Пропавший лагерь - Николай Богданов

Задвигались тени людей.

Завидев зловещие, багровые тени на фоне красноватых огней, милиционер насторожился и расстегнул кобуру нагана.

- Теперь вы убедились, - прошептала Сима.

- Сейчас все выясним... - ответил молодой храбрец и решительно двинулся вперед.

И вдруг конь его звонко заржал.

Тени у огня метнулись, вздыбились, словно собрались бежать.

- Ни с места! - крикнул милиционер, выхватывая наган, и, увидев перед собой бородатого, вымазанного сажей мужика, схватил его за плечо: - Стой, самогонщик!

Девчонки взвизгнули от восторга.

Лесной человек не бросился бежать, не испугался, а спокойно пробасил, опираясь на кочергу.

- Ну, чего шумишь, первый раз видишь, что ли?.. Ну да, как черт, с кочергой... Можно испужаться.

- Прошу не оскорблять при исполнении служебных обязанностей!

- Да ты не шуми, у нас патент. То есть разрешение.

- Какой может быть патент у самогонщиков?!

- Какой, обыкновенный. Сами рубим, сами гоним, сами возим. - И, обернувшись, чумазый гаркнул: - Эй, робя, где там Егор, кличь его сюда с бумагой... Вот тут чегото милиция шумит!

Милиционер даже попятился - словно из-под земли вдруг выросли и окружили его вместе с пионерками бородатые, кряжистые люди. Все черные, чумазые, только зубы да глаза блестят. И у всех в руках кочерги и лопаты.

- Эге, да вас тут много... - проговорил милиционер, поводя дулом нагана.

- А как же, артель!

- Артель самогонщиков? - возмутился милиционер. - Неслыханное дело!

- Чего же тут неслыханного, артель смолоуголыциков! У нас вот и справка с печатью есть, - выходя из толпы, проговорил единственный безбородый и подал милиционеру бумагу.

И тот, не веря своим глазам, при колеблющемся свете огней прочел:

"Артель смолоуголыцикое".

- Ну да, проще сказать - мы углежоги. То есть выжигаем уголь, добываем смолу и деготь... Работенка, как видишь, черная, мы все копченые, как черти.

- Так вы не самогонщики?! - крикнула Сима так, что в лесу отдалось эхо.

- А вы кто такие? Никак, пионеры! - показал белые зубы безбородый. - На экскурсию к нам?!

- Ага, на экскурсию, - упавшим голосом уронила Сима.

- Да, конечно, - пробормотал милиционер, - а я вот проводить решил... Дети они, конечно... а вокруг лес.

- Ночное дело, куда детям одним, оно правильно, - согласился, улыбаясь, безбородый. - А чего же вы ночью, ребята, или вам дня не хватает, все загораете да купаетесь? Ах вы, красные цыганята!

И после его слов все чумазые бородачи заговорили:

- Городские пионеры к нам пожаловали, деревенскую работу посмотреть.

- Милости просим, покажем, как угли жгем... Наш уголек древесный, легкий, чудесный, в Москву идет.

- В прачечные, на швейные фабрики - для утюгов, а не только на самовары.

И тут же, подведя девочек к таинственным холмикам, из которых вырывались языки пламени, стали объяснять, как укладываются в бунты березовые и дубовые поленья, как накрываются дерном, как поджигаются и горят, постепенно обугливаясь, но не сгорая. Для этого углежог с кочергой и лопатой "сторожит" или "ведет" несколько бунтов, не давая огню ни затухать, ни разгораться.

Заинтересовался углежжением и милиционер, он расспрашивал, как выгоняется смола и деготь, каковы заработки, и угощал смолоугольщиков папиросами.

Неловкость происшествия была сглажена. Про самогонщиков никто и не вспоминал. Все было тихо, мирно.

И вдруг в ночной темноте раздался крик:

- А кони где?!

И деревья-великаны отразили его многоголосым эхом.

Казалось, весь лес грозно спрашивал:

- А кони где?! Где кони?!

ТЕТРАДЬ ДЕВЯТАЯ

Проделка цыган? - Под звон набата. - Поповичи на колокольне. - Поп на коне. - Погоня по ложному следу. - Удивительная песенка простаков. Иногда самое лучшее - опоздать

Лесной гул словно оглушил углежогов, они застыли онемевшие, не понимая, о каких конях идет речь.

- Братцы, табунщик связанный лежит! Мычит, как опоенный... - выкрикнул, подбегая, какой-то углежог.

Тут самый бородатый присел, хлопнул себя по коленкам и взревел:

- Цыгане! Они! Недаром цыганки вокруг вились, недаром гадали.

- По следам! В погоню! В Выселки, в набат бей!

И, словно бурей подхваченные, артельщики бросились прочь, ломая кусты, валежник. Четверо сели на оставшихся коней и умчались.

Милиционер прыгнул в седло, но девчонки схватились за поводья:

- Не бросайте! Нам страшно!

- Это те самые цыганы! Я допустил оплошность! Пустите, я должен немедленно! - понукая коня, кричал милиционер.

Но испуганные пионерки висли на поводьях.

Наконец он тронулся небыстрой рысью, а девчонки побежали за ним, схватившись кто за стремена, кто за поводья, кто за гриву коня.

Они выбежали из темного леса на полевую дорогу, все исцарапанные, заплаканные, с зелеными иголками в воло

сах, с колючками на юбках, многие потеряли в лесу панамы и сандалии. Со стороны это была весьма живописная группа - всадник на вороном коне в лучах рассвета, окруженный босоногой девичьей командой с развевающимися волосами. Но девчонки и не думали о том, как они выглядят со стороны.

Наконец у ручья, уже недалеко от Выселок, милиционер придержал коня и крикнул:

- Умойтесь, приведите себя в надлежащий вид и следуйте собственным порядком!.

Пришпорил вороного, перемахнул ручей и умчался догонять цыган.

Пионерки умылись, причесались, посмотрелись в успокоившуюся воду ручья и, только когда пришли в себя, заметили, что вовсю звонят колокола на выселковской церкви. А прислушавшись, различили и топот коней и далекие крики. Набат звучал тревожно. Не выдержали девчонки, стало им одним как-то жутко, и они, не сговариваясь, бросились ближе к людям, в село.

А прибежав в деревню, к церкви, на колокольне увидели своих друзей Фому и Ерему.

"Простаки" мотались в просвете колокольни как угорелые, раскачивая язык набатного колокола.

Народ сбегался к церкви.

- Что горит? Где пожар? - спрашивали люди, не видя ни дыма, ни пламени.

- Беда, граждане, - надрывался лихой поп, поднимая на дыбы жеребчика, конокрады коней угнали!

Мимо церкви проносились на неоседланных лошадях мужики с топорами, дубинками, веревками. И, видя лихого попа на коне, кричали:

- Куда гнать, батя? Куда погоню стремить?

- На след цыган! За мной! - скомандовал поп и послал жеребчика вперед. Он сразу взял в карьер, и только пыль завихрилась да мелькнули крылья поповской рясы.

Девчонки от удивления даже рты раскрыли - никогда не видывали попа верхом на коне.

А за ним с гиканьем понеслись в погоню деревенские всадники.

Не прошло и нескольких минут, как девчонки увидели прискакавших к церкви углежогов.

- Куда погоня скачет? Где пыль клубится? - спрашивали они у звонарей, задирая головы вверх. - Цыганский табор стоит или снялся, не видать вам?

Поповичи приостановили бить в набат и высунули свои красные, распаренные лица.

- Один табор снялся, а другой остался! - крикнули Фома и Ерема. Немного подальше, вон туда, как проедете, увидите на берегу палатки. Там цыганят полно...

Видать, сами цыгане смотались, а детвору оставили!

Ясно?

- Понятно! - отозвались углежоги, приударили коней и помчались.

- Девчонки! - воскликнула вдруг Сима, словно очнувшись. - Куда же они им указали? Ведь там наш пионерский лагерь, а не цыганский табор.

Все звено сразу поднялось и побежало к колокольне.

- Фома! Ерема! - закричала Сима. - Что вы наделали? Почему послали погоню по ложному следу?

В ответ Фома и Ерема ничего им не сказали. Завидев доверчивых девчонок, они вдруг затанцевали под колоколами и, показывая им языки и гримасничая, запели:

У Еремы лодка с дыркой,

У Фомы челнок без дна!

Кто доверится таким,

Будет олухом святым!

- Что это значит?! - все еще не веря ужасному превращению "простаков", любителей конфет, в злых насмешников, воскликнула Сима.

Сыпьте больше нам конфет,

Пионеров ваших нет!

ответили Фома и Ерема и снова взялись бить в набат.

Тут девчонки, не сговариваясь, опрометью побежали к лагерю.

Они опоздали, конечно. И очень хорошо. Иначе бы они увидели такое... такое...

Даже не знаешь, как это описать!

ТЕТРАДЬ ДЕСЯТАЯ

Под звон набата. - Ату, цыганята, лови их!- Без милиции не разберешься. - Дикая скачка на неоседланных конях

Набат, раздавшийся с колокольни выселковской церкви, разбудил пионерский лагерь. Первым выскочил Рубинчик.

- Что это? Что такое? Ух, здорово трезвонят! Почему? - спрашивал он, прыгая с ноги на ногу и поеживаясь от утреннего холодка. Ему, городскому жителю, еще не приходилось слышать такого тревожного, призывного звона.

Вслед за ним высыпали из палаток все ребята звена, с тревогой озирались по сторонам.

После душной, грозовой ночи утро наступило тихое, ясное, в небе ни облачка. Река не плеснет. Ветерок не прошумит. В природе покой и тишина. А среди людей творится что-то недоброе. От села доносятся крики, топот. И частые, тревожные удары набатного колокола.