Хагакурэ, или Сокрытое в листве - Ямамото Цунэтомо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
60. Вот некоторые из наставлений, которые записал Дзинъэмон Ямамото[56]:
— Если ты видишь одно, тебе откроется все.
— Притворная улыбка выдает в мужчине трусость, в женщине — сластолюбие.
— Ведешь ли ты официальные речи или просто разговариваешь, всегда смотри в глаза слушающему. Вежливого поклона и приветствия в начале беседы достаточно. Говорить, опустив голову, опрометчиво[57].
— Опрометчиво ходить, засунув руки в хакама[58].
— Прочитав книгу или свиток, сожги их немедленно. Чтение — дело знати, а дело самураев из рода Накано — оттачивать владение боевыми искусствами, упражняясь с деревянным мечом.
— Тот, кто не приписан к отряду и не имеет лошади, не самурай.
— Кусэмоно[59] — человек, на которого можно положиться.
— Надо подниматься в четыре утра, мыться, выбривать волосы у лба, есть с восходом солнца и ложиться спать с наступлением темноты.
— Даже когда самураю нечего есть, он должен ковырять зубочисткой в зубах, будто только что пообедал. Внутри — шкура собаки, снаружи — шкура тигра.
61. Как можно ответить на вопрос, что́ самое главное должен воспитывать в себе человек? Попробую дать ответ: прежде всего в любой момент нужно иметь трезвый рассудок и чистоту помыслов. Между тем многие пренебрегают этим и впадают в уныние. Лицо человека оживляется, когда он честен и искренен. Если его мысли абсолютно чисты, возникает нечто, идущее от самого сердца. Это верность своему господину, сыновнее почитание родителей, храбрость и геройство в военных делах и еще что-то, применимое ко всему сущему. Это «нечто» трудно обнаружить и так же трудно сохранить в себе. Мысль заключена в текущем мгновении, и больше ничего не существует.
62. Прежде отношения между командирами и теми, кто находился у них в подчинении, были очень тесными и носили особый характер. Во времена Мицусигэ был такой случай. В конной гвардии его светлости образовалась вакансия. Главные вассалы обсудили кандидатуры и пришли к выводу, что больше всего на эту роль подходит Гэндаю Маватари, который считался самым способным из молодых воинов.
На следующий день рано утром Итинодзё, удалившийся на покой отец Гэндаю, явился к Кадзуме Накано, командиру отряда, к которому был приписан его сын, и сказал: «Это совершенно исключено. Ваш отряд — только люди вашего рода. Я составлял исключение и потому старался превзойти всех в желании быть полезным командиру. И я напутствовал сына неусыпно нести службу лучше членов вашего рода. Однако вы решили удалить моего сына из отряда. Для нас это жестокое решение и потеря лица. Это черное пятно на репутации сына и мой позор как человека служилого и ушедшего на покой. Мы обесчещены и готовы совершить сэппуку».
Выслушав его, Кадзума заявил: «Вы всё не так поняли. Получить назначение в конную гвардию — великая честь для Гэндаю. Его выбрали, ибо старейшины признали его очень способным воином. Вы оба должны радоваться этому». Такие слова не убедили Итинодзё, и он решительно продолжал: «При обсуждении этого вопроса вам надо было сказать старейшинам, что для вашего отряда мой сын так же важен, как члены вашего рода, и что вы не хотите его терять. А отпустили вы его, потому что не считаете частью своей семьи. Я до глубины души возмущен, что вы отвернулись от него».
Тогда Кадзума ответил: «Да, с вами нельзя не согласиться. Сегодня я сообщу старейшинам, что мы отклоняем это назначение». Итинодзё покинул дом Кадзумы со словами: «Я бы не ушел, не получив вашего согласия».
В тот же день Кадзума отправился в замок и рассказал обо всем старейшинам: «Никто не знает, что такое жизнь. Сегодня утром я получил совершенно неожиданный удар. Прошу извинить и отменить назначение Гэндаю». В результате в конную гвардию назначили другого человека.
63. Еще пятьдесят-шестьдесят лет назад самураи каждое утро совершали омовения, брили головы надо лбом, наносили на волосы благовония, обрезали ногти, натирались пемзой и кислицей. Не ленились следить за собой, чтобы выглядеть опрятно. С таким же вниманием они относились к своему оружию — не допускали появления ржавчины, протирали от пыли, начищали до блеска. Кому-то может показаться, что такой тщательный уход за внешностью — пустое щегольство, но это отнюдь не простая дань моде. Самурай готов в любой момент вступить в ожесточенную схватку и умереть, и если смерть настигнет его в неопрятном виде, это покажет его неготовность к ней, что вызовет презрение врагов, которые посчитают его нечистым. Вот почему и в зрелые годы, и в юности самурай должен следить за своей внешностью.
Кому-то может показаться, что на это уходит слишком много сил и времени, но это то, что должен делать воин. Не так уж много времени требуется на уход за собой, и люди не настолько заняты, чтобы манкировать этим. Самураю никогда не будет стыдно за себя, если он готов умереть в бою в любой момент и выполняет свой долг воина, усердно служа своему господину. В наши дни люди даже во сне не думают о таких вещах и проводят день за днем, только потакая своим желаниям. Придет время, и они навлекут на себя позор, но не будут его стыдиться. Такие люди думают, что, пока у них все хорошо, ничто больше не имеет значения, и все глубже погружаются в болото вульгарности. Все это заслуживает сожаления. Как может воин, который должен быть преисполнен решимости умереть в любой момент, вести себя так позорно? Об этом надо крепко задуматься.
За последние тридцать лет нравы в обществе изменились. Теперь молодые самураи собираются, чтобы поговорить о деньгах, прибылях и убытках, секретничают, обсуждают наряды, любовные похождения. Других причин встречаться у них нет. Вот какие нравы настали. Прежде люди даже в двадцать-тридцать лет, не говоря уже о более солидном возрасте, и думать не могли о таких низменных вещах и никогда не говорили на подобные темы. И скажи кто-то из старших случайно нечто подобное, он бы тут же пожалел о своей оплошности.
Новые обычаи, видимо, возникли из желания покрасоваться на людях, и в цене теперь только деньги. Если люди откажутся от непомерной роскоши, тогда они смогут все это преодолеть. Поразительно, как сейчас
