Запретный плод - Эмма Холли

– Пресвятая Дева, если бы люди только знали, каким Эдвард Бербрук может быть страстным, они никогда не прозвали бы тебя Холодное Сердце!

Интересно, кто автор этого прозвища, подумал Эдвард. Впрочем, это не так уж и важно, решил он секунду спустя. Он посмотрел на Имоджин, распростершуюся на кресле, и чуть отодвинулся. Она выглядела очень довольной и уставшей и потому даже не запротестовала, когда он поднялся. Только мяукнула, как разочарованная кошка, которую согнали с уютного дивана, где она успела угреться. Он не мог сразу уйти, поскольку это было бы невежливо, а потому сел рядом и взял ее пальцы в ладонь. Страсть соединила их давно, но они так и не научились вести ни к чему не обязывающие беседы, а потому обычно расставались быстро. Эдвард всегда был очень замкнутым существом и не привык общаться по-светски поверхностно.

– Ты из тех мужчин, которые заставляют женщину совершать необдуманные поступки. Например, развод с мужем, – пробормотала женщина, опустив золотистые ресницы.

Эти слова немного насторожили графа, хотя и не слишком. Впрочем, Имоджин никогда особо не интересовала Эдварда, он редко задумывался над ее словами, тем более не был настроен делать это сегодня.

Сегодня он ощущал себя почти одиноким.

В таком же невеселом настроении он приехал к своей тетушке Ипатии. По вторникам она бывала дома и принимала гостей. Он застал у нее известную графиню, похожую на старую гусыню, с двумя румяными дочерьми, стрелявшими в него круглыми выпуклыми глазами. Наверное, они казались себе очаровашками, когда щебетали общеизвестные глупости о нарядах и о происхождении лондонских туманов. Через четверть часа, проведенных в их обществе, Эдвард уже еле сдерживался, чтобы не завопить от безысходности. Как можно быть такими бестолковыми дурочками?

Едва графиня с дочками откланялись, Эдвард вздохнул с облегчением.

– Мой дорогой племянник! – воскликнула тетушка Ипатия. – Я прощу тебе твое невежливое общение с этими девушками, только если ты прибыл по важному делу. Не стоит так мрачнеть, заметив, что на тебя положили глаз. Ты же завидный жених, и в твоем возрасте пора бы задуматься о подходящей партии. – Она прищурилась на племянника. – Не хмурься так, Эдвард, я же думаю о твоем благе. И подойди поближе. Ты явно не в духе. Надеюсь, причина твоего визита не в плачевном состоянии моих капиталовложений?

– Нет, тетя, – ответил граф, присаживаясь в кресло, все еще теплое после сидевшей в нем графини. – Ваши капиталы как раз дают неплохие дивиденды. – На протяжении последних лет именно Эдвард был ответственным за все вложения семьи. – Речь пойдет о Фредди.

– Ах вот оно что! А я все ждала, когда же ты придешь спросить моего совета, как поступить в этой щекотливой ситуации! – воскликнула тетушка и вздохнула, отчего ее пышная грудь поднялась. Для своих немолодых лет герцогиня выглядела вполне привлекательно – стройная, статная, с короной серебристых волос, столь же густых, как и в юные годы. В молодости она не была слишком красивой женщиной, но годы смягчили черты ее лица, придав им известную утонченность и привлекательность. Пытаясь скрыть возраст, герцогиня носила перчатки из тонкого сатина и массивное ожерелье из драгоценных камней.

– Мне нужно от вас нечто большее, чем просто совет, тетушка, – произнес Эдвард, сжав пальцами поля шляпы. – Мне нужна ваша помощь. Ваша поддержка в одном деликатном деле.

– В деликатном деле? – спросила герцогиня и позвонила в серебряный колокольчик, вызывая лакея.

– Слушаю, ваша милость, – проговорил тот, входя в комнату, каким-то похоронным тоном, что неожиданно развеселило Ипатию.

– Возьмите у графа шляпу и плащ. А взамен принесите столик с напитками. – Несмотря на преклонный возраст, герцогиня по-прежнему отдавала дань хорошему вину.

– Будет сделано, – все так же мрачно ответил лакей, и это вызвало озорную улыбку у Ипатии.

Когда принесли вино, герцогиня взяла себе бокал красного, отпила из него и только тогда заговорила:

– Итак, я полагаю, что тебе понадобилась моя поддержка, потому что в твою голову пришла блестящая мысль, как спасти загубленную репутацию брата. Да-да, я слышала эту непристойную историю с лакеем!

– Значит, так теперь про это говорят? «Непристойная история с лакеем»?

– Ну, не всегда история с лакеем бывает непристойной, дорогой мой племянник. Вот я вспоминаю одного смазливого лакея, который служил у меня... впрочем, речь не о том. До меня дошли слухи, что Фред приятно проводил время с этим парнем, пока их не застукали. И не надо делать такое лицо, Эдвард. Я гораздо старше тебя и многое повидала на свете, поэтому я имею право называть вещи своими именами. Я слышала о вещах и похлеще, чем этот мелкий инцидент с Фредди. Да что там, я сама порой любила повеселиться на славу!

Она пожала плечами и налила себе второй бокал вина. Эдвард был хмур и почти не пил. Вдруг его посетила интересная мысль. Если Ипатии эта история представляется не столь скандальной, возможно, положение Фредди не так уж и безнадежно, как ему казалось, и он поделился с теткой своими планами.

– Расскажи мне об этой девушке, Эд, – попросила Ипатия. – Надеюсь, она не слишком уродлива?

– Совсем нет, скорее, наоборот, только совсем юная. Дочь провинциального викария из Ланкашира. Бедна как церковная мышь, но очень хороша собой.

– Ах вот как! Очень? – переспросила Ипатия, насмешливо выгнув бровь.

Эдвард проигнорировал эту издевку и продолжил:

– Ей требуется влиятельная дуэнья. Кто-то, кто поддержит ее в течение одного сезона в Лондоне.

– Но зачем ей целый сезон, если она собирается выйти за нашего Фреда?

– О, она пока не в курсе, что собирается выйти именно за него. Я хочу, чтобы он поухаживал за ней и сделал предложение. Пусть люди думают, что это брак по любви.

– А Фредди знает, что ты затеял?

– Узнает, – ответил Эдвард жестко. – И сделает, что я скажу.

– Это точно. Едва ли он будет протестовать, – усмехнулась Ипатия. – Ты принял верное решение. Пусть лучше исправит ситуацию сейчас, пока еще не поздно.

– Так я могу рассчитывать на вашу поддержку, тетя? Она повернулась к нему и лучезарно улыбнулась – зубы у нее были по-прежнему белые и крепкие.

– Ты же знаешь меня, Эдвард, – я пойду на все, если затронута честь семьи. Так же как и ты. Кроме того, разве я могу бросить в беде Фреда, своего любимого племянника?

Боль обиды так сильно полоснула графа, что у него исказилось лицо. Он знал, что Фред – всеобщий любимчик, но Ипатия была для него самым близким человеком, и ее признание задело его гораздо больше, чем он мог предположить. До сих пор единственным, кто выделял самого Эдварда из двух братьев, был его отец, но он давно лежал в могиле. Для окружающих граф Бербрук был жестким и самолюбивым человеком, но никто не мог заглянуть в его душу и понять, какое одиночество подчас царит там.