Царь-Ужас - Геннадий Прашкевич

– Кому это нужно? Происходит ли это по той причине, что машина пришла на поля? Нет, не по этим причинам, а по причинам нашего с вами разгильдяйства. Что произошло в ЦЧО? Казалось бы, нужно было дать жесточайший отпор тому, что там началось уничтожение конского поголовья, но никакого отпора со стороны местных организаций не последовало. Кулак продолжал без всякого противодействия агитировать середняка, говоря ему: прежде чем идти в колхоз, ты должен продать лошадь и корову, иначе из колхоза без штанов выскочишь. В связи с этим цены на лошадей пали баснословно. Шкура лошади была дороже, чем сама лошадь. Что же было принято в этом отношении на месте? Оказывается, откликнулась на все это такая, казалось бы, далекая от коневого хозяйства организация, как птицеводсоюз ЦЧО! Он издал такой циркуляр на местах, где говорится, что нынче лошади дешевы и что поэтому необходимо покупать лошадей, убивать их спешно на мясо и откармливать этим мясом кур! (Общий смех.) Это, товарищи, смешно, но это – горькая истина. Б этой же инструкции подробно расписано, кому, сколько и в каком изготовлении давать этого конского мяса, – сколько курице, сколько утке, сколько гусю и так далее…

Я уж не говорю, какое огромное значение имеет лошадь в обороне страны, – продолжил товарищ Буденный. – Оборона страны без лошади немыслима. На этот вопрос тем более необходимо обратить сугубое внимание, что сейчас вся военная мысль склоняется к тому, что в современной войне, при наличии мотора в воздухе, а на земле – броневых сил конница, опираясь на этот мотор и на эти силы, приобретает новую невиданную пробивную силу. Вся военная мысль склоняется сейчас к тому, что борьба будет идти не за рубежи, не за образование фронта «от моря до моря», а за жизненные центры. Это означает, что современная война будет маневренной. Недаром сейчас военная мысль отвергает позиционную войну и все государства стремятся подготовить свои вооруженные силы к гибкости и к маневру. Одним из серьезнейших факторов будущей маневренной войны является конница, опирающаяся, как я уже сказал, на мотор в воздухе и на броневые силы. А как я могу, ведая этим родом войск, не предъявлять требования к высоким кондициям лошади? Всякий бой, когда он начался, довершается стремительным ударом: стрелки довершают его ударом штыка, а кавалерист – ударом шашки. Но для того чтобы нанести такой довершающий молниеносный удар, конница должна идти два, а то три километра с поднятыми шашками под проливным дождем пуль и снарядов. А эти два или три километра на тех лошадях, которые у нас сейчас имеются, конница будет не мчаться, а «ехать» все десять минут. Так что если меня спросят: «Куда-то это ты мчишься, товарищ Буденный?», – я вынужден буду ответить: «Нет, брат, это в атаку еду!»

Общий смех.

Аплодисменты.

– Я вас спрашиваю, кто «поедет» в такую атаку? – грозно спросил товарищ Буденный. – Нам нужны такие лошади, которые бы в две – три минуты покрыли эти пространства, добравшись до противника и тем закончив начатый бой ударом. Поэтому я предлагаю, чтобы вопросами коневого хозяйства занялись все наши партийные органы, помимо того, чтобы занялся наконец этим делом и наш союзный Наркомзем, который даже не пытается поставить этот вопрос во всесоюзном масштабе. И, с другой стороны, к этому вопросу нужно привлечь соответствующее внимание широкой рабоче-крестьянской общественности. Бы посмотрите на эти карикатуры (показывает съезду журналы). Бот это журнал немецкий. Немцы, говоря о лошади, нарисовали здесь такую картинку: трактор и лошадь – одно целое, которое дает наибольшую эффективность в сельском хозяйстве. Это, значит, немцы. А вот это уже наши нарисовали в «Прожекторе» карикатуру (смех). Видите, это вот Буденный стоит, а тут – кляча, и внизу подписано: «Я не против трактора. Но почему к десяти лошадиным силам не подкинуть одиннадцатую?» Вот эту вот, значит, дохлую (смех). Я прошу съезд, чтобы был положен конец ликвидаторству и головотяпству в области развития коневого хозяйства раз и навсегда.

Товарищ Буденный лихо подкрутил усы и грозно глянул в самый конец зала, отыскивая взглядом Семена. На самом деле он, конечно, просто посмотрел вдаль, но в громе аплодисментов Семену показалось, что товарищ Буденный посмотрел именно на него. А последние слова товарища Буденного он вообще расслышал даже как некий наказ положить конец ликвидаторству, головотяпству и конкретно всяческим несерьезным насмешкам в области развития коневого хозяйства.

– Понял, контра? – довольно спросил усталый худощавый чекист, которого Семен все время толкал локтем. – Бот погоди, будет тебе и учет, будет тебе и писанина по поводу рогов и копыт.

Понятно, что чекист конкретно не имел в виду Семена, но так получилось.

Однажды, лежа на диване, Семен лениво перелистывал журнал «Радио всем».

«Элементы типа Лаланда», «Двухламповый усилитель с полным питанием от сети переменного тока», «Стабилизированный приемник с двумя каскадами усиления высокой частоты» – такие специальные материалы Семен пропускал. Его больше интересовала «Хроника радиорынка», а так же правильные заметки типа «Рабочие Америки слушают радиопередачи из СССР» (хорошее, доброе дело, считал Семен), или «В Смоленске убивают радиообщественность» (нехорошее, недоброе дело) или «Как не следует преподносить радиообщественности ублюдочные идеи» (это уж, конечно, совсем нехорошее дело).

После съезда, воодушевленный словами товарища Буденного, Семен одну за другой написал штук тридцать заметок, бичующих разные пороки жизни отечественного коневого хозяйства, к сожалению, ни одна из них почему-то не была напечатана в газете или прочтена по радио. В самой последней заметке, посланной на радиостанцию имени Коминтерна, неутомимый стрелок охраны Семен Юшин пытался открыть глаза рабочим и крестьянам на красную кавалерию. Несмотря на некоторые мелкие несогласия с товарищем Буденным, он тоже считал, что кавалерия решает все. Война моторов это всего лишь война моторов, кончилась горючка, вот ты и приехал, встал, как пень, посреди сражения. А то и загорелся, чего хорошего? Семен хорошо помнил дымные факелы русских броненосцев, тяжело рассекающих сумеречное разволнованное пространство Цусимского пролива. Все, кто голосует только за моторы, – агенты интервенции империализма, скрытая контра, шкуры, оппортунисты, они подводят Красную армию под поражение. Как раз этому была посвящена последняя заметка Семена, но в программе радиопередач он опять ее не нашел, хотя изучил программу внимательно и не на один раз:

«Через станцию им. Коминтерна.

12.10 – Центральный рабочий полдень.

4.00 – Радио-пионер.

5.20 – Доклад: «Кружок военных знаний по радио».

5.45 – Беседа: «Первомайские дни в кооперации».

6.17 – Рабочая радиогазета.

7.10 – Доклад т. Бухарина «Алкоголизм и культурная революция».

Подозрительно выглядел доклад «Кружок военных знаний по радио», но неизвестно, относилась ли его заметка к такой постановке вопроса? Может, его заметка все еще не дошла до редакции радио?

Было около пяти часов вечера.

Семен решил ждать.

В журнале из номера в номер печаталась радио-фантастическая повесть советского радиста Б.Эффа, Семен ее просмотрел. В общем, знает жизнь браток, отметил он, и указывает на недостатки. «Тов. Бухарин определенно заявляет, что при развитии фабрично-заводского производства в капиталистическом государстве людоедство возможно лишь как эксплуатация труда».

Может, конечно, оно и так, но торопиться все же не следует.

Например, он, совсем простой человек, скажем так, бывший марсовой, а ныне стрелок охраны Семен Юшин, помог осознать некоторые важные вещи товарищу Буденному. Нет проблем, поможем и тов. Бухарину. Напишем заметку, когда-нибудь она прозвучит.

«Громов когда-то знал английский язык, – читал он. – Конечно, он не мог бегло говорить по-английски, потому что, как он сам говорил, язык не поворачивался в глотке для идиотского произношения. Кроме того, английский язык был тем самым языком, на котором Чемберлен писал свой ультиматум, и это обстоятельство в значительной степени расхолаживало филологические порывы Ивана Александровича Громова, считавшего себя честным комсомольцем».

Семену это понравилось.

В целом он посчитал вещь Б.Эффа полезной.

Когда в дверь постучали, он пошел открывать как был – в одних брюках, а плечи и спина голые. Он знал, что прийти мог только конюх Корякин (с самогоном), никого другого он не ждал.

Семен не ошибся.

Пришел конюх Корякин, правда, без самогона и испуганный, как хлопнутый по башке чиж. С ним пришла его жена дура Верка (значит, понятые) и четверо военных.

– Руки вверх! – без смеха приказал старший с кубиками в петлицах и осторожно прижал толстый палец к губам. – Садись, вражина, на стул и сиди смирно. Никого нет? Тогда опусти руки, устанут. Сразу можешь указать ценности, валюту, оружие. Так надо.