Пленник золотой любви - Ольга Вешнева

– Боязно представить, что нас ждет, бабоньки! Ой, страхота какая! Разгонит нас бандюга Саркисов, и завод разорит. Мне до пенсии два года осталось. Где я стаж наберу?

– А меня кто возьмет? Я кроме как сардельки крутить, ничего не умею.

– Ой, беда, и не говорите… Кранты нам всем…

Охранник Виталий, высокий тощий мужчина средних лет, не обращал внимания на их крики. Сидя за стойкой, он разгадывал кроссворд.

Я поздоровался с ним, поставив на пол две вместительные китайские сумки с пустыми пятилитровыми бутылями. Виталий притворился, что не видит и не слышит меня, помещая буквы слова “гвоздодер” в широкие белые клетки.

– Ну, разверещались попусту, – из коридора выплыла главный бухгалтер Лидия Борисовна – массивная дама в белых коротких брюках и голубом бахромчатом балахоне. – Никого из нас Дырявый не выставит на улицу. Джаник глуп, да не настолько, чтобы загубить прибыльное предприятие. Он вон кого выгонит, – почесав желтые кудри, главбух взмахнула широким рукавом, чтобы меня заметили остальные женщины. – Вурдалака давно пора гнать осиновой метлой. Погодите, бабоньки, Дырявый лишит его кормежки. Станет упырь голодный бегать по городу, и его Иваныч быстро утюкает. Не думала я, честное слово, дождаться того светлого дня, когда эта тварь подохнет. Ну ничего, авось доживу. Недолго ему осталось здесь шататься.

– Обрадовала ты нас, Лидок. Умница, – одобрила главный технолог Анна Павловна, тонкая женщина в черном кудлатом парике. – А то вурдалак охамел до беспредела. Мицуича сожрал. Это ж надо!

– Да что ему Мицуевич – маленький худенький мужичишка, – главбух взмахнула руками. – Ты глянь, какой он здоровенный, Анюта. Он враз высосет голландского мясного быка и не лопнет.

“А ты, похоже, скоро лопнешь от сосисок и ветчины, барабан с бахромой”, – обиженно подумал я. Выражать недовольство вслух мне было запрещено. Я плотно сомкнул челюсти.

– Милые дамы, прошу в сторонку, – к турникету протиснулся исполнительный директор завода, предводитель самураев Алипайя – Катагири – Нисио – Санрайз – Сансара Накадзумович Джамтарбадро-Хитоши. По причине трудности для произнесения и запоминания имен и фамилии его уважительно прозвали Сэнсэй Хитоши. Не очень уважительно его звали Даппо, в переводе с языка африканского племени сулури “зануда” или “зазнайка. Так в детстве называл его брат. Совсем неуважительно его за глаза называли Тапком или чуть ласковее – Тапочком.

Низенький старичок с косолапой сутулой походкой – наполовину африканец, наполовину японец, был в самом деле похож на стоптанный коричневый тапок. Его седые волосы, усы и борода, белыми завитками выраставшие из темной кожи, походили на прилипшую к тапку шерсть пуделя. С его появлением болтливые сотрудницы умолкли и разошлись.

– Добрый вечер, Тихон, – Даппо улыбнулся и наклонил голову, встав у стойки охраны.

– И вам доброго вечера, Сэнсэй, – откликнулся я.

Я сомневался, что Даппо искренне рад меня видеть. Этот мирный человек исповедовал буддизм, верил в переселение душ. С юности он поставил перед собой цель на склоне лет удалиться от мирской суеты в тибетский монастырь. Даппо с одинаковым уважением относился ко всем живым существам, будь то вампир или навозная муха. Он и кусающим его комарам навредить боялся – осторожно смахивал их легкими щелчками пальцев. Без тревожных сомнений я отдал ему свои сумки.

– Как ваши дела, Сэнсэй? – Виталий оторвался от кроссворда.

– Лучше и придумать нельзя, – распрямившийся Даппо сверкнул отбеленными зубными коронками. – Хозяин меня отпустил. В воскресенье лечу в Тибет. Билеты на экспресс до Сочи и на самолет уже заказаны.

Если Филипп отпустил Даппо, значит, дела мерзавца плохи и мои ненамного лучше.

– Поздравляю вас, – Виталий выскочил из-за стойки, крепко пожал обе руки начальника. – Поляну по такому случаю накроете?

– Накроем в среду вечером, – лучисто улыбающийся Даппо по-тараканьи резво убежал с моими сумками.

Виталий снова засел за кроссворд и начал ломать голову над вопросом: “Что отмеряют семь раз?” Читая перевернутые вверх тормашками дурацкие вопросы и ответы, я глубоко задумался. Минут через пять сильный запах крови и звук быстрых шагов вывели меня из забытья.

– Приветствую, Такешич, – радостно гаркнул Виталий, открыв турникет.

Изящный на вид Сатибо тащил, не сгибаясь, две сумки с тремя полными пятилитровыми бутылями в каждой. Ни мимикой, ни замедлением хода, молодой самурай не подавал вида, что ему тяжело их нести. Или не чувствовал тяжести, потому что обладал сверхчеловеческой силой.

Маэно Яматори легко узнавался в своем правнуке: немаленький рост, удлиненное лицо, крупноватый нос, большие, но не оттопыренные уши. Русская наследственность, переданная матерью, немного сгладила черты лица Сатибо, утончила прямые брови, округлила разрез глаз, добавила объема губам, высветлила кожу. Его длинные черные волосы были убраны под резинку. Одет он был в дорогой черный костюм.

Сатибо перекинул сумки через стойку, оперся на нее руками и, чуть наклонив голову, посмотрел мне в глаза. Он прекрасно разбирался в тонкостях вампирского языка жестов. Прямой взгляд исподлобья – демонстрация силы. Молодой самурай говорил: “Не отступишь – умрешь”.

Я приоткрыл рот, шевельнул верхней губой: “Разорву, если не перестанешь испытывать мое терпение”.

Подогнув пальцы опирающихся на стол рук, Сатибо резко сомкнул губы, натянул мышцы, связывающие нос со щеками: “Считай, ты уже мертв”.

Я издевательски фыркнул.

Сатибо дернул головой, прекращая бессловесный обмен любезностями и скрытно улыбнулся, глядя на мою пищу: “Уверен ли ты, что это можно есть или боишься отравиться неуловимым ядом?”

У меня появился чрезвычайно опасный враг. Таких лучше не приобретать, но что делать, если они сами ко мне липнут?

– Как успехи, Такешич? – охранник не заметил нашей краткой “беседы”. – Хозяин подписал твой приказ о повышении?

– Он не подписал – Дырявый подпишет. У меня все клево, Виталь, – Сатибо пожал охраннику руку. – Кроме, сам знаешь, чего.

– Нужно пережить, – сострадательно провыл Виталий.

– А кто тебе сказал, что я не переживу? – раздраженно буркнул Сатибо и свернул направо по коридору.

Я вышел с обеими сумками за ворота, поставил их на обочину дороги и хорошенько обнюхал крышки “бадеек”. От охотничьей непахнущего яда на основе осинового экстракта у меня забивался нос и першило в горле. Предварительный анализ показал, что дареная кровь съедобна, а я привык верить чутью.