Искры и химеры - Дорофея Ларичева

– Сразу выпустила тяжелую артиллерию? – Мягкий голос подкравшегося сзади Роберта слегка напугал Дору. Ученый был в очках, потому наверняка видел их обмен эмоциями.

– Пусть привыкает к новому миру. – Дора поднялась с сырой травы. Роберт даже не предложил ей помощь.

– Ты сама не в один день стала такой самостоятельной.

Последнее слово он произнес с особой интонацией. Девушка не поняла – насмешливой или жалостливой.

– Иди к ней. Извинись, уверен: обида не без причины. Достучись, объясни. – Он посмотрел на поблескивающий меж деревьев вертолет. – Сейчас слетаем пообедать и отправимся к машине времени. Мне передали – она готова, но я все равно проверю. Может, хоть что-то прояснится с этими чертовыми аномалиями!

Увы, Дорофея пропустила мимо ушей отчаяние в его голосе. Впервые знаменитый ученый, «русский Тесла», «черный маг электроники» не мог понять, что происходит и как себя вести в связи с этим.

Девушка побрела к Машке. Та сидела в кресле, поджав под себя ноги и глядя в одну точку.

– Ма-аш, Маха, – позвала ее Дора.

– Зачем ты так? – спросила та не глядя. – Зачем столько боли?

– Чтобы ты перестала жаловаться на жизнь и клянчить развлечений. Маша, я тебя не принуждаю следовать за собой, как Левашов своего двойника. Роберт прав, я эгоистка, позабыла про тебя в эти дни. Я не могу вести себя иначе, оставаться в стороне, когда могу помочь. Я тоже мигрантка, выходит, причастна к творящимся тут ужасам.

– Не ты это начала. – Машка смотрела в окно на покачивающиеся на ветру макушки сосен и многих-многих незнакомых Доре деревьев. Собственное поведение ей уже казалось глупым и детским.

– Маша… – Дорофея твердо решила помириться. – Чем бы ты хотела заняться в жизни? Кем быть? Мы с Никой поговорим, с Робертом, с родителями твоими. Они поймут.

– Не знаю. То одно интересно, то другое. Вот такая я непутевая. – «Сестренка» вытерла слезы краем блузки. – Не психологом, как требует Ника. Очень страшно лезть в чужие головы, – призналась она. – Я даже к родителям боялась заглянуть. Вдруг там нечто такое… – Маша недоговорила.

Дорофея кивнула. Своих родителей она не понимала раньше, без способностей. Не поняла бы и сейчас.

Так, не думать о Земле-1. Потом, позже. Иначе сердце и совесть разорвут ее между двумя мирами.

– Чем же я могу помочь, если ты сама не определилась? – спросила мигрантка.

– Не знаю, прости. – Машка заерзала на кресле, спустила ноги и пристегнулась. – Вон идут. – Она кивнула в сторону делегации ученых. – Пора лететь дальше.

…Машина времени Роберта была все такой же внушительной, неподъемной и ажурной. Только теперь сверху из переплетения металлических стержней торчала еще одна бирюзовая капсула – центральная, для Павла. Ноэль привычно слазил наверх проверить провода и антенны, а после точно средневековый алхимик нацепил кожаный фартук, на раскладном столике принялся колдовать над питьем для проводника – «лиса»-Левашова (в сознании девушки прочно угнездилось это имя для московского гостя).

Памятуя об ощущениях внутри машины, за обедом Дора ела как можно меньше и теперь с завистью смотрела, как Машка уплетает крошечные жареные пирожки с абрикосом, посыпанные сахарной пудрой. Роберт накупил на троих целый пакет, а Машка слопала больше половины, не собираясь оставлять ни ей, ни суетливому ученому ни крошки.

Вечернее солнце припекало, и Дорофее захотелось поскорее покончить со всеми делами. Она вынула из сумки планшет, заглянула в почтовый ящик и чуть не запрыгала от радости. Письмо! От Ланса! К горлу подступил комок. Он помнит ее, думает о ней. Как же это здорово!

«Дора, Маша, вам больше нечего делать в Барске, – писал им Ланс. – Я лежу в больнице и не скоро из нее выйду, хотя бы потому, что ко мне приставили несчетную армию сенсов. Ты не представляешь, как они меня заисследовали! Все жаждут понять, как пересадить искру души из тела в тело, словно то не душа, а помидорная рассада.

Но у моего положения есть преимущества – могу следить, подсматривать. Свободу внутри больничного блока никто не ограничивает.

Вам вновь грозит опасность. Во-первых, некто жаждет вас забрать у Ники, шантажировать ее. Она не желает проводить эксперименты по переселению душ на безнадежно больных людях. Вы – ключи к ней. Едва Ильина ослабит контроль (а она ослабит, начинается война), вас заберут. Не подставляйте ее, уходите как можно скорее. Сама она знать о побеге не должна, чтобы не выглядеть виновной в чужих глазах.

Во-вторых, на мигрантов охотятся. Наши знания, умения, сам факт существования – нестерпимый соблазн. Нас ловят, запирают, заставляют работать в угоду чужим амбициям. Не так, как мы работаем на государство. Сейчас мы относительно свободны в выборе жизненного пути. А в руках похитителей окажемся рабами.

Люди, чей разговор я подслушал, отправляются в Барск, быть может, уже там.

Дорофея, не доверяй никому. Забирай Машу, уезжайте в тихую местность, снимите квартиру и затаитесь. Вместе вы сила. Удачи. Ланс.

PS. Пишу с чужого ноута. Ответить на твои сообщения в ближайшие дни не смогу».

Письмо было отправлено вчера. Надо же, ни словом, ни интонацией не намекнул по телефону! И что из этого следует?

Дора подняла глаза. Никто, кроме Машки, не понял, как она взволнованна. Бежать? Куда? Зачем? Почему не говорить Нике?

Девушку охватило желание умчаться прямо сейчас, бросить всех. Нет, Маху взять обязательно. Не сейчас, лучше завтра, когда Ника уедет на съемки. Бежать! План сложился в голове мгновенно. Рука нащупала на дне сумочке листовку, которую утром вложил в коробочку с часами синеволосый продавец. А сейчас молчать, будто ничего не случилось. У нее получится, она верила.

– Все расскажу потом, – сдержала она Машкино любопытство. – Вот побываю в прошлом, расскажу.

Тем временем Роберт ощутимо нервничал, что-то тихо втолковывал Брониславу, убеждал, даже пару раз сердито стукнул кулаком по столику со склянками, едва не перевернув тот. Зато едва показалась машина с эмблемой съемочной группы Комиссии, Ноэль преобразился: уверенно расправил плечи, вскинул голову. Не скажешь, что минуту назад вытирал вспотевшие руки платком, в любой миг был готов сорваться на крик.

Дора шагнула вперед, разглядывая черно-белую эмблему на дверце. Из сияющей замочной скважины повисшего на цепях замка выходил человек в старинных одеждах, с тяжелым чемоданом в одной руке и посохом в другой. И натыкался на шлагбаум. Весьма символичное изображение контроля пилигримов.

Павел Левашов явился раньше назначенного срока, первым выбрался из машины, вручил кожаный портфель молчаливому местному двойнику, по-хозяйски осмотрел металлическое сооружение и презрительно хмыкнул:

– Эта груда металлолома и есть легендарная машина времени? В малобюджетных фантастических сериалах она выглядит и то лучше.

Роберт не отреагировал, протянул ему пол-литровую пластиковую бутылку с мутно-серой жидкостью на донышке.

– Пей без опаски. Розовые барашки на радуге не привидятся. Зато память улучшится, и погружение в прошлое перенесешь легче.

Павел заранее скривился, в один глоток осушил содержимое бутылки, поморщился.

– Жаль, сейчас не шестнадцатый век. Из тебя вышел бы первоклассный придворный отравитель.

– Дора. – У ученого была готова зеленая таблетка для девушки. – Пора.

Он сам проглотил такую же и проводил Павла наверх.

На этот раз девушка не боялась, как и обещал когда-то Ланс. Даже ждала с нетерпением путешествия в чужое прошлое, поэтому без вопросов залезла в бирюзовую кабинку, позволила себя пристегнуть. Последним, кого она увидела, прежде чем металлические прутья с зеркалами сомкнулись за ней, был Бронислав. Ему предстояло отправить ее с Ноэлем в путешествие и вернуть обратно. Ника тоже находилась рядом, что-то втолковывала неведомому собеседнику, поднеся браслет к губам, жестикулировала свободной рукой.

В сердце переплетения металлического кружева, в сиянии лимонно-желтой центральной оси, в перекрестье отражений сотен зеркал уже вращалась кабинка Левашова. Дора даже пожалела его. В первый раз ей было очень плохо. А сейчас…

Сейчас, хоть она и знала, чего ожидать, скудный обед все равно запросился наружу, подступая к горлу при каждом перевороте. Уши заложило. Ноги-руки словно наводнили пузырьки газировки. Пузырьки плясали, больно ударяли изнутри о кожу и отскакивали. Хотелось растереть голени, попрыгать. Да где тут?!

Неприятные звуки наполнили капсулу и ощущались физически каждой клеточкой тела. Кажется, девушка даже закричала. И вдруг оказалась на пляже.

Она никогда не видела моря воочию. А тут оно дышало, ластилось к берегу, серебристо светилось подошедшим на мелководье планктоном. Ночь мягко парила над водами, нежно обнимала далекие корабли, очертания которых угадывались по разноцветным огонькам. Оттуда долетала еле уловимая музыка – ритмичная, веселая. А на большом, островерхом камне чистила перья чайка, изредка щелкая клювом и поглядывая по сторонам – не угрожают ли ей суетливые люди?