Туманы сами не рассеиваются - Карл Вурцбергер

— Не бойтесь, я не пьян.

— Выкладывайте!

— Собрание было из-за Кольхаза, да? — спросил нерешительно Поль.

— Нет, — возразил Ульф, — из-за меня. Я был старшим наряда.

— Но ведь во всем виноват был он. Он довел вас до этого…

— Что значит «довел»… Ответственность в армии всегда несет старший…

Поль отпил из кружки и сказал:

— Я должен сказать, хотя, быть может, я даже буду не прав. Нам всем кажется, что все командиры у нас занимаются только Кольхазом, только им одним. Поймите меня, пожалуйста, правильно…

— Вы хотите сказать, что он пользуется какими-то привилегиями?

— Нет. Но когда вы приходите в нашу комнату, вы интересуетесь им больше, чем другими. Говорите с ним дольше и обстоятельней. Больше от него требуете.

— Больше требую? Не понимаю вас!

— Например, недавно на занятиях по физподготовке мы отрабатывали упражнение на турнике. У нас с Кенигом получалось не лучше, чем у Кольхаза, но вы помогали только ему и до тех пор, пока оно не стало у него более или менее удаваться.

— Ну и что? Вы считаете, что я поступил неправильно?

— Правильно-то правильно. Но нам тоже нужно было помочь.

— Кольхаз человек сложный. Может, поэтому я и уделяю ему больше внимания. Я учту ваше замечание. — Ульф протянул руку. — Давайте сегодня об этом больше не говорить. Спасибо вам.

Они шли по слабо освещенному коридору. У дверей в зал Поль вдруг остановился и удивленно сказал:

— Смотрите, Кольхаз!

Кольхаз стоял у стойки — шинель нараспашку, фуражка лихо сдвинута на затылок. Он, видимо, уже выпил, подвинул бармену стакан, попросил налить еще.

— Идите к ребятам, — сказал Рэке Полю, — я сам займусь им.

Он подошел к Кольхазу, который уже было поднес стакан к губам, положил ему руку на плечо и сказал:

— Не торопитесь. Вы испортите себе вечер, если и дальше будете продолжать в том же духе.

— Товарищ фельдфебель! — воскликнул солдат, еле ворочая языком. — Бармен, еще раз водки!

— Спасибо, я не хочу, — отказался Ульф.

— Не надо ломаться, — громко сказал Кольхаз, — выпить с Полем вы не отказывались. Или вы пьете со всеми, кроме меня?

Ульф вспыхнул, но сдержался и спокойно ответил:

— Хорошо, я выпью. Но только немного.

— Ладно! Немного так немного… Вы помните Соколова из «Судьбы человека»?

— А что?

Бармен взял стакан с полки, наполнил его до краев.

— Как это «что»? Вот это был мужик! У нас таких днем с огнем не найдешь, можете мне поверить. Пью за него!

Ульф неохотно взял стакан, чокнулся с Кольхазом и отпил глоток.

— К чему вы клоните? — спросил он недоверчиво. — Я не вижу взаимосвязи.

— А я вижу, — упрямился Кольхаз. Он не потерял головы от водки, хотя и пил на пустой желудок. — За ваше здоровье!

Ульф наконец понял.

— Но сейчас же не война, а мы с вами находимся не в лагере для военнопленных, — заметил он. — Он пил так лихо потому, что от этого зависела его жизнь. И не забудьте: когда было нужно, он без жалости и без колебаний задушил предателя. Вы всегда замечаете только то, что вам подходит!

— А вы? Вы проповедуете честность, а сами потихоньку едете в город, чтобы спросить, стоит ли брать в отделение дважды провинившегося парня, — парировал Кольхаз, вызывающе глядя на Ульфа. — И я могу вам сказать, — продолжал он, — почему вы так сделали: из страха, что может что-то случиться и на вашу безукоризненную репутацию ляжет пятно. Но была и еще одна вероятность, что все. будет хорошо и к уже полученным вами благодарностям прибавится еще одна. Рэке все сделает! За ваше здоровье!

Ульф словно пощечину получил.

— Идемте!

Не оборачиваясь, он вышел на улицу, с облегчением окунулся в холодный туманный вечер. Площадь уже опустела, только у тира стояли еще любители и целились из «воздушек» в бумажные цветы. Кольхаз не заставил себя ждать.

Он шел, на ходу застегивая шинель.

— Товарищ Кольхаз, — начал Ульф, — в таком тоне и в таком месте я с вами говорить не намерен. Возвращайтесь в роту!

— Я в увольнении!

— Делайте то, что вам говорят! Кольхаз насмешливо улыбнулся:

— Конечно, ото проще всего. Зачем усложнять, если можно просто приказать. Я не буду возражать, даже не подумаю. Я иду!

Ульф смотрел, как, качаясь, неуверенными шагами уходил Кольхаз.

«Вечер пропал, — думал Ульф с горечью, — парень не потанцевал, не посидел как следует с ребятами». И вдруг ему пришла в голову другая мысль: «Я должен был лучше все продумать. Одно слово — и я мог бы избежать этого представления. Проклятье!»

Он повернулся к двери и остановился. У входа стояли Шонер, Раудорн и Поль, молчаливые и, как ему показалось, немного смущенные.

— Что вы здесь стоите? — угрюмо спросил он. — Не портите себе настроения, хватит того, что у меня пропал вечер.

Раудорн криво улыбнулся:

— Кончай глупить! Ты можешь приказать нам идти домой, но не можешь приказать, чтобы у человека улучшилось настроение.

— Ты мне еще будешь указывать! — взорвался Рэке. — Думаешь, было бы лучше, если бы он здесь напился в стельку?

— Он и без того был уже хорош, когда пришел, — спокойно заметил Раудорн. — Черт его знает, где он набрался. Я не против того; что ты отослал его домой, а против того,

что ты не хочешь повеселиться с нами. Как будто нам все безразлично. Что ты теперь хочешь делать?

Ульф стоял, засунув руки в карманы, и молча глядел в сторону, пока Шонер наконец не заметил, что им, собственно говоря, незачем стоять здесь, на ветру, когда они могут спокойно вернуться в ресторан.

— Идите, ребята, веселитесь, — сказал Ульф.

— А ты? — спросил Раудорн.

— У меня вечер уже испорчен!

Он вошел с ними в ресторан, взял свою шинель и, попрощавшись, вышел.

Проходя мимо домика, где жил Трау, он заметил свет в одном из окон. С минуту поколебавшись, он подошел к окну и заглянул в комнату.

Трау сидел за столом, перед ним лежала стопка школьных тетрадей. Рэке почувствовал потребность поговорить с ним по душам. Сначала он не решался, потом подумал: «Я все-таки командир отделения, а не девчонка» — и решительно постучал в окно.

Трау впустил его, помог снять шинель, пригласил в комнату.

— С похмелья? — спросил он, внимательно разглядывая сквозь очки Ульфа. — Садись, сейчас найдем что-нибудь освежающее.

Ульф благодарно кивнул и опустился в старое тяжелое кресло, стоявшее напротив печи.

Учитель пошел на кухню и вскоре вернулся с двумя стаканами горячего, крепко заваренного кофе.

— Выпей. Это должно помочь.

Трау был одним из первых, с кем Ульф подружился в Таннберге. Со временем их дружба укрепилась. Поэтому Ульф без малейшего смущения поведал Трау свою историю, начиная с обхода постов и до того момента, как он отослал пьяненького Кольхаза в роту.

Трау внимательно слушал, потягивая небольшими глотками кофе, затем спросил:

— Ну и что же теперь, по-вашему, будет? Дрожащими, непослушными пальцами Ульф зажег сигарету.

— Я не знаю, — ответил он неуверенно, — знаю только одно: я идиот, что впутался в эту историю. Черт меня дернул!

— Спокойней, — прервал его Трау, — у тебя еще будет время поплакаться. Сейчас давай подумаем, что же тебе делать.

— У меня один выход: наказать его за нарушение дисциплины — и все. Он этого заслуживает. Раз он не понимает по-хорошему.

— Твоя горячность мне понятна, но сейчас она вряд ли к месту. Да не впадай из одной крайности в другую. Подумай, прежде чем решать.

— Я уже все перепробовал, но толку мало.

— Ты вел душеспасительные беседы тогда, когда нужно было приказывать, а теперь хочешь сделать наоборот. И то и другое плохо. Воздух получается только в том случае, если смешать азот и кислород, и притом в точной пропорции, дорогой мой химик.

— Химия тут ни при чем, — недовольно проворчал Ульф, — терпеть не могу подобных сравнений. Почему мне все приводят сравнения? Вы слишком все упрощаете. Химические реакции исчислимы. Если ты знаешь свойства вещества, то можешь по пальцам пересчитать все изменения, которые с ним произойдут.

— Да, — согласился Трау, — так обстоит со всеми вещами при условии, когда их хорошо знаешь…

— Перестань, — сердито прервал его Ульф, — ты говоришь, словно учебник читаешь. Разве поступки человека можно вычислить по формуле, как затмение луны?

— Можно, если его знаешь. Только это несколько сложнее.

— Сегодня я узнал его лучше. С меня уже достаточно.

— Ты думаешь? Ты знаешь о нем только то, что он пишет посредственные стишки, а голова его забита какой-то чепухой. И больше ничего!

— С меня на сегодня хватит, — решительно сказал Ульф и, отодвинув стакан, встал. — Бессмысленно продолжать об этом разговор. Уж теперь-то я знаю, что мне делать.