По ту сторону тьмы (СИ) - Полански Марика
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От неожиданности я свалилась с кровати. Перед глазами закружился белоснежный резной потолок, и я какое-то время пыталась сообразить, где нахожусь. Довольная птица распахнула огромные чёрные крылья и слетела с подоконника. «Чёрт бы побрал всех ворон», — сонно проворчала Мира. — «Лада, где мы?»
Хороший вопрос. Я захлопала глазами, прогоняя остатки сна. Дорогая светло-золотистая мебель с резными узорами, пушистые ковры и огромное зеркало в тяжёлой раме. Белоснежный камин с мраморной полкой, на которой стояли милые статуэтки и внушительного размера бронзовые часы. Тюль цвета слоновой кости и тяжеловесные золотые портьеры. Казалось, пространство дышало светом и роскошью, но без излишеств. Похоже, что человек, которому принадлежала эта комната, любит окружать себя дорогими и красивыми вещами, при этом не скатываясь в безвкусное собирательство.
Я вздохнула и выглянула в окно. Аккуратно подстриженные туи и клёны, ярко-жёлтый барбарис и кусты алых роз и агавы, между которыми вились серые кирпичные дорожки. Такой сад можно было увидеть в «Садовых хитростях» в разделе «Образцовые участки». Подобные журналы покупала бабушка, пытаясь довести скромный участок в ранг образцовых.
В груди недовольно забилась Душа.
— Мира, подожди, — я села на кровать, почесала лоб и бессмысленно уставилась в стену. Тело казалось тяжёлым, непослушным, хотелось завернуться в покрывало и заснуть. — Я пытаюсь собраться с мыслями… Помню, что ночью мы находились в библиотеке. Ты меня разбудила с невообразимой идеей…
«Это и я помню, — фыркнула Душа. — Я сказала, что нашла про Наагшура».
— Именно, — я зевнула и потянулась. Мышцы сладко заныли. — А потом… появился сам Наагшур…
Сонливость исчезла, и воспоминания завертелись мрачным калейдоскопом: вот я читаю «Малефикас». Вот из темноты зала выплывает жутковатая фигура Риваана: заострённые черты лица покрыты щитками змеиной чешуи, золотые глаза с чёрными щёлочками зрачков и мелькнувший в свете раздвоенный язык — ни дать ни взять змея, готовая атаковать. А дальше реальность превратилась в кашу.
— Мира, мы… у Наагшура, — слова застряли в горле, а в животе неприятно свело от страха.
Однако Душа промолчала.
— Мира?
«Я тебя услышала ещё с первого раза», — медленно отозвалась она и стукнулась о рёбра. — «Как думаешь, прежде чем спустить с нас шкуру, нас здесь покормят?»
— Ты сейчас серьёзно? Мы находимся дома у ведьмолова, а тебя интересует покормят нас или нет?
«А что не так? Сколько мы нормально не ели? Дня три? Четыре?»
— Почти неделю.
«Вот то-то и оно! Одевайся и пойдём искать столовую. Не могу соображать на голодный желудок».
Я закатила глаза и выдохнула. Кажется, ночью Душа истратила весь свой запас истерики, и теперь рассуждала с присущим ей цинизмом.
Вопреки ожиданиям в доме стояла непривычная тишина. Ни слуг, снующих туда-сюда по коридорам, ни горничных, усердно наводящих порядок в доме и следящих, чтобы ни одна пылинка не села на предметы дорогого интерьера. Однако в доме царила такая чистота, какой не бывает даже в музеях.
Комната, где я проснулась, находилась на втором этаже. Я неслышно скользнула в коридор и направилась туда, где по нашим с Мирой соображениям могла находиться столовая. Однако не успела я взяться за ручку, как дверь сама распахнулась.
— Ой! Барышня! Проснулись! — вытаращился на меня домовой. — Как здоровьице?
— Да вроде всё хорошо, — замялась я, совершенно неприлично уставившись на того. Соломенные волосы торчали в разные стороны, точно воронье гнездо. А густая борода, как у крестьян из нашего уезда, была запрятана за кушак. Глаза светились доброжелательностью, а от домового исходили волны уюта и тепла.
— Вот и чудненько, — он шмыгнул носом, и толстые губы расплылись в добродушной улыбке. — Меня Тихоном кличут. Я тутошний домовой. Барин вас заждался в трапезной.
Длинный узловатый палец указал на арочный проход и скрылся за дверью.
Столовая встретила яркими солнечными бликами на белоснежных стенах. Изящный узор флондрийских фресок дополнялся резной мебелью — светлым столом с белой скатертью и шестью стульями с высокими спинками. В больших напольных вазах даманской династии Юнь стояли длинные ножки чёрной западной орхидеи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Стол был накрыт на две персоны. На фарфоровых блюдах лежали запечённые перепела на овощных подушках. Жареная рыба, щедро посыпанная зеленью, таращила белёсые глаза. Буженина, нарезанная тоненькими пластами, и печённый картофель с солеными грибами. Хрустальный графин с тёмно-бордовым вином. Над глубокими тарелками с супом поднимался пар. При виде еды в животе заурчало — до неприличия громко, заставив залиться краской смущения. Барышням не полагается выказывать голода. Даже если за всю предыдущую неделю из еды был только чай с булочками и вареньем.
Ведьмолов сидел за столом и листал трёпанную коричневую папку. На какой-то миг показалось, что господин Наагшур не заметил моего появления.
— Надеюсь, вы хорошо выспались. Змеиный гипноз — штука не всегда деликатная, но действенная, — голос звучал ровно, спокойно, но мне сделалось не по себе. — Полагаю, вы голодны. Так что прошу к столу. Можете не стесняться.
Бабушка говорила, что негоже есть, как будто прибыла с голодного края. Правильно воспитанные девушки едят аккуратно и сдержано. Но я ничего не могла с собой поделать. Голод одержал верх над воспитанностью. Аромат, поднимающийся от золотистого супа, оказался настолько восхитителен, что я невольно прикрыла глаза и вдохнула его с наслаждением. «Хвала всем Богам!» — возопила молчавшая до этого момента Мира. — «Наконец-то нормальная еда!» «Мира!» — мысленно возмутилась я. — «Ты не из трущоб выползла! И давай спокойнее. Неприлично жрать как свинья!» «Меняю стыд на харчи», — парировала Душа. — «И, вообще, ни воспитание, ни совесть нас ни разу не накормили. Так что не мешай наслаждаться едой».
Когда тарелка незаметно опустела, а желудок наполнился приятной, тёплой тяжестью, стало стыдно за собственную несдержанность, словно я ела руками, да ещё и размазывала остатки еды по лицу. Я исподтишка покосилась на ведьмолова. Но тот по-прежнему сидел, уткнувшись носом в папку.
В столовую бесшумно скользнул Тихон. Окинул взглядом нетронутый суп и заворчал:
— Опять, батюшка, капризничать удумали? Нешто решили себя голодом извести?
Риваан посмотрел на домового поверх папки с таким видом, будто мебель осмелилась заговорить. Тот недовольно качнул головой и сгрёб тарелки.
— Чай подавай, — отмахнулся ведьмолов и снова уткнулся в бумаги.
Вскоре на столе стоял пузатый белый чайник и две изящные фарфоровые чашки с голубой росписью. К ним подали воздушные пирожные и даманскую пастилу. Молчаливый обед перерос в чаепитие, сопровождаемое беседой. Как и полагается по всем правилам.
— Давно ли вы в Пересвете? — весьма по-светски обратился ко мне Риваан. Он положил папку справа от блюдца и теперь, откинувшись на спинку стула, потягивал чай.
— Три недели, — ответила я, стараясь не вспоминать о том, как прошли эти три недели. — Я приехала из Роднивича, что неподалёку от Южного Вала.
Он кивнул, будто бывал в том городе.
— Но ваше произношение не как у южан. Похоже, но всё же отличается.
— Я родом из Привосточного края. Моя семья давно переехала в Роднивич. Я не помню родины, но тем не менее отличаюсь от местных… Впрочем, не только от них, — сдержанно добавила я, и тотчас опомнилась: — Странно, что вы не спросил как меня зовут.
Ведьмолов усмехнулся, раскрыл папку и зачитал:
— «Ладамира ауф Вальд, тридцати лет, уроженка города Вышнегорска, Привосточного края. С трёх лет проживала в городе Роднивич, Южновальского уезда. Является ведьмой-двоедушником. Впервые способности проявили себя в возрасте семи лет. С одиннадцати лет находилась на попечении бабушки по отцовской линии, Агны ауф Вальд. В четырнадцать успешно сдала экзамены по истории искусств и литературному делу, в связи с чем была принята на кафедру Истории искусств и Искусствоведения в Столичную Академию Истории и Философии в Пересвет Мирском…» Мне продолжать? — мне показалось, что в ровном голосе проскользнула издёвка.