Сайт знакомств - Дальний
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Однако позже в интервью «Российской Газете» вы кардинально меняете свою позицию относительно конкурса, заявляя, что чуть ли не пора проводить своё «Евровидение». Как вас понимать?
– Моё отношение к «Евровидению» как конкурсу творческих коллективов и отдельных исполнителей разных стран не изменилось. Что касается талантов и искусства, то их надо поддерживать всеми способами и средствами. И любое мероприятие, тем более масштаба «Евровидения», это не что иное, как пропаганда определённых ценностей.
Ведущий слегка наклонился к собеседнику:
– И какие же ценности дарит нам «Евровидение»?
– В этом-то и заключается проблема. Зародившись как демонстрация вокальных талантов, конкурс постепенно стал превращаться в показ всякой нечисти вроде фриков, трансов, геев и прочих сексуальных меньшинств. И творческая составляющая стала ничтожно малой. Это не может не беспокоить.
– Но ведь это общая тенденция – пропаганда свобод. В том числе свободы творческого самовыражения. Свободы слова, наконец. Весь мир встал на эти рельсы. И если, как вы говорите, мы в общемировом музыкальном тренде, нам надо подстроиться под это. Не так ли? – ведущий вёл себя явно провокационно.
– Отнюдь нет. Я так не считаю, – Пригожин сделал паузу. – Музыкальный конкурс и конкурс фриков, в котором всё подчинено эпатажу, – далеко не одно и то же.
– Но ведь если взять такую законодательницу шоу-моды, как Америка, там есть Мэрилин Мэнсон…
– Там хоть понятно, зачем это сделано. И Америку нельзя назвать безусловным двигателем шоу-прогресса, раз уж мы так с вами выражаемся, – парировал Пригожин ведущего.
– А Элтон Джон? – не унимался тот.
– Элтон Джон – великий музыкант, он никогда не покажет со сцены грязь.
– Как известно, вы поддерживаете идею сбора подписей за бойкот конкурса из-за участия в нём трансвестита из Австрии. Что думаете по поводу успеха этого мероприятия? Примут ли к сведению организаторы ваш, так сказать, демарш?
– Для начала скажу, что наша инициатива давно миновала стадию идеи и находится на этапе реализации. Не только мы, но и Белоруссия также организовала сбор подписей. А такие страны как Хорватия, Словакия, Чехия, Люксембург и некоторые другие вообще уже отказались от участия.
– Говорят, что по финансовым соображениям.
– Не только по финансовым, но и морально-этическим. Действительно, бюджет конкурса составляет до 40 миллионов евро и формируется за счёт телекомпаний, представляющих страны-участницы. Это внушительные суммы. Однако, дело не только в деньгах. К счастью, очень много людей во всём мире придерживаются нравственных ориентиров и здравого смысла. И смотреть, как конкурс превращается в цирк, они не желают.
– Может, грань между искусством и эпатажем чересчур тонка?
Холл постепенно наполнялся людьми. Кто усаживался на диван с газетой или пластиковым одноразовым стаканчиком кофе, кто просто стоял в стороне, разговаривая по телефону.
У них здесь перерыв?
В сторонке образовались две или три небольшие группы что-то обсуждающих мужчин и женщин. Крис снова перевела взгляд на передачу.
– Когда на сцену выходит трансвестит или открыто пропагандирующий свою «культуру» гей – это не есть хорошо. Это уже не искусство.
– Вы рискуете навесить на себя ярлык гомофоба.
– Я много гастролирую с Валерией по России, мне интересно узнать нашу страну. И вот что скажу: у нас живут нормальные неиспорченные люди с нравственными ценностями и духовными идеалами. И если им покажут со сцены, извините, голую задницу, они просто не поймут, о чём идёт речь и зачем это нужно. У нас полно всяких нетрадиционно ориентированных личностей, но они составляют меньшинство в обществе. Поэтому я против агрессивно навязываемого со стороны сцены культа нетрадиционной любви и ложных духовных идеалов…
Один из сидящих на диване мужчин переключил телевизор на канал «Наука 2.0». Голос за кадром объяснял возникновение Ледниковых периодов на Земле.
– Нафиг нам вообще нужно это «Евровидение»? Расплодились тут эти… как их… – он повернулся к другому, запнувшись, видимо, подбирая нужное слово.
– Лица нетрадиционной сексуальной ориентации, – помогла закончить фразу Креслава.
– Да, геи и лесбиянки.
– Нужно собрать их всех и на необитаемый остров запиндорить! – вмешался в разговор второй мужчина. – Хотя… нет….они живучи… приплывут к нам обратно.
И гоготнул.
После нескольких роликов про домашних кошек началась передача про Саяно-Шушенскую ГЭС.
– Мужчина, вы не один сидите здесь и смотрите телевизор, – Сиреневое платье уничтожающе смотрела на беднягу, вздумавшего поменять канал. – Надо спрашивать разрешения! – на последнем слове она сделала ударение.
– У кого? – тот искренне удивился.
Пауза. Все молчат.
– А вам надо пять минут времени для осознания того факта, что телевизор переключили? – заступился за товарища сидевший рядом, в светло-сером клетчатом пиджаке. Он с ироничным видом повернулся к Сиреневому платью, лицо которой приобретало пунцовые тона. – Так я вам могу рассказать, чем закончилось то интервью. Ведущий… как там его… блин… забыл имя… ну ладно, не важно. В общем, ведущий Неважно достал из мини-бара под столом пару холодных баночек «Балтики». «Нулёвки», конечно.
Смех.
– Одной угостил глубоко вами уважаемого Иосифа Игоревича, второй угостился сам. Хотя, по секрету, для себя он не «нулёвочку» приготовил, а кое-что покрепче.
Холл притих, внимательно наблюдая за сценой.
Шутник.
Несколько человек подошли поближе, с интересом рассматривая Серый пиджак и Сиреневое платье. Серый пиджак почесал голову, улыбнулся, осмотрел зрителей и продолжил:
– Так вот, сидят они, значит, держат в руках запотевшие банки с пивом, неторопливо потягивают хмельной напиток из соломинок, продолжая обсуждать проблему гееизации нашей необъятной родины…
– Всё, достаточно! Прекратите! Хам! Никакого уважения! – Сиреневое платье не выдержала, подскочив с дивана. Хотела что-то сказать, но передумала и быстрыми шагами куда-то отчалила, в тихую гавань своего кабинета.
– Ну вот, обидел женщину. Немедленно догони и попроси прощения! – раздался голос из толпы.
– Не. У неё сперва надо спросить разрешения! И только потом уже прощения! – вторил другой.
– Лучше расскажите про финал передачи!
Потеплело. Здесь тоже умеют смеяться.
Большинство зевак даже не видело передачу и не знало суть спора. Их привлекло действие. Внимание человека всегда устремлено туда, где происходит какое-либо действие. Вот почему мы всегда смотрим в окно, сидя в поезде или автобусе. Ведь картинка за окном меняется гораздо стремительнее, чем обстановка в вагоне или салоне маршрутки.
Хлеба и зрелищ.
Шутник поправил пиджак:
– Хорошо, слушайте. Они допили пиво и остановились на том, что нам нужно придумать своё «Евровидение» – «Рувидение». И всякие меньшинства на него не допускать, только натуралов. А гомо-хомо пусть валят в… дамы, прикройте, пожалуйста, ваши ушки… пусть валят в Евжопу, так сказать.
– Гейропу, – поправили его.
– Ну вот и вся история. Наше эфирное время подошло к концу. Всем спасибо, все свободны, – Шутник, он же Серый пиджак, поднялся, намереваясь уйти.
– Быстрый, однако, у вас конец, – поддела его брюнетка средних лет в строгом костюме.
– На офисную мебель не стоит! – незамедлительно последовал ответ.
Сзади дама уронила на пол стакан кофе, пытаясь спасти потёкшую от смеха тушь.
Переключивший телевизор мужчина тоже встал, вместе с Шутником оба пошли по направлению коридора, в котором скрылась Сиреневое платье. Затем Шутник обернулся:
– Э… ну, в общем, после пива они перешли на водку…
– А после водки на самогон! – это была помощь из зала. – Причем, как настоящие сибиряки, они не закусывали!
Тут уже смеялись все.
Подождав, когда приступ общественного смеха уляжется, Шутник сказал напоследок:
– Да, после водки был самогон. А потом телефонный звонок подругам и приглашение в сауну…
В этот момент у Креславы зазвонил телефон. Естественно, все многозначительно посмотрели на неё. Кто-то громко заржал. Чтобы избежать стёба в свой адрес, она направилась обратно в отдел пропусков.
– Это из сауны. Пора собираться, – бросила небрежно, намеренно не показывая, что торопится скрыться.
На экране мобильного светилось фото гримасничающей Гали в смешной новогодней шапочке.
– Ну, привет ещё раз, где пропадаешь?
– Пытаюсь получить новый пропуск и собираюсь в сауну, – удержаться от шутки было сложно.
– Что? Какая сауна? – тон в трубке мгновенно сменился с доброжелательно-вопросительно-укоризненного на удивлённо-ничего-не понимающий.