Маруся 2. Таежный квест - Сергей Волков

От монотонных движений девочку вскоре начало укачивать. «Я сейчас усну», — поняла она. Тут в кармане комбинезона коротко тренькнул коммуникатор — раз, другой, третий…

Сообщение!

— Тфоя тихо! — Уф тряхнул короб. — Молчи!

— Молчу, молчу, — шепотом ответила Маруся, лихорадочно нажимая на кнопки. На вызов коммуникатор по-прежнему не работал.

В папке «входящие» обнаружился довольно тяжелый видеофайл, присланный неизвестным абонентом. Это послание не походило на обычный спам: в строке «адресат» значились ее фамилия, имя и отчество. Маруся встревожилась не на шутку. Весь ее жизненный опыт подсказывал: когда тебя в неполные пятнадцать лет называют полным именем, ничем хорошим это не кончится.

Так оно и получилось.

Когда файл загрузился, девочка вытянула из гнезда на торце коммуникатора крохотный наушник-пуговку, отключила встроенный динамик и запустила послание. На экранчике возникло лицо пожилого, очень усталого мужчины с испуганными глазами. Морщины, короткий ежик седых волос, шрам на щеке.

— Здравствуй, Маруся, — резиново улыбнулся он одними губами. — Не старайся — ты вряд ли меня вспомнишь. А между тем, девочка моя, мы знакомы. Даже более того: когда ты была совсем маленькой, я часто играл с тобой и ты очень любила сидеть у меня на коленях. Меня зовут Арсений Павлович Ковалев. Ну, теперь ты вспомнила?

— Н-нет, — не очень уверенно прошептала Маруся. Что-то крутилось у нее в памяти, что-то такое… знакомое и не совсем знакомое одновременно.

— Если нет — не беда, — нарочито бодрым голосом продолжил говорить человек на экране. — Я сам напомню тебе: я твой крестный.

«Точно! — едва не вскрикнула Маруся. — Дядя Сеня!»

Но за узнаванием тут же пришло недоверие: «Что с ним стало? Он же был такой большой, бородатый, толстый, веселый…»

— Когда тебе было всего четыре года, — снова зазвучал в наушнике голос Ковалева, — мы с твоим отцом и тобой отправились в Арктическую экспедицию. Это был хорошо распиа-ренный, шумный проект, хотя основные результаты наших изысканий засекречены.

Вот после этих слов Маруся по-настоящему вспомнила — точно окунулась в то время. Она даже остановила ролик и закрыла глаза.

Сквозь туман прошедших лет проступили лица отца и дяди Сени.

Они беседовали в гостиной Гумилевых, попивая ароматный капучино, а маленькая Маруся на пушистом ковре возле дивана возилась с рыжим котенком. Маруся почти дословно вспомнила, о чем говорили отец и крестный.

— Все-таки ты сумасброд, Андрюша, — смеялся дядя Сеня. — Выкинуть такие крутые бабки — и на что? На ветер, на холодный арктический ветер.

— Да нет, Арсений, — сухо ответил тогда отец. — Ты просто не в состоянии оценить перспективы, которые открываются при благоприятном исходе экспедиции.

— Да в состоянии я, в состоянии! — все так же смеясь, махнул рукой дядя Сеня. — Но подумай сам: вероятность этого самого благоприятного исхода катастрофически мала. А риск потерять почти двенадцать миллионов — вот он как раз вполне реален.

— Можешь оставаться, — набычился отец. — Мне маловеры и пессимисты не нужны.

— Ну уж нет, — враз посерьезнел Ковалев. — Я поеду. Мы же друзья. Я не отпущу тебя одного.

Отец поставил опустевшую чашку на столик, поднялся.

— Ну, а раз так, то нечего нагонять тоску своими пророчествами. Готовься.

— Есть, шеф! — шутливо подскочил и откозырял дядя Сеня. Он тоже избавился от чашки, схватил Марусю, подбросил к потолку. — Муська-мумуська! Что тебе больше всего хочется увидеть в Арктике?

— Белого медведика! Умку! — сквозь смех крикнула тогда Маруся.

С тех пор она практически больше не видела Ковалева. Во время путешествия и он, и отец все время пропадали то на капитанском мостике, то в трюмах, то где-то еще, занимаясь разными экспедиционными делами, а Маруся все время проводила с няней.

И вот теперь дядя Сеня появился на экране носовского коммуникатора. Седой, со шрамом и испуганными глазами.

«Что все это значит?» — с тоской вздохнула Маруся и сняла ролик с паузы.

— …Но воспользоваться сенсационными результатами мне было не суждено, — продолжил говорить дядя Сеня. — Так получилось, девочка моя, что во время нашей экспедиции на ледоколе «Россия», а точнее, потом, на станции, произошло несколько необъяснимых и трагических случаев. Погибли люди. Было инициировано расследование. Мне тяжело об этом говорить, но…

Ковалев на секунду умолк, судорожно сглотнул и тихо закончил:

— … Но главным виновником признали меня. А главным свидетелем обвинения стал мой компаньон и твой отец — Андрей Гумилев. Он оболгал меня, Маруся. Оболгал цинично, выгораживая себя. Суд… в общем, меня приговорили к двадцати семи годам заключения без права на досрочное освобождение. Карьера, жизнь — все оказалось сломано, уничтожено. Нет больше Арсения Ковалева и никогда уже не будет. Есть заключенный номер 147329, да и тот скоро отправится в мир иной. Да, Мусенька, увы, я очень болен и скоро умру.

Перед смертью я постарался найти возможность рассказать тебе правду о событиях одиннадцатилетней давности. Это обращение я записываю тайно, в колонии строго режима. Она находится за Полярным кругом.

Я не призываю тебя делать поспешных выводов. По-своему твой отец прав. У него есть дело, которому он служит. Но подумай на досуге: можно ли, гуманно ли ради каких бы то ни было высоких целей калечить и уничтожать живых людей? И поинтересуйся, если будет время и желание, чей это лозунг: «Цель оправдывает средства», хорошо? А теперь прощай, девочка моя. Белого медведика Умку я тебе подарить, увы, уже никогда не смогу. Мы больше не увидимся.

Файл закончился, экран подернулся рябью «белого шума». Маруся выпустила из рук коммуникатор и заплакала.

4

Когда ёхху остановился и опустил короб на землю, Маруся уже успокоилась и даже почти взяла себя в руки. Поначалу, после исповеди дяди Сени, у нее появилось острое желание что-нибудь сломать, разбить, разрушить.

И чтобы вдребезги, в клочья, в брызги!

Она отказывалась верить в то, о чем ей поведал пропавший много лет назад крестный. Но в то же время чувствовала: это не розыгрыш, не чья-то дурацкая шутка.

Такими вещами не шутят!

Но, с другой стороны, разве папа не предупредил ее, оставив надпись на плакате?

И тут сомнения налетели на Марусю, как осенний ветер на пожелтевшее дерево. Листья здравого смысла понеслись прочь, а из-под них отчетливо проступили ветви новой реальности.

«Если надпись сделал папа, значит, он был уверен, что я окажусь в избушке Уфа. А если был уверен, почему же он не прислал за мной вертолет? Почему вообще допустил, чтобы Бунин… Стоп-стоп-стоп! То есть папа ВСЕ ЗНАЕТ?!»