Блистающие облака - Константин Паустовский

- Интересно ты себя ведешь, Зинка,- сказала значительно Маня.- Оч-чень интересно ты себя ведешь. Что ты,- сказилась? Человек зовет тебя по делу, а ты играешь театр. Сиди и слушай.

- Отвяжись,- зло крикнула Зина и дернула плечом.- Ну, вот, сейчас буду слушать. Подумаешь - невидаль какая! Видали мы хахалей и почище!

- Зинка,- Соловейчик прижал руки к груди,- Зинка, ты не знаешь, какой это человек, до чего он хороший. Сердце у него золотое. Не бесись, Зинка. Чего ты хочешь, сумасшедшая женщина?

- Обидела мальчика.- Зинка закурила.- Он молчит, а вы загавкали, адвокаты. Что он вам,- золото дарил, обедом кормил? Чем он купил тебя, Соловейчик? Почему он молчит, не обижается? Противно мне с вами.

Она затянулась, швырнула папиросу на соседний столик. Оттуда сказали предостерегающе:

- Барышня, не нервничайте. Одного не можете поделить или со стариком спать не сладко?

- Отцепись, зараза!

Соловейчик заерзал. Из-за обиженного столика поднялся громоздкий человек в расстегнутой шинели. Глаза его запали; он подошел к Батурину.

- Уйми эту стерву,- крикнул он, качаясь, и махнул рукой в сторону Зинки.- Ишь расселись, господа. Сразу двух забрал, одной ему мало. А старый жид маклерует, гадюка!

Он смотрел на Соловейчика, глаза его округлились, он набрал в легкие воздуху и истерично крикнул:

- Вон, сукин кот, пока цел!

Соловейчик втянул голову в плечи. Батурин медленно вставал, руки у него заледенели, он не знал, что будет через минуту. В груди будто запрудили реку, бешенство водой подымалось к горлу. Не глядя на стол, он нащупал там пустую бутылку.

"Убью",- подумал он, и будто свежий ветер ударил в голову,- позади, впереди, кругом была пустота. Батурин нашел глазами висок.

- Степка, убьет! - закричал за соседним столиком отчаянный, визгливый голос.- Степка, уйди,- убьет. Видишь, человек не в себе.

Степка отступил, открыл рот, замычал, коротко замахал руками. Тухлые судачьи глаза его смотрели не отрываясь в одну точку - в лицо Батурина.

Батурин трудно и тихо сказал:

- Уйди... иначе...- и задрожал всем телом.

Человек, что-то бормоча, отскочил, бросился к двери. Он толкал столики, опрокинул бутылку, ее звон прорвал тишину, посетители облегченно засмеялись. Конферансье закричал надсаженным голосом:

- Граждане, инцидент исчерпан к общему удовольствию! Прошу соблюдать абсолютную тишину. У работников эстрады глотки тоже не казенные, не забывайте, граждане!

Батурин сел. Сразу захотелось спать, в теле гудело изнеможенье. С трудом он поднес к губам стакан пива и отпил несколько глотков.

- Вот вы какой! - повторила Зина и улыбнулась.- Теперь я буду вас слушать, а раньше не хотела, я знаю уже все от папаши.

- Вам в Ростове будет уваженье, - сказала Маня.- Вы отшили Степку-музыканта, его все боятся, как холеры.

- Какого Степку?

- Ой,- Соловейчик вытер шляпой потный лоб.- Лучше не спрашивайте. Не дай вам бог еще раз в жизни увидеть этого Степку. Он бандит с Темерника. Как он тут под боком сидел,- я и не заметил. Знаменитый парень. ГПУ по нем давно плачет.

Батурин снова рассказал вымышленную историю о пропавшей невесте. Проститутки слушали сначала так же недоверчиво, как и Соловейчик, потом, очевидно, поверили. Маня даже растрогалась.

- Нет, такой здесь не было. А Пиррисон был. Да вот Зинка расскажет, она с ним жила.

Зинка подняла к глазам стакан пива и долго не опускала. Батурин вздрогнул,- четкие следы обозначились во всей этой путанице.

- Ну что же ты, рассказывай.

- Сволочь ваш Пиррисон,- тяжело проговорила Зина, поставила стакан и в упор посмотрела на Батурина.- Собака ваш Пиррисон. Невеста твоя с ним сбежала.- Зина грубо перешла на "ты".- Чистенькая барышня, артистка, пальчики-маникюрчики. Когда ее найдешь, расскажи, как Пиррисон нас по две на ночь брал.

- Замолчи, Зинка! - прикрикнула Маня и испуганно посмотрела на Батурина,- что он, первый такой, Пиррисон, чего распалилась!

- Отвяжись,- пронзительно крикнула Зина.- Дай досказать. Видишь человек дерьмом интересуется, а на дерьмо охотников мало.

Батурин решил терпеть до конца. Он понимал, что малейшее слово может вызвать истерику, дикий скандал, и тогда все потеряно.

- Слушай, ты,- Зина дернула Батурина за рукав.- Зачем ты мне о невесте своей рассказал! Зачем после Степки. Эх ты, несчастный жених! Невеста, невеста... Да теперь все невесты порченые. Для дураков только и есть невесты, а для порядочных - женщины. Порядочная девушка! - Зинка захохотала.- Ух ты, порядочный! Знал куда пойти, чтобы невесту отыскать. Все вы чистехи, ручки дамам целуете, разговор у вас такой интеллигентный, а дойдет до дела - наплюете в самое сердце. Не желаю,- дико крикнула она и вскочила, не желаю я видеть его! Маня, идем! А тебе, папаша, грех. Я из-за Пиррисона травилась, его убить надо, а ты мне приводишь хахаля, он с Пиррисоном из-за невесты дерется. Да пропади они пропадом!

Она дернула Маню за руку и выбежала из пивной.

- Отщелкала.- Пьяный за соседним столиком восхищенно покрутил волевой,Ай да девка! Вот это да, девка!

Соловейчик был подавлен.

- Нанюхалась. Взбесилась девочка. Что же теперь делать? От нее теперь ничего не добьешься. Ой, упрямая девочка - ужас!

- Пойдем,- Батурин встал.- Я подумаю, что с ней делать. Зайдите ко мне завтра утром.

Он дал Соловейчику пять рублей, и они расстались. На прощанье Соловейчик долго тряс Батурину руку сухими и слабыми лапками.

Батурин побродил по улицам. Свежо и печально дул ветер: степь и море дышали на город полной грудью. В черной листве ослепительно струились гудящие огни автомобилей.

"Что же делать? - думал Батурин.- Надо найти ее и рассказать правду. Она должна понять. Зря, совсем зря и глупо я начал врать".

Он вернулся домой, написал письмо капитану в Сухум - всего три фразы: "Пиррисон был в Ростове. След, кажется, найден. Ждите писем",- и лег. Уснул он тяжело и крепко.

Утром он лежал и ждал Соловейчика. Ходики хрипели, минутная стрелка ползла на глазах по засиженному мухами циферблату. Батурин смотрел на стрелку в оцепенении,- казалось, время остановилось, а между тем прошло уже три часа, и ходики показывали полдень. В час Соловейчика не было. Батурин встал и умылся во дворе под краном. Курчавые дети сбились вокруг него плотным кольцом и восхищались.

- Смотри, как он моется, не то что ты, Мотя.

Детей разогнали крикливые и гневные мамаши. В три часа прибежал наконец Соловейчик.

Он принес важную новость,- он видел Зину, и она сказала, что хочет поговорить с Батуриным.

- Ой,- Соловейчик подмигнул.- Если бы вы знали, как это было!

Он испытующе взглянул на Батурина, закатился от смеха и помахал шляпой.

- Ну? Вы не знаете, как это было? Она сама пришла до меня! - выкрикнул он наконец самое главное.- Она пришла и сказала: "Папаша, я вчера наскандалила. Правда, некрасиво, папаша?" Я говорю:

"Да, не очень красиво, ты обидела хорошего человека".

"Соловейчик,- говорит она,- скажи мне, где он живет, мне надо с ним говорить". Но я тоже хитрый. "Что с того,- ответил я,- что я знал его адрес, когда он вчера вечером уехал". Она побелела вся. "Ты врешь, говорит, старый пачкун. Говори адрес". Я даже испугался. "Он живет секретно,- сказал я,- я не могу никому, боже меня избави, сказать его адрес, но я могу позвать его, он придет куда-нибудь, ну в сад, в пивную, куда надо, если он захочет прийти и поговорить с тобой". Она смотрела на меня, как кошка. "Что-то ты крутишь, старик, вместе с ним",- так она сказала. Потом она дала мне два рубля и говорит:

"Соловейчик, милый, найди его и скажи, что я буду ждать его сегодня вечером в шесть часов в городском саду на музыке". Теперь вы имеете случай узнать все, что хотите. Девушке стало совестно. Я вам говорил - они обе хорошие, а что делать, если жизнь вышла так, что пришлось идти на асфальт.

Соловейчик получил мзду и ушел возбужденный,- это дело ему нравилось. Чутьем пожившего человека он догадывался, что Батурин что-то скрывает, что дело гораздо важнее, чем кажется.

Свои мысли он закончил восклицанием:

- Молодое дело. Ой, горячие люди, горячие люди!

Батурин долго брился, часто откладывал бритву и задумывался, глядя в зеркало; наконец поймал себя на мысли, что надо переодеться, надеть синий тонкий костюм: в нем он молодел, синева хорошо оттеняла бледность лица с морщинками около губ.

"Это нужно для дела",- подумал он, стараясь увильнуть, но тотчас же уличил себя и сказал громко:

- Вот сволочь!

Ругательство это относилось к самому себе. Он вспомнил глаза Зинки, как бы искусственно удлиненные, шепот - "вот вы какой", и у него заколотилось сердце. "Сколько ей лет?" - подумал он и решил, что года двадцать три двадцать четыре.

Костюм он надел синий, вышел на улицу без кепки, теплый ветер пригладил его волосы. Он взглянул на себя в зеркальное стекло магазина и внезапно ощутил, что стал гибче, свежее, что полон мальчишеского задора.

Насмешливая и явно искусственная мысль об омоложении, проскочившая в мозгу, была данью застарелой привычке. Чувство молодости, ветра, то чувство, что, не задумываясь, можно определить как начало подлинного счастья, билось в теле, как сердце.