Сезон мошкары - Джайлс Блант

— Хочу сказать вам кое-что до вашего с ней разговора, — обратился к ним доктор Пейли. — Во-первых, по телефону вы сказали, что надеетесь на временный характер ее амнезии. Вкратце говоря, это нельзя назвать амнезией. — Доктор Пейли осклабился, щеки его раскраснелись — вылитый Санта-Клаус в юности.

— Не понимаю, — сказал Кардинал. — Она ведь не помнит ни кто она такая, ни откуда она…

Доктор Пейли поднял вверх холеный палец:

— Но это не амнезия. Это посттравматический синдром. Механизма его возникновения мы не знаем, но общая картина нам ясна: мозг получает удар, в результате чего пути прохождения информации нарушаются и дают сбой. Девушка не то чтобы забывает, кто она, но не может выудить эту информацию.

— Но в дальнейшем-то сможет? — спросила Делорм. — Она ведь должна мало-помалу вспомнить?

— Да, конечно. Доктор Шафф уверяет меня, что действительные поражения мозга — минимальные. Нормальные реакции восстановятся через неделю-другую. Самое большее — недели через три. И к этому времени она довольно связно изложит нам всю свою биографию.

— Ну а как насчет самого преступления? Как она получила пулю?

— Этого она так и не вспомнит.

— Трудно винить ее за это, — пробормотала Делорм. — Наверняка какая-нибудь кошмарная история.

— Не поэтому, — сказал доктор Пейли. — Она не подавляет в себе это воспоминание, просто оно отсутствует. Распространенное заблуждение — представлять себе память как видеопленку. Вовсе нет. Это не просто отображение того, что случилось. Прежде чем событие попадает в запасники долговременной памяти, должно быть произведено два вида дешифровки. Первая дешифровка происходит в акте понимания. Потом, в течение разного времени, но в среднем минут за двадцать или за полчаса, информация усваивается долговременной памятью. У этих двух видов усвоения разное местоположение в мозгу и разные системы воспроизведения. Если травма произошла раньше времени усвоения, может случиться так, что все происходившее в пределах получаса до и после травмы выпадает из памяти, будто этого и не было.

— Значит, никаких сведений мы от нее так и не добьемся? — уныло спросил Кардинал.

— Боюсь, что так.

— А гипноз применить вы не можете?

— Боже сохрани! Гипноз совершенно себя дискредитировал. Помните все эти охоты на ведьм в связи с преступлениями против детей? Оргии сатанистов? Детские сады, где якобы происходило черт-те что? Ведь убедительных свидетельств этому получено так и не было. Скажу даже больше: записи показаний потерпевших указывают, что даже те крохи, которые не являлись прямым вымыслом детей, были внушены им чересчур рьяными полицейскими, прокурорами и социальными работниками. То же, что и с натриевым амиталом. Слышишь то, что желаешь услышать, но никак не истину. Однако не беспокойтесь. Постепенно вы узнаете от этой девушки многое. Но прямых воспоминаний о том, кто стрелял и где, не будет. Это можно уподобить компьютеру. Вы набираете текст, и вдруг гаснет свет, а сохранить текст вы не успели. Представляете?

— Да, — сказала Делорм. — К несчастью, представляю.

— Вот нечто подобное и произошло. И прежде чем вы будете говорить с ней, я должен вас предупредить. И отнеситесь к моим словам серьезно. Люди, находящиеся в состоянии умственного расстройства, чрезвычайно внушаемы. Если вы пойдете к ней и скажете, что стрелял в нее, как вам кажется, ее брат, она тут же и начнет «вспоминать», что это был он. Так что, пожалуйста, ради ее блага и ради успеха собственного вашего расследования не делитесь с ней никакими вашими предположениями насчет того, кто бы это мог быть или даже как она здесь очутилась. Стоит вам бросить ей намек, что, может быть, она приехала сюда учиться, она тут же ухватится за это и «вспомнит», что она приехала именно учиться. Вот почему я записываю на видео все мои с ней беседы — хочу, чтобы всем было ясно, что воспоминания ее, если они появятся, это именно ее воспоминания, а не мои.

— Нет, лжевоспоминания нам нужны меньше всего, — сказал Кардинал. — Но выяснить, кто мог ее преследовать, нам важно.

— Надеюсь, что вы это выясните. Только не надо ее расспрашивать.

— Даже не наводя на тот или иной ответ?

— Вы этим только замедлите процесс. Она станет вновь и вновь пытаться вспомнить, это будет ее нервировать, и дело только застопорится.

Доктор Пейли поднес ко рту кружку с изображением жирного кота.

— Простите, — сказал он, — я тут чай приготовил. Может, выпьете? Или кофе? Правда, боюсь, кофе у нас довольно-таки мерзкий.

Кардинал и Делорм предпочли воздержаться.

— Знаете, как это бывает, — продолжал доктор Пейли, — когда хочется вспомнить фамилию или название кинокартины, которое, кажется, вертится на языке? Все пытаешься вспомнить и не можешь. А потом, через полчаса, когда оставляешь все попытки, тут же и вспоминаешь.

— Что же вы собираетесь с ней делать? — спросила Делорм. — Держать ее на постельном режиме три недели, и все?

— Нет, мы разрешили ей ходить по отделению, когда она захочет. Я буду действовать не впрямую, а исподволь. Предлагать ей различного рода подсказки. Как бы стимулы — музыку, зрительные образы, запахи, которые могли бы вызвать отклик. А теперь почему бы вам не пойти к ней и не представиться? Она вас наверняка не помнит, детектив, но, может быть, вам удастся наладить кое-какой контакт. А потом встретимся в комнате для персонала. Это справа по коридору от ее палаты. Хочу вам кое-что показать.

Кардинал и Делорм прошли по коридору к палате девушки. Дверь палаты охранял полицейский в форме. Звали его Квигли. Кардинал хотел было ограничиться кивком и пройти в палату, но Квигли был, видимо, рад поговорить.

— Посетителей не было, — сообщил он. — Никого, кроме доктора Пейли. По-моему, ей лучше.

— Она из палаты еще не выходила?

— Нет. Но дверь открыта, и я видел, что она вставала и смотрела в окно. А если ей вздумается выйти навестить других больных, что мне делать?

— Следить, к кому она пойдет. И особенно следить, кто будет заходить к ней. Никто не должен заходить в палату без моего ведома или ведома Делорм. Пусть ждут нашего разрешения. А если кто подозрительный появится и будет здесь слоняться, немедленно сообщите нам.

— Будет сделано, — сказал Квигли. — На вид славная она девушка.

Она лежала, откинувшись на подушки, — маленькая и хрупкая. Волосы на белом фоне постельного белья казались огненным облачком, на котором, как сигнальный флажок, маячил белый пластырь, а белая кожа сливалась бы с простынями, если б не веснушки. Она уставилась на Кардинала, видимо, совершенно не узнавая, что было неприятно, хоть и ожидаемо.

— На днях мы уже общались с вами, — сказал он. — Я детектив Кардинал. А вот мою коллегу вы не знаете — Лиз Делорм.

Девушка застенчиво улыбнулась, и Делорм пожала ей руку.

Наступила легкая заминка, когда Кардинал внезапно осознал ложность своего положения. Если он не может задавать ей вопросы насчет ее травмы, то что он здесь делает?

— Как ваша голова после операции? — спросила Делорм. — Наверно, ужасно болит?

— Голова? — Девушка рассеянно коснулась волос, ощупала пластырь. — Ничего страшного. — Она поморщилась.

— Может быть, когда вам станет получше, я отвезу вас к хорошему парикмахеру и тот придумает, как замаскировать выбритый участок.

— Вот было бы хорошо. Напомните мне, как вас зовут?

— Лиз.

— Лиз.

Девушка взглянула в окно. По холму медленно полз поезд, груженный бензиновыми цистернами.

— Знаете, чего я никак не могу понять? Я не могу понять, почему я какие-то вещи помню, а какие-то нет. Почему я помню, что делает парикмахер, а как меня зовут — не помню? Почему я могу разговаривать, могу завязывать шнурки и не могу вспомнить, где я раньше находилась, с кем была знакома?

— Вам надо задать этот вопрос доктору Пейли. — Кардинал отметил про себя звучавшее в ее голосе раздражение. Эмоциональный выплеск при всей его незначительности выглядел предвестником улучшения.

— Я боюсь спрашивать кого бы то ни было о чем бы то ни было, — сказала она. — По-моему, из-за моих бесконечных расспросов все скоро начнут меня ненавидеть.

— Об этом не волнуйтесь, — сказала Делорм. — Единственное желание доктора Пейли — это помочь вам. И мы этого хотим тоже.

— А мое единственное желание — это выбраться отсюда. Лежать целыми днями в постели — такая тоска.

— Пока что покинуть больницу для вас небезопасно. Вы можете попасться на глаза тому, кто пытался вас убить.

— Кто-то стрелял в меня. Я все время забываю об этом.

Кардинал и Делорм переглянулись.

— Я не чувствую себя человеком, которого можно захотеть убить. А случайно это быть не могло?

Кардинал покачал головой:

— В вас стреляли с очень близкого расстояния. А если это была случайность, почему никто не пришел к вам на помощь?