Тайный код Конфуция - Алексей Маслов

И именно поэтому Лао-цзы и говорит молодому Конфуцию о необходимости «запрятывать» истинное знание, а не выносить его на люди:

 «Хороший торговец так глубоко запрятывает свои товары, что его лавка кажется пустой, а благородный муж, достигнув полноты Благодати, кажется глупцом».

Не сложно догадаться, что Конфуций обращается к Лао-цзы с вопросами о мудрых первоправителях древности, например, Чжоу-гуна и Вэнь-вана, в которых он видел идеал сочетания тайного знания и открытого служения людям. Но Лао-цзы настроен к такому преклонению очень скептически: «Те люди, о которых Вы говорите, давно уже умерли». Это значит, что следует самому в прорыве мистического знания, достичь мудрости древних, а не формально почитать их.

А вот раздел «Жизнеописание Конфуция» из того же трактата «Исторические записки» содержит несколько иную версию, хотя ее можно воспринимать и как продолжение предыдущего рассказа.

«Когда он Конфуций собрался уходить, Лао-цзы проводил его и сказал:

«Я слышал, что богатый и знатный человек делает другим подношения деньгами, в то время как человеколюбивый делает подношения словами. Увы, я не являюсь ни богатым, ни знатным человеком, лишь осмелюсь полагать, что я человек человеколюбивый.

Поэтому я тебя провожу следующими словами: умные и глубокомудрые люди быстро умирают. Образованный рискует своей жизнью за зло других. Человек, который стал мудрецом (цзы), уже не принадлежит самому себе. Человек, который получил государственный пост, также больше не принадлежит самому себе»

На первый взгляд, здесь Лао-цзы выступает почти как «конфуцианец», например, он говорит о «человеколюбивом человеке» (жэнь жэнь). Но само понятие жэнь («человеколюбие») лишь позже стало атрибутом именно конфуцианства. Ниже мы покажем, что во времена встреч Конфуция и Лао-цзы оно означало несколько иное: способность человека устанавливать непосредственную, прямую связь с небом, служить проводником небесной энергии на землю. А поэтому Лао-цзы выражает надежду на то, что он, не будучи богатым или знатным, прежде всего является тем, кто устанавливает связь между Небом и землей, то есть посредником, медиумом. И свою миссию – миссию такого посредника-мудреца он сравнивает с функцией чиновника, что не принадлежит себе и должен служить своему правителю. Мудрец же должен своим высшим Знанием служить людям.

Именно в этом и заключен скрытый смысл послания Лао-цзы молодому Конфуцию: магические знания, что когда-то были переданы ему, не могут остаться лишь внутри него и он должен предать их людям. В этом вообще была общая тенденция многих служивых мужей того времени, которые, получив воспитание в качестве священнослужителей, решали служить правителю и получать государственные должности. Но Лао-цзы, по-видимому, разочаровавшись в самой идее открытого государственного служения, когда царство Чжоу, в котором он жил, пришло к упадку, оставляет и должность и царство. Конфуций же до конца жизни следовал заветам своего наставника, предлагая свои услуги правителям разных царств.

Естественно, возникает множество сомнений в реальности не только такой встречи, но и самого факта обучения Конфуция у Лао-цзы. Действительно, в источниках очень много расхождений. Например, указываются разные даты встречи и разные местности, где путешествовали оба мудреца. Но, кажется, ни для автора «Исторических записок», ни для составителей «Чжуан-цзы», «Ли цзи» и других трактатов сам факт встречи не вызывал никаких сомнений. Так почему же он не упоминается в самом «Лунь юе» – основном источнике о жизни Конфуция? Но в «Лунь юе» вообще не упоминается ранний период жизни учителя, там нигде и ничего не говориться ни о его учителях, ни о том конкретно, чему и как обучался сам Конфуций. Более того «Лунь юй» представляет собой записи его учеников сделанных ровно настолько, насколько, вероятно, сам Конфуций хотел этого.

Сегодня трудно с точностью сказать, сколько лет было Конфуцию в момент его обучения у Лао-цзы (если вообще принимать такое обучение за исторический факт, а не за предание). «Исторические записки» и ряд других источников говорят, что встреча произошла в 535 г. до н. э., когда Конфуцию было лишь семнадцать лет, Лао-цзы же был значительно старше. Разумеется, семнадцать лет – это возраст ученика, который действительно мог получать наставления от Лао-цзы. «Исторические записки», раздел «Жизнеописание Конфуция», называют ещё один вариант даты 522 г. до н. э., т. е. когда Конфуцию было 30 лет. Сами разночтения в дате, встречающиеся внутри одного и того же раздела, показывают, что Сыма Цянь сам не был до конца уверен, когда все-таки произошла знаменитая встреча, и поэтому называл лишь предполагаемые года правления, не решаясь говорить собственно ни о возрасте Конфуция, ни о возрасте Лао-цзы. Есть и другие возможные даты, когда Конфуцию исполнилось 27, 30 или 34 года [6, 148–149]. В любом случае он был молод и вполне мог быть именно учеником, а не равным собеседником Конфуция. Не это ли обучение у Лао-цзы имел в виду сам Конфуций, когда признался ученикам, что лишь «в тридцать лет я встал на ноги» или «в тридцать лет я утвердился в своих помыслах» (II, 4)?

Вероятно, это была отнюдь не одна встреча. В разных трактатах рассказываются о нескольких случаях бесед Лао-цзы с Конфуцием – и во всех них Конфуций выступает как ученик, а не как равный мудрец. Так, Лао-цзы тщательно наставляет его в погребальных ритуалах и обрядах – в том, что так высоко ценил сам Конфуций и что предавал своим ученикам. Например, в трактате «Ли цзи» («Записи о ритуале») описывается четыре случая бесед, в которых Лао-цзы наставляет Конфуция именно в погребальных ритуалах, в частности объясняет ему, что похороны человека во время затмения могут стать проявлением неуважения к усопшему. Например в разделе «Цзэн-цзы вэнь» («Вопросы Цзэн-цзы») приводится любопытный рассказ, приписываемый самому Конфуцию. «Конфуций сказал:

«Однажды я следовал за Лао Данем на похороны в Сяндань. Когда мы достигли Хэна, то случилось солнечное затмение, и Лао Дань заметил: «Цю! (имя Конфуция – А.М.). Останови погребальную повозку справа от дороги. И останови слезы, дабы следовать изменениям»

Все эти подробности весьма примечательны: о таких вещах могут беседовать лишь два священнослужителя, два человека, чьей профессиональной обязанностью является выполнение самых важных ритуалов. Таким образом перед нами два «жреца» и носителя единого учения, причем Конфуций здесь выступает как старательный ученик.

Они не были в момент своей встречи столь разными – такими их сделала последующая традиция, разнеся Конфуция и Лао-цзы по разным школам духовной мысли древнего Китая. Скорее, они были очень близки по духу. Оба обучались какой-то мистической традиции, она решили пойти на государственную службу, оба считали что истинный Ритуал заключен не в исполнении каких-то формальных церемониалов или действий, а в установлении постоянной связи с Небом и духами.

V, 13

Цзы Гун сказал:

– Суждения Учителя о культуре (вэнь) еще можно услышать. Суждения же Учителя о природе человека и о Дао Неба невозможно услышать.

VII, 21

Учитель не говорил о чудесах, физической силе, хаосе и духах.

IX, 1

Учитель редко говорил о выгоде (ли), о судьбе (мин), о человеколюбии (жэнь).

XVII, 19

Учитель сказал:

– Я не хотел бы больше говорить (т. е. проповедовать)

Цзы Гун сказал:

– Если не будете больше проповедовать речами, то что же станут передавать Ваши ученики?

Учитель ответил:

– А, разве Небо говорит? Между тем четыре сезона чередуются ежегодно как обычно. Все сущее рождается как обычно. А разве Небо говорит?

Служитель Неба

Уже в ранние годы постепенно среди аристократов он начитает считаться тонким знатоком ритуалов прошлого, к нему обращаются правители и видные сановники за советами по поводу проведения церемониалов. Более того, уже в относительно молодые годы к нему приходят первые ученики. По традиции, двумя первыми учениками считаются два сына видного луского аристократа Мэн Сицзы, который в 518 г, прямо перед своим уходом из жизни завешает своим детям изучать у Конфуция смысл ритуалов. В ту пору Кун-цзы было лишь 33 года – очень ранний, почти невероятный возраст для наставника. И все же к нему приходят ученики, очевидно зная, что сам Конфуций обладает какими-то древними знаниями, которые не получишь от традиционных мистиков, но которые можно почерпнуть от Конфуция. Несомненно, он обладал не только знаниями, но и удивительным обаянием своей проповеди. С той поры число его учеников начинает расти, в конце концов переваливая за сотню человек, которые так или иначе получали от него наставления в разные периоды. И постепенно именно наставническая, проповедническая деятельность захватывает его все больше, он чувствует, что именно на этом поприще он должен приложить свои знания.