Верю, надеюсь, люблю… - Дарси Блейк

— А тут ты не совсем права, Лу, — сообщил ей однажды вечером Эндрю, когда она поддалась соблазну поговорить об отрицательном отношении их работодателя к женщинам вообще. — Конечно, я не хочу сказать, что поведение жены Филиппа не вызвало у него отвращения. Когда она явилась, чтобы забрать детей, он сказал ей все, что о ней думает, не сомневайся. Но время от времени он позволяет себе расслабиться, а, Бант?

— Это уж точно, — отозвался Бант, горячо вступившись за своего любимого босса. — Да, Лу, если увидишь его на танцах, ты его не узнаешь: это совсем другой человек. Он великолепно танцует и умеет веселиться от души, и девушки вокруг него так и вьются. Он всех хорошеньких уводит прямо у нас из-под носа. Но, конечно, у них нет никакой надежды. Говорят, его волнует только одна девушка — она живет в Сиднее.

— Да, — согласился Энди. — Питерсон рассказывал мне, что она как-то здесь гостила. Блондинка, прекрасно сложена, и вся такая прохладная, так сказал Билл, а уж он-то знаток в этих делах. Она предпочитает приезжать сюда, когда происходят какие-нибудь события или праздники. А так она говорит, что сельская жизнь ей скучна. Но очевидно, сам Стив ей далеко не скучен — да и она ему, судя по тому, что болтают о них.

Лу не могла понять, почему ее расстроила эта новость. Но это было именно так. Глупая девчонка, сказала она себе, тебе следовало бы радоваться, что мистер Брайент так равнодушен и нелюбопытен, что он не стал докапываться до этой ужасной истории в конторе архитекторов. Он тебе доверяет, он принял тебя, так что будь за это благодарна. И Лу ободрилась.

Она чистила, готовила, мыла и полировала. По понедельникам она вставала раньше обычного, чтобы успеть справиться с гигантской стиркой. Разжигая огонь под котлом, полным простыней и наволочек, в прачечной с цементным полом, она счастливо насвистывала какую-нибудь мелодию. Оттирая грязные воротнички и манжеты бесчисленных мужских рубашек, она пела. Ощущение счастья не покидало ее, даже когда она переглаживала целые корзины белья, хотя лоб ее был покрыт капельками пота от жаркой плиты, на которой грелись тяжелые старинные утюги. Она тихонько напевала что-то себе под нос и когда штопала носки у окна, пока было светло, ставила заплаты и шила, греясь у огня по вечерам.

Но все же где-то в глубине сознания занозой сидела мысль о том, что Стив Брайент в своем доме ведет себя как чужой. Если он и замечал благие перемены, то не показывал виду.

Поэтому однажды она не стала собирать обычный поднос, а накрыла одно место за кедровым обеденным столом, стоявшим в конце длинной гостиной. Обозрев результаты своих усилий, она вознесла молитву, чтобы приветливый огонь очага, играющий на полированном дереве, теплый интим задернутых занавесок, скрывших морозную ночь, очарование бронзовой листвы в вазе и грейпфруты, апельсины и лимоны, уложенные в открытое серебряное блюдо в центре стола, — все это смогло бы хоть чуть-чуть растопить его ледяное сердце. Она робко постучала в дверь кабинета, затем просунула туда голову. Слова ее смешались от смущения и неуверенности:

— Мистер Брайент, я сегодня собрала вам чай на столе в гостиной. Там гораздо теплее и веселее, вдали от всех этих гроссбухов и тому подобного. Там, я думаю, вам будет удобнее. Энди и Бант тоже хотели бы, чтобы вы пришли туда… В конце концов, ведь это ваша комната и… ну, пожалуйста, ладно?

Стив Брайент смерил ее долгим внимательным взглядом. О, Господи! В этот раз она зашла слишком далеко. Она обеспокоенно ждала, пытаясь умерить сердцебиение, разгадать непонятное выражение его лица.

— Благодарю вас, мисс Стейси, — ответил он наконец с серьезной вежливостью. — Я не против того, чтобы есть там. Как вы верно заметили, деловая обстановка отнюдь не способствует мирному пищеварению, и здесь, конечно, не очень тепло. — И он одарил ее неожиданно потрясающей улыбкой.

Ой, подумала Лу, да он же послушный, как ягненочек, если только найти к нему подход.

Он поднялся на ноги, и добродушная улыбка сменилась презрительной усмешкой. Она залилась яркой краской. Он прочел ее мысли так точно, как будто она высказала их вслух!

Тем не менее, когда она закончила свои вечерние дела, помогая остальным, и вернулась в гостиную, она увидела, что Эндрю и Бант довольные сидят у камина и разговаривают со своим боссом. Стопка пустых тарелок сказала ей, что ее готовка имела успех, а когда она вернулась с книгой расходов и штопкой, он по-прежнему находился там, но лицо его было спрятано за газетой, чтением которой он был поглощен. Бант и Энди начали играть в домино, и Лу при виде этой мирной сценки почувствовала легкий трепет торжества. После ее прихода он довольно скоро вернулся к своему рабочему столу, но начало было положено.

Завтра суббота — день привоза почты. День этот почти все ждали с нетерпением. Лу тоже им заразилась, хотя и понимала, что ей нечего волноваться и нечего ждать. Примерно в половине второго почтовый грузовик, снаряжавшийся магазинчиком в Нандойе, появится на дороге, подпрыгивая на ухабах и гремя, взревет в последний раз мотором, сообщая о своем прибытии, и резко затормозит у ограды позади дома. Тогда все столпятся вокруг, покупая сигареты, папиросную бумагу и табак, отдавая потрепанные банкноты и мелочь. А тем временем сама почта — холщовый мешок с надежно запечатанным кожаным горлом — поспешно уносилась в дом и сортировалась. Как правило, эту церемонию исполнял сам Стивен Брайент. Иногда теперь, если он спешил дописать важное письмо, чтобы успеть его отправить, вместо него это делала Лу.

На этот раз он принял у нее мешок с почтой и направился в дом, а Лу осталась заказывать хлеб, муку, крахмал, сахар и чай. Джим услужливо взвалил себе на плечо картонный ящик с консервами и пошел с почтальоном в дом. Почтальоном был тот самый человек, которого Лу в день своего приезда видела в здании блокпоста. Только теперь они стали настоящими друзьями, и Лу звала его Фредом, как и все остальные. Она достала тарелку с угощением, которое всегда оставляла для него горячим, и налила обязательную чашку чая.

Пока она убирала припасы в кладовку, Фред развлекал ее рассказами о «делах» в округе. Она знала все о малыше миссис Питерс, который переболел свинкой, о том, как у пастора спустила шина, когда он ехал крестить младенца Бруксов, как племянник жены Фреда опоздал на своей корабль после бурной ночи в Сингапуре, и, может, ему теперь придется уйти из торгового флота.

Лу казалось, что она со всеми лично знакома: их тревоги были ее тревогами, их радости — ее радостями. Они стали ее невидимыми друзьями в этом уединенном месте и делили с нею трудности и радости здешней суровой жизни. Теперь, когда они слышали ее голос, звучащий в общем телефонном проводе, то спрашивали, как у нее дела, или не может ли она приготовить ириски для праздника поликлиники и прислать их на следующей неделе через Фреда, у нее теплело на сердце от их дружелюбия и готовности принять ее как свою.