Последняя колония - Джон Скальци

— Как хочешь. Но в таком случае у тебя не останется ничего на память обо мне.

— И работа эта мне тоже не нужна.

— Что?

Я не мог поверить своим ушам.

— Я сказала, что эта работа мне не нужна. Как только я узнала, что вы уезжаете отсюда, я отправилась искать новую работу. И нашла ее.

— Какую же?

— Тоже помощником.

— Но ты могла бы стать омбудсменом.

— Ну да, хороша вершина карьеры — омбудсмен в Новом Гоа! — воскликнула Савитри и лишь потом заметила недовольство на моем лице: как-никак, это была моя работа на протяжении многих лет. — Только не обижайтесь. Вы взялись за эту работу после того, как повидали вселенную. А я всю жизнь провела в одной-единственной деревушке. Мне тридцать лет. Пора выбираться отсюда.

— Ты нашла работу в Миссури-Сити? — предположил я.

Так называлась столица нашего района.

— Нет.

— Я уж и не знаю, что подумать, — протянул я.

— Всем известно, что это ваше обычное состояние, — заявила Савитри и поспешно продолжила, чтобы не дать мне вставить слово: — Теперь я буду работать на другой планете. В новой колонии, она называется Роанок. Вы могли где-нибудь случайно услышать о ней.

— Н-да, теперь я на самом деле ничего не понимаю.

— У той колонии вроде бы будут двое руководителей, — доверительным тоном сообщила мне Савитри. — Я попросила одну из них взять меня на работу. И она согласилась.

— Так ты — помощница Джейн?

— Вообще-то я помощница руководства колонии, — сказала Савитри. — А поскольку руководство состоит из двух человек, значит, я и ваша помощница тоже. И потому, как и прежде, не буду заваривать вам чай!

— Но ведь колонистов отбирали всего в нескольких колониях. И Гекльберри среди них не было.

— Не было, — согласилась Савитри. — Но вы, как руководители колонии, имеете право составлять свой собственный персонал из кого вам в голову взбредет. Джейн меня знает, доверяет мне и в курсе, что мы с вами хорошо работаем вместе. Так что это вполне разумно.

— Когда же она тебя зачислила в наш штат? — осведомился я.

— В тот же день, когда вы сообщили, что уезжаете. Она пришла сюда, когда вы отправились на ленч. Мы поговорили о том, о сем, и она предложила мне работу.

— И никто из вас не удосужился сообщить мне об этом! — возмутился я.

— Она хотела, — созналась Савитри. — Но я попросила ее этого не делать.

— Почему же?

— Потому что если бы она вам сказала, то у нас не было бы этой замечательной, восхитительной беседы!

Савитри громко рассмеялась и несколько раз прокрутилась вместе с креслом.

— Брысь с моего места! — прикрикнул я.

Гикори, и Дикори подошли ко мне, когда я, испытывая довольно ощутимую грусть, стоял в опустевшей гостиной моего дома, все имущество которого уже было упаковано и вывезено.

— Нам нужно поговорить с вами, майор Перри, — сказал Гикори.

— Да, конечно.

Я не на шутку удивился. За семь лет, которые Гикори и Дикори провели с нами, мы часто общались. Но они никогда не начинали беседу сами: всегда молча ждали, пока мы их заметим.

— Мы воспользуемся нашими имплантатами, — добавил Гикори.

— Ради бога, — кивнул я, недоумевая все сильнее.

Гикори и Дйкори почти синхронными движениями ощупали воротники, обрамлявшие их длинные шеи, и нажали находившиеся справа кнопки.

Обиняне были искусственной расой. Консу, ушедшие от нас почти немыслимо далеко вперед, когда-то отыскали предков обинян и при помощи своих фантастических технологий наделили этих ничтожных существ разумом. Обиняне превратились в высокоинтеллектуальную расу, но не обрели индивидуальности. Та часть разума, которая обеспечивает самосознание и эмоциональные переживания, у них полностью отсутствовала. Отдельно взятый обинянин не имел никакого ощущения своего «я» или индивидуальности и определял себя только как часть группы. В то же время они понимали, что лишены чего-то такого, чем обладают все прочие разумные расы. Случайно или преднамеренно консу лишили обинян индивидуального самосознания — это оставалось полностью закрытым и спорным вопросом. Я же, исходя из опыта ряда встреч с консу, подозревал, что ими двигало, в первую очередь, любопытство и обиняне явились для них всего лишь объектом очередного эксперимента.

Обиняне жаждали обрести личностное самосознание, настолько жаждали, что рискнули вступить в войну с Союзом колоний, чтобы обрести его. На войну их сподвигнул Чарльз Бутэн, ученый, которому первым удалось выделить, записать и сохранить вне мозга самосознание и эмоциональную сферу человеческой личности. Специальные силы прикончили Бутэна, прежде чем он успел передать обинянам личностное сознание. Но его работа была очень близка к завершению, так что Союзу колоний удалось достичь с обинянами соглашения об окончании работ. Таким образом, эта раса внезапно превратилась из противника в друга, а Союз колоний успешно справился с работой Бутэна и изобрел имплантируемые носители эмоций, базирующиеся на используемой в ССК технологии МозгоДруга. Было создано нечто вроде вспомогательной личности для обинян.

Люди — во всяком случае, те немногие, кто вообще знал об этой истории, — вполне естественно считали Бутэна предателем, стремившимся погубить Союз колоний, что повлекло бы за собой скорую гибель миллиардов людей. Обиняне же, столь же естественно, относились к нему как к одному из великих героев своего народа, как к Прометею, давшему им не просто огонь, а нечто большее — личность. Если вам когда-нибудь потребуется доказательство относительности понятия героизма, можете не задумываясь использовать эту коллизию.

Мое собственное отношение к данному вопросу было несколько более сложным. Да, он был предателем своей расы и заслуживал смерти. Но, помимо этого, он являлся еще и биологическим отцом Зои. А моя приемная дочь — не только красавица и умница, но и на редкость замечательный человечек. Трудно сознаться даже самому себе, что ты рад гибели ее, отца.

Неудивительно, что обиняне буквально обожествляли Зою: одним из первых условий соглашения с СК было нечто иное, как требование постоянного права общения с нею. Это право им в конечном счете было дано, и два обинянина с тех пор постоянно жили бок о бок с Зоей в нашей семье. Зоя назвала их Гикори и Дикори. Они получили разрешение пользоваться своим имплантированным самосознанием для записи части того времени, которое проводили с Зоей. Эта запись, опять же через имплантаты, поступала ко всем обинянам, так что получалось, будто рядом с Зоей находятся все они. За прошедшие годы Гикори и Дикори овладели английским языком едва ли не лучше большинства представителей человечества, с которыми мне приходилось иметь дело. Разве что иногда путались в словах.

Пока Зоя была еще слишком мала для того, чтобы в полной мере понять, что именно происходит, мы с Джейн допускали эту практику в очень ограниченных масштабах. Когда же дочь стала достаточно взрослой, она решила сохранить прежнее положение. Ей очень понравилась мысль о том, что она будет делить свою жизнь с целой расой, хотя, конечно, как и любой подросток, очень высоко, ценила возможность побыть в одиночестве. Если она выказывала такое желание, Гикори и Дикори выключали свои имплантаты, очевидно, не видя смысла тратить попусту драгоценные эмоции на время, которое приходилось проводить вдали от Зои. А вот желание общаться со мной с использованием искусственной личности было чем-то совершенно новым.

Включение воротников, куда была вмонтирована электроника, и установление связи между приборами и нервными системами Гикори и Дикори разделялись небольшой паузой. То, что происходило за эти секунды, походило на пробуждение лунатиков, если наблюдать за ними со стороны. И еще это было немного жутковато. Но самая жуть началась потом: Гикори улыбнулся мне.

— Нам будет очень грустно расстаться с этим местом, — сказал он. — Пожалуйста, поймите, что ведь мы провели здесь всю свою сознательную жизнь. То, что мы здесь испытали, глубоко врезалось в наши чувства — наши и каждого представителя народа обинян. Мы благодарны вам за то, что вы позволили нам разделить с вами эту жизнь.

— Нам это было приятно, — ответил я.

Было похоже, что обиняне просто-напросто решили провести с нами совершенно тривиальную сентиментальную беседу.

— Вы говорите так, будто собираетесь покинуть нас. Но я-то думал, что поедете с нами и дальше.

— Мы поедем с вами, — продолжил Гикори. — Дикори и я, мы оба хорошо осознаем всю тяжесть доставшегося нам бремени — общения с вашей дочерью и передачи впечатления всем остальным обинянам. Это порой бывает немыслимо тяжело. Видите ли, мы не можем надолго оставлять наши имплантаты включенными. Слишком велико эмоциональное напряжение. Имплантаты далеко не совершенны, и нашим мозгам из-за этого приходится несладко. С нами происходит… это нечто вроде сильнейшего перевозбуждения.