Дуэнья - Ричард Шеридан

Августин. Да, Баутиста, богатый скряга, который умер на той неделе, завещал тысячу пистолей и серебряный светильник, стоявший у него в спальне, чтобы возжигать его перед образом Сан-Антоньо.

Пабло. Благая мысль. Но мы дадим его деньгам лучшее применение. Щедрость Баутисты будет озарять живых, а не мертвых. Сан-Антоньо не боится потемок, хотя он…

Стучат.

Посмотрите, кто это там.

Отец Франсиско идет отворить.

Входит привратник.

Привратник. Там кто-то пришел и просит отца Пабло по спешному делу.

Франсиско. Брат Пабло!

Отец Пабло выходит из-за занавески со стаканом вина и пряником.

Пабло. Что такое? Как ты смеешь, братец мой, так непристойно нарушать наши молитвы?

Привратник. Я думал, вы кончили.

Пабло. Нет, не кончили. Разве мы кончили, брат Франсиско?

Франсиско. Осталось еще по бутылке на каждого.

Пабло. Ни ты, ни твои собратья никогда не считаются с тем, который час. Вы не помышляете ни о чем, кроме угождения своим страстям. Жрете, пьянствуете, спите, прохлаждаетесь и благоденствуете, в то время как мы умерщвляем плоть.

Привратник. Мы просим не больше того, что требует природа.

Пабло. Неправда! У вас больше вожделений, чем волос на голове! И ваши румяные, гладкие, откормленные образины бесчестят наш орден. Срам! Если вы голодны, то разве не довольно вам благотворных корней земных? А если жаждете, то есть же хрустальная влага источников! (Отпивает.) Убери (отдает ему стакан) и проведи меня к просителю.

Привратник осушает стакан.

(На ходу оборачивается.) Вот-вот, ты бы все выпил, если бы там что-нибудь было! О чревоугодник, чревоугодник!

Уходят.

Картина шестая

Двор перед приоратом.

Входят Исаак Мендоса и дон Антоньо.

Исаак. Просто мука дожидаться этого отца Пабло! Верно, все еще вечерню служит, бедняга.

Дон Антоньо. Да нет, вот он идет.

Входит отец Пабло.

Добрейший отец Пабло, я пришел просить у вас благословения.

Исаак. Да, добрейший отец Пабло, мы пришли просить вас об одолжении.

Пабло. А в чем дело?

Исаак. Мы просим нас повенчать, отец Пабло. Да вы и по внешнему виду истинный жрец Гименея.

Пабло. Вот именно, потому что жизнь моя проходит в сокрушении душевном и в умерщвлении плоти.

Исаак. Нет-нет, вы похожи на служителя Гименея, потому что облик ваш дышит довольством и радостью.

Пабло. Увы, внешность моя обманчива. Я действительно довольно объемист, но когда постишься, питаешься ветром, вот меня и раздуло, как пузырь.

Дон Антоньо. Но у вас отличный, свежий цвет лица, отец Пабло. Румянец хоть куда!

Пабло. Да, мне столько пришлось краснеть за род человеческий, что краска стыда на мне уже неистребима, как его грехи.

Исаак. Добрый человек!

Пабло. Я ли не старался? Но что пользы? Они продолжают грешить под самым моим носом.

Исаак. Это и видно, отец Пабло, потому что нос у вас покраснел еще гуще, чем остальное лицо.

Пабло. Вы, я вижу, зубоскал!

Дон Антоньо. Однако к делу, отец мой. Согласны вы совершить над нами обряд венчания?

Пабло. Сочетать браком молодых людей таким вот тайным образом небезопасно. И в душе у меня много веских оснований против.

Дон Антоньо. А в руке у меня много веских оснований за. Исаак, найдется ли у вас достаточный довод, а то и два в нашу пользу?

Исаак. Да-да. Вот совершенно неоспоримый кошелек.

Пабло. Стыдитесь! Я рассержусь! Вы забываете, кто я, и если назойливые люди насильно суют всякую дрянь… да, в этот карман… или в этот… то грех на них.

Оба кладут деньги ему в карман.

Пабло. Ах, как вы меня печалите! Я бы вернул их вам, но для этого я должен к ним прикоснуться и, таким образом, нарушить мой обет.

Дон Антоньо. Ну, теперь идем.

Исаак. Освятите наше право на восторг и блаженство.

Пабло. Но, когда для вас настанет час раскаяния, на меня не пеняйте.

Дон Антоньо (в сторону). Для моего друга Исаака такое предостережение нелишнее. (Громко.) Ничего, отец мой, делайте свое дело, а последствия я беру на себя.

Исаак. И я также.

Вбегает донья Луиса.

Донья Луиса. Ах, Антоньо, Фернандо у ворот и спрашивает нас.

Исаак. Кто? Фернандо? Надеюсь, он не меня спрашивает?

Дон Антоньо. Не бойся, любовь моя. Я его легко успокою.

Исаак. Уверяю вас, что нет! Антоньо, послушайтесь моего совета и удирайте. Этот Фернандо – самая беспощадная собака и у него такая проклятая длинная шпага! Клянусь жизнью, он пришел перерезать вам горло.

Дон Антоньо. Пустяки, пустяки.

Исаак. Вы можете оставаться тут, если вам угодно, а я кого-нибудь найду, кто меня повенчает. Потому что, клянусь Сантьяго, он меня больше не увидит, пока мне служат мои пятки. (Убегает.)

Донья Луиса опускает вуаль. Входит дон Фернандо.

Дон Фернандо. Итак, сеньор, я все-таки нашел вас.

Дон Антоньо. Да, сеньор?

Дон Фернандо. Низкий, вероломный человек! Откуда у вас, при вашей лживой, коварной душе, берется смелость смотреть в глаза тому, кого вы оскорбили?

Дон Антоньо. Фернандо, вы слишком вспыльчивы. Правда, вы застаете меня в ту минуту, когда я собираюсь повенчаться с той, кого люблю превыше жизни. Но не я склонил ее к побегу, я, как и вы, ненавижу обман. Клянусь небом, пока я не встретился с ней, я не знал, что она покинула родительский дом.

Дон Фернандо. Какие жалкие оправдания! Вы обманули друга ради женщины, которая в своем дерзком бесстыдстве давно предвкушала вашу измену, ваш еврейский сводник мне это рассказал. Но будьте последовательны и, если вы решились нанести мне оскорбление, идите за мной и докажите, что у вас достаточно мужества, чтобы это признать.

Донья Луиса. Антоньо, я вижу, в чем его ошибка. Дай мне с ним поговорить.

Пабло. Друг мой, разве можно препятствовать союзу двух любящих сердец?

Дон Фернандо. Не суйся, поп! Рука, которой он домогается, моя.

Пабло. Если так, то я отстраняюсь. (Донье Луисе.) Сеньора, вы когда-нибудь обещали вашу руку этому молодому человеку?

Донья Луиса отрицательно качает головой.

Дон Фернандо. Клара, благодарю тебя за твое молчание. Мне было бы тяжело услышать из твоих уст такую ложь. Но в наказание помни, что я ни в чем тебя не упрекнул.

Входит донья Клара под вуалью.

Донья Клара. Что это за шутки?

Дон Фернандо. Антоньо, здесь вы под защитой, но мы еще встретимся. (Хочет идти.)

Донья Клара берет его за руку, а донья Луиса – за другую.

Донья Луиса.

Оглянись, несчастный,Посмотри сюда!

Донья Клара.

Что за гнев ужасный,Злоба и вражда!

Донья Луиса.

Как сестры родимойМог ты не узнать?

Донья Клара.

От своей любимойСтыдно убегать!

Откидывают свои вуали.

Дон Фернандо. Что это значит? Моя сестра! И Клара! Я ничего не понимаю.

Донья Луиса. Между тем это так, милый братец.

Пабло. Как? О мерзость греховная! Этот человек хотел жениться на родной сестре?

Донья Луиса. И тебе не стыдно? Не узнать родную сестру!

Донья Клара. Гнать прочь свою возлюбленную?

Донья Луиса. Видишь, как ревность ослепляет людей!

Донья Клара. Будешь теперь ревновать?

Дон Фернандо. Никогда в жизни! Ты, сестра, я знаю, простишь меня. Но могу ли я надеяться, Клара?…

Донья Клара. Нет-нет. Ты сам только что просил меня не приставать к тебе. «Кого вам здесь нужно, дорогой сеньор?» «Не вас, не вас!» Ах ты, слепец несчастный! Но поклянись никогда больше не ревновать, и я прощу тебя.

Дон Фернандо. Всем, что есть…

Донья Клара. Хорошо, довольно! Дело не в клятве. (Подает ему руку.)

Донья Луиса. Но здесь есть человек, перед которым тебе следовало бы извиниться.

Дон Фернандо. Антоньо, мне стыдно думать…

Дон Антоньо. Не оправдывайся, Фернандо. Я знаю, что такое любовь, и знаю, что на выходки влюбленного нельзя сердиться. Но пора. Последуем за этим добрым отцом, и мы тебе объясним, почему произошла такая ошибка.

Хор.

Часто слышит ГименейПышных клятв фальшивый звон,Но блаженством светлых днейНаграждает верных онГде любовью прочен брак,Он внимателен и благ.

Уходят.

Картина седьмая

Зал в доме дона Херонимо.

Входят дон Херонимо, Лопес и слуги.

Дон Херонимо. Смотрите, чтобы все было в наилучшем виде! Чтобы лица у моих слуг были самые веселые! Но велите им поменьше напиваться, пока не кончится ужин.

Слуги уходят.

Так, Лопес, а где же твой господин? Увидим мы его за ужином?

Лопес. Сказать по совести, сеньор, думаю, что нет. Он, по-моему, с ума сошел. Прогнал меня, поверите ли, со страшными угрозами.

Дон Херонимо. Верно, за какой-нибудь юбкой волочится молодой повеса! Ну что ж, повеселимся и без него.