Введение во храм. Очерки по церковному искусству - Александр Копировский

9. План Преображенской церкви

10. Преображенская церковь. Юго-западный фасад

11. Фрагмент юго-западного фасада

12. Верхнее пятиглавие Преображенской церкви

13. Вид с запада

14. Восточный фасад

Впрочем, есть еще одна главка внизу – она продолжает восточную грань шатра вниз и стоит над алтарной апсидой, приставленной к восточному прирубу (илл. 14). Из-за этого общее количество глав на храме – не 21, а 22 (по ярусам: 4+4+8 + 5 и 1 над алтарем). Оно непривычное для русского православного храма – четное (!). К тому же алтарная главка как будто нарушает идеальную, просто пифагорейскую взаимную уравновешенность всех храмовых объемов, добавляя к ним еще один объем внизу. Однако именно отступление от полной, внешне легко заметной «рифмованности» основных элементов церковного здания друг другу дало возможность зодчим избежать схематичности в его облике, сделало его еще более живым и загадочным.

А теперь проведем небольшой эксперимент: мысленно уберем 8 сдвоенных главок нижнего яруса и 4 маленькие главки вокруг центральной. Получится та же структура, что в Ильинской и Сретенской-Заостровской церквях. Но не менее важно то, что эта структура полностью «отражена» в… стоящей рядом Покровской церкви 1764 года – и у нее 8 малых глав вокруг центральной. Это, конечно, не случайно. Здесь тоже «рифма», только уже храма с храмом, «многоглавия с многоглавием», и тоже не прямолинейная. Вот она, сложность и виртуозность замечательных местных зодчих или, как говорили об этом в Древней Руси, – их «хитрость».

Один из исследователей русского деревянного зодчества, П. Н. Максимов, считавший Преображенский храм в Кижах

синтезом конструктивных достижений[28]

всех предшествовавших ему типов, отмечал простоту его основных объемов. Да и план его очень прост – это крест, образованный стенами. Форма креста смягчается косыми гранями основного объема (между прирубами), а в западной части храма полностью скрывается двумя папертями и крыльцом. Именно простота основной структуры и развитие объема храма прежде всего ввысь позволяют, с одной стороны, сохранить его древнюю традиционную форму, а с другой – украсить его снаружи так, как никогда ранее.

Внутри же церковь совсем невысока: взгляд, направленный «горе», наталкивается на подвесной потолок, расписанный фигурами ангелов и ярким орнаментом, который в северной традиции именуется «небом» (илл. 15).

Такой контраст между внешним и внутренним видом храма (который впервые ярко проявился в соборе Василия Блаженного) в XVII, а тем более в XVIII веке становится в деревянном храмовом зодчестве, увы, обычным явлением.

А теперь – о символах.

Купол и шатер

Дерево – цветений сплав.Сочен, коренист —силуэт любой из главцеркви – вечный лист:иль зеленый, словно лес,заржавелый ли —лист – застывший соков всплесксолнца и земли.[29]

Обычно купола храмов XVI–XVII веков сравнивают с «луковицей». А более поздние, испытавшие влияние западноевропейских форм, с откровенной насмешкой иногда именуют «репой»… В стихах, приведенных выше, таким «сельскохозяйственным» аналогиям места нет. В них силуэт церковного купола независимо от времени и места его создания уподоблен древесному листу, соединившему в себе землю и солнце. Земле здесь не уделяется основного места, как это происходит, например, в стихах Роберта Рождественского, посвященных кижскому храму Преображения.

15. Интерьер Преображенской церкви

16. Южный фасад

17. Преображение Господне с праздниками. Храмовая икона церкви Преображения. XVII в.

18. Вид с северо-востока

У него этот храм мистически прорастает из упавшего в землю «зерна» – поколений живших на этом месте карельских мужиков. Росток, пробившийся сквозь камни и окрепший, становится неким таинственным деревом, уходящим корнями в землю, а его «спелые плоды» – куполами. О том, что любой купол – это не фрукт или овощ, а прежде всего – «небо» (и еще точнее – «небо небес»), тогда, в начале 1970-х, говорить было не принято.

Но посмотрим на наш храм еще раз (илл. 16). Если купол один – сравнение с небом напрашивается независимо от его формы. А если их 22?.. Даже «мистическая» арифметика, легко подбирающая под числовые значения то или иное объяснение (вроде того, что 5 глав символизируют Христа и четырех евангелистов и т. п.), здесь бессильна. И если говорить о символике кижских куполов, с некоторой печалью приходится признать, что «плоды» – совсем не худший вариант. Можно, конечно, сравнить это многоглавие с пламенем многих свечей, как бы с большим подсвечником. Но ведь и это – натурализм, от высшего, «третьего» или «седьмого» неба, где пребывает Сам Бог, очень и очень далекий.

Приходится констатировать, что купола древнерусских храмов еще почти на столетие раньше времени строительства Преображенского храма превратились из духовного символа в элемент священной декорации. Почему? Символическое значение купола раньше обусловливалось во многом не только его формой, повторявшей небесный свод, но и тем, что эта форма была видна как снаружи, так и внутри храма. Иначе говоря, купол показывал, что «небо» – божественный мир, который прежде был недоступным, но с приходом Христа он открылся для человека. Об этом, кстати, говорит и событие, в честь которого построен храм, – Преображение Господне (илл. 17).

Кроме того, купол стоял на цилиндрическом основании, которое сейчас фамильярно называют «барабаном» – из-за внешнего с ним сходства. Оно было главным источником света, проходившего через его узкие окна вниз, – солнечного и вместе с тем как бы большего, чем солнечный. В деревянном же храме (впрочем, и в очень многих каменных в это время) такой цилиндр стал глухим, без окон. Значит, оказались закрыты изнутри и купола. Тогда для усиления выразительности ничего не остается, кроме умножения их количества…

Каков же тогда Преображенский храм? Купольный ли он, если его купола – лишь символы самих себя в прошлом? Кажется, ясно, что купольный – даже многокупольный! Эту его особенность часто объясняют запретом, наложенным патриархом Никоном на шатровое строительство с целью возрождения традиционного купольного зодчества. Но не будем спешить, отвечая на это вопрос столь односложно.

Во-первых, не исключено, что здесь – некоторое недоразумение. Как показала одна из ведущих современных специалистов в области искусствоведения И. Л. Бусева-Давыдова[30], запрет касался, по всей видимости, лишь отдельных храмов, в частности, строительства в окрестностях Нового Иерусалима. В нем по приказу Никона возводился громадный шатер храма Воскресения – свободной копии храма Гроба Господня и Воскресения в Иерусалиме древнем, и другие шатры рядом с ним могли бы ослабить впечатление.

А во-вторых, шатры продолжали существовать, пусть и не прямо – например, в виде колоколен. Но Преображенский храм своими многочисленными куполами не противостоит храмам шатровой формы. Наоборот, ими подчеркивается его общий. шатровый силуэт (!) (илл. 18).

Итак, мы свидетели уже не просто виртуозности, а сверхвиртуозности древнерусских мастеров: из многих куполов они создали шатровую церковь. И сделали это настолько органично, что хочется еще раз повторить вслед за легендарным мастером Нестором: «Нет, не было и не будет такой.»[31].

Но это опять признание совершенства земного. Древние храмы почти никогда не задумывались как нечто исключительное, непревзойденное – кроме разве что храма Святой Софии в Константинополе. И значит, признание того, что совершенство достигнуто, неизбежно приводит к пугающему вопросу: что же дальше? На вопрос отвечает еще одно стихотворение того же автора. Отвечает неожиданно: трагическими образами храмов, «умерших» вне зависимости от их форм. И в то же время – надеждой на то, что любой храм никогда не был и не будет только «архитектурой».

Храмы-то набухлипустотой без блага —мертвые, как буквыиз Слова Живаго.

Или живы линиитайной жизнью слов —полевые лилииглавок, куполов?[32]

«Полевые лилии» здесь – не просто цветы. Это скрытая цитата из Евангелия, слова Христа:

Посмотрите на полевые лилии… говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них (Мф 6:28–29).

Значит, отождествление куполов с лилиями – не очередной «растительный» эпитет по отношению к куполам, а утверждение того, что их «слава» – тоже выше земной славы царя Соломона.

Вместо заключения

Вопрос «что дальше?» стоит и по отношению к существованию самого этого, пятого, по нашему счету, чуда России. За три века (напомним, в 2014 году храм Преображения отметил 300-летний юбилей) значительная часть дерева, из которого он состоит, пришла в негодность, попросту говоря – сгнила. Страна победившего социализма, несмотря на наличие органов охраны памятников, не смогла вовремя и качественно провести реставрацию. В 19821984 годах, чтобы храм не рухнул, его, по выражению одной журналистки, «выпотрошили»: срезали все внутренние перегородки и подвесили стены и крышу на металлическом каркасе. Так что храм теперь «пуст» во всех смыслах…