ее сильнее.

Шимейн решила, что лучше заранее сообщить о своих недостатках, если она желает сохранить хорошие отношения с этим человеком или даже заслужить его одобрение. Если она невольно рассердила его, нельзя поручиться, что он оставит ее у себя, а не перепродаст любому незнакомцу, готовому заплатить. Ради собственного спокойствия следует выказывать послушание. Если колонист вынашивает коварные планы, когда-нибудь тайное станет явным, но судить о человеке по первому впечатлению неблагоразумно и несправедливо.

— Прежде мне не доводилось бывать в услужении, мистер Торнтон, и опыта у меня маловато, — осторожно произнесла Шимейн. — Несомненно, вы уже поняли, что временами я бываю слишком прямолинейной, даже дерзкой.

Он смотрел ей в лицо, не отрываясь.

— Я бы предпочел, чтобы вы всегда говорили то, что думаете, Шимейн, а не робели в моем присутствии.

Озадаченная его ответом, Шимейн продолжала:

— У меня немало недостатков, сэр, и один из них — мой вспыльчивый нрав. Боюсь, я слишком похожа на своего отца.

— Уверен, вам еще представится случай узнать мой характер, Шимейн, — в свою очередь предостерег Гейдж, — и вы сочтете меня чудовищем. Но вам нечего бояться. Я не стану бить вас.

— Я счастлива слышать это, сэр.

— Тогда идем. — Он взял ее за руку и поглядел на хмуро нависшие над головами тучи. — Мы промокнем до нитки, если не поспешим домой.

Гейдж повел девушку за собой, обгоняя людей и обходя штабеля грузов. Он двигался стремительными, широкими шагами. Похоже, этот человек не терял времени и терпеть не мог праздности, разумно распоряжаясь своей силой и энергией. Торопясь оказаться дома до начала дождя, он не замечал, что служанка шла еле-еле.

Длительное пребывание в трюме оказалось слишком изнурительным для Шимейн, и теперь она не поспевала за новым хозяином. Еще до того, как они достигли конца причала, ноги ее начали дрожать и подкашиваться. Заметив, что перед глазами стали вспыхивать яркие пятна, а контуры предметов расплылись, словно в дымке, Шимейн сбавила шаг и робко попросила хозяина дать ей передохнуть. Высвободив руку, она добрела до ближайшего столба и в изнеможении прислонилась к нему.