Грязная история - Эрик Эмблер

Я полагаю, что, прежде чем мы достигли Порт-Саида, солдат удачи во мне почуял, что он вновь выходит на военную тропу.

ПУТЬ ДО ДЖИБУТИ

Глава I

Мы подождали до десяти часов, прежде чем высунулись из своей каюты.

Мне с громадным трудом удалось убедить Гутара одолжить свою бритву. Он согласился в конце концов только после того, как сообразил, что, если я буду выглядеть слишком занюханным, когда мы появимся в кают-компании, это отразится и на его репутации. Сделал он это с великой неохотой, а когда я, тщательно прополоскав, вернул ему бритву, он промыл ее еще раз. Как будто у меня были лишаи или еще что. Но мысль о том, что мы должны произвести наиболее благоприятное впечатление, мало-помалу дошла до него, и он выделил мне свою старую рубашку с короткими рукавами, так как моя была вся вымазана при посадке.

Мы нашли небольшую кают-компанию на верхней палубе, и чернокожий официант принес нам кофе и гренки. Он говорил по-французски. Гутар сказал, что он сенегалец. Пока мы завтракали, зашел моряк. Он был молод, худоват и бледен, но выглядел крепким. Кивнув нам, он сел на другом конце стола. Официант принес ему кофе и фруктов. Когда официант вышел, моряк вновь посмотрел на нас.

– Новые пассажиры, как я понимаю? – спросил он по-французски.

Гутар кивнул.

– Вы часто берете пассажиров?

– Не очень. Это дело капитана. – Он употребил слово «патрон» и при этом ухмыльнулся. – Если ему вдруг захочется сделать кому одолжение. В этом рейсе вы пока единственные.

– Пока?

– Иногда мы берем несколько палубных пассажиров в Адене. Арабов. От Адена до Занзибара. Но от них потом все судно воняет.

– От нас вони не будет.

– Не спорю. – Он снова ухмыльнулся. – Но с вашего позволения скажу, что вы сидите на капитанском конце стола.

– Спасибо, – коротко отрезал Гутар. Он терпеть не мог, когда ему что-нибудь указывали. Я приподнялся.

Молодой моряк помахал рукой:

– Сейчас не утруждайте себя. Но это единственная формальность, которая соблюдается на «Волвертеме». Все весьма благодушно настроены, включая капитана. Нам иначе нельзя.

Было ясно, он любил поболтать.

«Волвертем», как оказалось, хотя и был зарегистрирован и Либерии, принадлежал бельгийской компании. Офицеры были в основном из бельгийцев и немцев, а матросы – из сенегальцев и несколько алжирцев. Судно сейчас совершало рейс из Антверпена в Лоренсу-Маркиш с грузом стальной строительной арматуры. Во всяком случае, они надеялись, что проделают такой рейс. Неполадки с конденсаторами заставили их стать на ремонт в Пирее, и они уже потеряли две недели. Такая история могла случиться снова. Задержки, судя по рассказу третьего помощника Бержье, были привычным делом для экипажа «Волвертема».

За ленчем мы увидели капитана. Это был седой, угловатый человек с узкой головой, горькими складками у рта и опухшими, нависшими веками. Был он фламандец, и звали его Ван Буннен. Я прикинул, что ему было за пятьдесят. Если вершиной его карьеры было командовать «Волвертемом» (а судя по всему, так оно и было), у него имелись все основания испытывать горечь.

Нас он сначала полностью игнорировал. Это было понятно, если принять во внимание, что он получил приличную взятку от Геннадиу через кого-то из его людей, чтобы он не заметил, что нас погрузили на его судно как кули с мукой. Ясно, ему не очень-то было приятно созерцать свидетельство его собственной продажности. Другие за столом – старший механик – немец, который нас приветствовал от имени экипажа, и молодой помощник, так свободно трепавшийся с нами ранее, – поняли намек и примолкли. Возможно, они тоже получили свою долю.

Если Гутар и терпеть не мог, когда ему указывают, он еще больше не любил, когда его игнорируют. Полуулыбочка на его губах, смахивающая на капкан, становилась все жестче по мере продолжения трапезы. Когда подали кофе, он уже не мог сдержаться. Он поднялся и подошел к капитану.

– Ив Гутар, шкипер, – произнес он. – Рад познакомиться с вами.

Капитан на мгновение как будто потерял дар речи. Потом он довольно вяло пожал протянутую ему руку.

– Ван Буннен, – отозвался он. Гутар показал на меня:

– А это мой друг мсье Симпсон. Капитан и я что-то промямлили друг другу.

– Мы очень надеемся, – твердо продолжал Гутар, – что факт нашего появления на судне несколько необычным путем не будет истолкован превратно. Мы, журналисты, как вы должны понять, иногда раскапываем сведения довольно скандального характера, которые политиканы предпочли бы скрыть. В подобных обстоятельствах нам приходится перемещаться нетрадиционным способом.

– Да, да, конечно, – сказал капитан. Трудно понять, что он подумал об этой галиматье. Но было очевидно, что в тот момент ему было удобнее сделать вид, что он нам поверил. В таком случае мы выглядели для него меньшим упреком. Он представил нам своих офицеров.

Это было в среду. Мы должны были прибыть в Порт-Саид в пятницу вечером. В четверг к вечеру капитан и Гутар сошлись – водой не разольешь. Мне было все равно. Я люблю, когда меня не беспокоят. Я старался убедить себя, что завтрашний день никогда не наступит и что мне не нужно думать о будущем.

Ночь была теплой, и мне не хотелось спать в душной каюте. Я дремал в кресле на палубе, когда ко мне присоединился Гутар. Он подтащил свое кресло к моему.

У него с капитаном было очередное заседание, и от него за километр несло голландским джином. Он был слегка пьян. Говорил он чисто и был настроен более благодушно, чем обычно.

– Ты знаешь, в чем беда нашего шкипера? – начал он.

– Перебор джина?

– Да, но главная беда не в этом. Беда в том, что джин быстро сбивает его с копыт. Пьян в стельку. – Его зубы блеснули в темноте.

– Я бы и сам с удовольствием надрался.

– Там в каюте есть еще бренди. Сходи принеси.

– С удовольствием.

– Не забудь стаканы с умывальника.

Гутар был из тех, кому всегда кто-нибудь должен подавать и прислуживать.

Когда я вернулся, он стоял у перил и смотрел на волны, бегущие от судна.

Он вылил в стаканы содержимое бутылки и швырнул ее за борт.

– Твое здоровье, – сказал он.

– Будь здоров.

Я снова уселся, и мне очень хотелось, чтобы он убрался. Не было желания ни говорить, ни думать, только бы не кончалось бренди. Он снова сел в кресло рядом со мной, растянулся и положил ноги на нижнюю планку палубных перил.

– Ты думаешь остаться в Порт-Саиде? – спросил он.

– Не дольше, чем необходимо.

– А куда потом?

– Возможно, на Кипр.

– Зачем?

– Неплохое место.

– А ты не боишься, что тебя выдадут? Они там с греками как родные.

– Сомневаюсь, что греки захотят с этим возиться. – Тем не менее эта сторона жизни Кипра не приходила мне в голову. Мне еще больше захотелось, чтобы его унесли черти.

– Я бы не рискнул. К тому же, что ты собираешься делать на Кипре?

На такой вопрос у меня не было ответа. Я что-то невнятно пробормотал.

– Ты знаешь это место, Лоренсу-Маркиш, куда идет судно? – спросил он. – Бывал там?

– Нет, не бывал.

– Мне о нем рассказывал шкипер. Это в португальском Мозамбике. Там пока еще страна для белых людей, без глупостей. Они в тех краях знают, как обращаться с макаками.

Макаки – порода обезьян, но для таких, как Гутар, это слово означает «негр», «черномазый». Меня в школе в Англии, бывало, обзывали черномазым, потому что я родился в Египте. Поскольку я вовсе не темнокожий, это меня не очень задевало. Но все же задевало. У Гутара была отвратительная способность напоминать мне о вещах, которые мне хотелось бы забыть. Я не ответил.

– Девяносто девять процентов макак, – продолжал он, – один процент белых. Но зато этот один процент кое-чего стоит. Шкипер думает, что я смог бы получить визу у португальского консула в Порт-Саиде.

Это меня ошарашило.

– Ты собираешься туда податься?

– Я об этом думаю.

– Но туда ведь сколько добираться!

– Всего семнадцать суток или около того. Шкипер говорит, что, если я подпишу контракт с ним в качестве помощника эконома, он доставит меня туда за сто двадцать пять долларов.

– Но что ты там будешь делать?

– Что-нибудь подыщу. Я знаю, как обращаться с макаками. Мне дело найдется.

– А как же язык? Ты знаешь португальский?

– Немножко знаю испанский. Мне недолго выучить. Кроме того, он говорит, там разговаривают на всех понемножку. У них есть еще один большой город, Бейра. Порт, обслуживающий Родезию. Держу пари, там многие говорят по-английски. Ты там будешь на месте.

– Я?

– А чего тебе терять?

Я попытался представить себе, что могу потерять, кроме жизни и свободы.

– У меня жена, – сказал я наконец. Он ухмыльнулся еще шире.

– Я видел ее фото. Очень ничего. Ты рассчитывал, она приедет к тебе на Кипр?

Я ни на что не рассчитывал. По правде, я не очень-то думал о Ники. Во всяком случае, у меня не было никаких иллюзий на ее счет. Когда она вернется и не найдет меня, то не станет долго горевать. Кто-нибудь займет мое место.