Пылающий берег - Уилбур Смит

— Mon Dieu![27] — Она вскочила и стала топтать лежащую поодаль шинель, чтобы окончательно потушить тлевшую шерсть.

Майкл смотрел на свою спасительницу широко открытыми глазами, и мучительная боль в обожженной руке утихала. Она осталась без наезднической юбки, жакет доходил только до верха бедер. На ногах — лакированные сапоги с застежками-крючками по бокам. Голые колени измазаны грязью, но кожа в коленном сгибе мягкая и безупречная, как внутренняя часть раковины наутилуса[28]. Панталоны — из прозрачного материала, через который можно отчетливо разглядеть блеск кожи. Их штанины прихвачены над коленями розовыми лентами и льнут к бедрам и нижней части тела — наполовину скрытые линии приковывали взгляд даже больше, чем обнаженное тело.

Майкл почувствовал, что в горле у него набухло и перехватило дыхание, когда девушка наклонилась, чтобы поднять его обуглившуюся шинель, и ему удалось ненадолго увидеть маленькие, плотные, круглые, как пара страусиных яиц, ягодицы, бледно блестевшие в свете раннего утра. Он смотрел так напряженно, что глаза стали слезиться, и, когда она обернулась к нему, увидел сквозь тонкий шелк в раздваивающейся линии, образуемой ее упругими молодыми бедрами, темную треугольную тень. Она стояла, а эта гипнотическая тень находилась в шести дюймах от его носа. Нежно расправляя шинель на обожженном плече летчика, девушка тихо говорила ему что-то тоном, каким мать говорит с ребенком, которому больно.

Майкл уловил лишь слова «froid» и «brule»[29]. Она была так близко, что он чувствовал ее запах — естественный для молодой женщины, вспотевшей от напряжения быстрой скачки, мускусный запах, который смешивался с запахом духов, напоминавших аромат сухих розовых лепестков. Майкл попытался заговорить, поблагодарить, но его затрясло от шока и боли. Губы задрожали, и он издал короткий невнятный звук.

— Mon paurve[30], — заворковала она и отошла. Голос стал хриплым от беспокойства и страдания. Глядя на лицо этой феи с огромными темными кельтскими глазами, Майкл подумал, а не заостренные ли у нее уши, но они скрывались под темной копной волос, растрепанных ветром и закрученных в густые упругие локоны. Кельтская кровь придавала коже оттенок цвета старой слоновой кости, а брови были слишком широкими и такими же темными, как и ее волосы.

Девушка заговорила снова, но он ничего не смог с собой поделать и опять взглянул на интригующую маленькую тень под шелком. Когда она увидела, куда обращен его взгляд, ее щеки запылали темно-розовым румянцем. Подхватив свою грязную юбку, она обмотала ее вокруг талии, а Майкл испытал от смущения из-за своей оплошности еще большую боль, чем от ожогов.

Рев «сопвича» Эндрю над головой дал им обоим временную передышку, и они благодарно поглядели вверх на самолет, делавший круг над полем. С трудом, шатаясь, Майкл поднялся на ноги, пока девушка поправляла юбку, и помахал Эндрю. Он увидел, как тот поднял руку и облегченно поприветствовал его, затем зеленый «сопвич» завершил круг и вышел на прямую, летя на высоте не более пятидесяти футов над их головами. Зеленый шарф, в один конец которого было что-то завязано узлом, развеваясь, полетел вниз и плюхнулся в грязь в нескольких ярдах от них.

Девушка подбежала к шарфу и принесла его Майклу. Он развязал узел и, криво ухмыльнувшись, вынул серебряную флягу, открутил пробку и поднял флягу к небу. Белые зубы Эндрю сверкнули в открытой кабине, и он поднял руку в летной перчатке, а затем развернулся в сторону аэродрома.

Майкл поднес флягу к губам и сделал два глотка. Глаза затуманились слезами, и он задохнулся, когда божественная жидкость, обжигая, потекла в горло. Когда опустил флягу, девушка продолжала наблюдать за ним, и он предложил флягу ей.

Но та замотала головой и серьезно спросила:

— Anglais?[31]

— Qui… Non — Sud Africain.[32] — Голос его задрожал.

— Ah, vous parlez anais![33] — Она впервые улыбнулась, и это было почти такое же ошеломляющее открытие, как жемчужного цвета маленькие ягодицы.

— A peine[34], — быстро отказался Майкл, чтобы избежать потока хорошей французской речи, который, как он знал по собственному опыту, утвердительный ответ вызывал бы на его голову.

— Вы имеете кровь. — Ее английский был ужасающим, и только когда она указала на его голову, он понял.

Поднял здоровую руку и коснулся запекшейся крови, вытекшей из-под шлема. Изучающе посмотрел на свои испачканные кровью пальцы.

— Да. Боюсь, что ее несколько ведер.

Шлем спас от серьезной травмы, когда голова ударилась о край кабины.

— Pardon?[35]

— J'e n ai beacoup[36], — прервал ее Майкл.

— Ах, так все же вы говорите по-французски! — И захлопала в ладоши в милом непосредственном порыве восторга, взяв его за руку жестом собственницы.

— Иди сюда, — щелкнула пальцами девушка, подзывая жеребца. Тот щипал траву и делал вид, что не слышит. — Viens ici tout de suite, Nuage! — Она топнула ногой: — Иди сюда сию минуту, Облако!

Жеребец сорвал еще один большой пучок травы, чтобы продемонстрировать свою независимость, а затем бочком не спеша подошел к ним.

— Пожалуйста, — попросила наездница, и Майкл, сделав стремя из своих сложенных рук, подбросил ее в седло. Она была очень легкой и проворной.

— Садитесь на коня. — Девушка помогла ему устроиться сзади на широком крупе жеребца. Взяла одну руку Майкла и положила себе на талию. Ее тело под пальцами было упругим, и он чувствовал его жар сквозь ткань.

— Tenez, держитесь! — И жеребец легким галопом поскакал к воротам на том конце поля, что был ближе всего к шато.

Майкл оглянулся на дымящиеся обломки своего «сопвича». Остался лишь мотор, а дерево и полотно сгорели. Летчик испытал чувство глубокого сожаления оттого, что самолет уничтожен: вместе они пережили многое.

— Как вас зовут? — спросила через плечо девушка, и он повернулся к ней.

— Майкл… Майкл Кортни.

— Мишель Кортни, — пробуя, произнесла она. — А я мадемуазель Сантен де Тири.

— Enchante, mademoiselle[37]. — Майкл замолчал, чтобы подобрать очередную фразу на своем вымученном школьном французском. — Сантен — странное имя, — сказал и почувствовал, как она напряглась. Он случайно использовал слово «drole» — «смешное». Быстро поправился: — Исключительное имя.

Вдруг Майкл пожалел, что не слишком себя утруждал в изучении французского. Поскольку состояние потрясения и шока еще не прошло, ему пришлось прилагать большие усилия, чтобы следить за ее быстрым объяснением.

— Я родилась через минуту после полуночи первого дня 1900 года[38].