Столица - Эптон Синклер

Или вот Берти Стьювесент, красивый, обаятельный, тот самый юноша, который сидел за обедом напротив Монтэгю. Отец Берти заправлял какими-то делами, связанными с углем, и никто не знает, сколько миллионов он оставил ему в наследство. Берти любит повеселиться. На прошлой неделе он пригласил всех на форелей. Вообразите: форели в ноябре. Потеха! Кто-то сказал ему, что форели вкусны, только когда их поймаешь сам, и Берти решил, что ему необходимо наловить их самому.

— В Адирондеке у них большой заповедник,—сказала Бетти.— Берти заказал свой личный поезд и вместе с Чеп-пи де Пейстером и еще с кем-то в тот же вечер отправился в путь. Не знаю, сколько миль им пришлось проехать, но они наловили кучу форели и на следующее утро нам ее подали к завтраку! Но забавно, что Чеппи клянется, будто они были так пьяны, что не могли удить и ловили форель сетями. Бедняга Берти, вот и сейчас следует разлучить его с графином.

Из зала донесся громкий смех, приглушенные звуки борьбы и крики «отдайте!»

— Это Бэби де Милль,— сказала мисс Уимен,— она всегда старается перевернуть все вверх дном. В прошлый раз, когда она была здесь, Робби очень обозлился, потому что она стала кидаться диванными подушками и опрокинула вазу.

— А это здесь не принято? — поинтересовался Монтэгю.

— Во всяком случае не у Робби. Вы еще не беседовали с ним? Вам он понравится,— он так же серьезен, как вы.

— В каком отношении?

— В отношении траты денег,— ответила Бетти.— Это единственная вещь, к которой ему действительно следует относиться серьезно.

— А что, у него их так много?

— Тридцать или сорок миллионов, к тому же большая часть их вложена в разные компании его собственной железнодорожной сети, и это приносит ему фантастические прибыли. Да и у жены его тоже куча денег. Она бывшая мисс Мэйсон — вы, конечно, знаете, ее отец один из «стальных» тузов. У нас в ходу поговорка, что есть просто миллионеры, есть архимиллионеры и, наконец, есть питсбургские миллионеры. Во всяком случае, супруги тратят весь свой доход на пышные приемы. Одна из причуд Робби — строить из себя идеально гостеприимного хозяина. Он любит, чтобы у него был полон дом гостей. Он и в самом деле умеет хорошо принимать, но только делает это с такой торжественностью и у него столько предубеждений насчет того, что прилично и что неприлично! Я подозреваю, что большинство из его компании предпочли бы провести этот день у миссис Джек Уорден. Да и я сегодня была бы там, если бы не Олли.

— А кто такая миссис Джек Уорден? — спросил Монтэгю.

— Как! Вы не слыхали и о ней?— удивилась Бетти.— Она была раньше миссис ван Эмбридж, а потом получила развод и вышла за Уордена, крупного лесопромышленника. Она, бывало, устраивала молодежные вечера «по-английски», и мы вытворяли там все что заблагорассудится, играли по всему дому в салки, бросались подушками, устраивали налеты на шкафы и устраивали маскарады! Миссис Уорден добродушна, как старая корова. Вы ее, вероятно, встретите, только не заблуждайтесь относительно ее нежных взглядов: она просто любит, когда ее окружают красивые мужчины.

В час ночи кое-кто из гостей Робби отправился спать; в их числе и Монтэгю. Внизу остались неподвижно сидевшие за двумя столами любители бриджа; у женщин раскраснелись лица и руки лихорадочно дрожали, а мужчины сидели с давно погасшими папиросами в зубах. У каждого из карточных столов стояли подносы с графинами. Проходя по залу, Монтэгю встретил трех юношей, которые, обнявшись, брели нетвердым шагом и слабыми голосами напевали отрывки из фривольных песенок. Он увидел удалявшихся куда-то Олли и Бетти.

В книге заказов Монтэгю написал, чтобы его разбудили в девять часов утра.

Разбудивший его утром лакей принес на серебряном подносе кофе со сливками и спросил, не хочет ли он чего-нибудь покрепче. При желании он мог бы позавтракать у себя в комнате, но предпочел спуститься вниз, стараясь приучить себя свободно двигаться в этом замысловатом охотничьем костюме.

В зал еще никто не спускался; от беспорядка после вчерашнего «веселья» не осталось и следа, и стол был сервирован к утреннему завтраку. На буфете, по английскому обычаю, стояли чай и кофе. Важного вида дворецкий и его помощники смотрели на Монтэгю в ожидании, готовые выполнить любой его приказ, любую пришедшую ему в голову фантазию.

Но Монтэгю предпочел пройтись по террасе и полюбоваться морем, искрящимся в солнечных лучах. Утро было прекрасное.

Все вокруг сияло такой красотой, что он с удивлением подумал, как это живущие здесь мужчины и женщины могли оставаться к ней равнодушными.

Вскоре явилась Билли Прайс. На ней был охотничий костюм защитного цвета с короткой шотландской юбкой, нашивными карманами по бокам, приспособленной для ружья подушечкой на плече и с казачьим патронташем. Она присоединилась к нему, и они спустились к самому берегу. Билли рассказала о предстоящем зимнем сезоне с его знаменитостями и событиями, об открывающейся на той неделе выставке лошадей, о новых операх и о первом приеме миссис де Грэффенрид.

Когда они вернулись, было уже одиннадцать часов, почти все гости уже собрались, все они выглядели при ярком дневном освещении побледневшими и чувствовали себя неловко. Они вошли в тот самый момент, когда Берти, стоя у буфета, залпом выпивал свой коньяк.

— Берти провозглашает тост «Долой завтрак!»,— с иронической улыбкой проговорила Билли.

Наконец началась охота. В систему оборудования «Блэк Фореста» входило гранитное здание с паровым отоплением, в котором приехавший из Англии эксперт вместе со своим штатом помощников выращивал специально привезенных из-за границы фазанов — великолепных птиц бронзовой окраски с длинными пышными черными хвостами.

Перед открытием сезона откормленных птиц, прирученных настолько, что их кормили чуть ли :не с рук, сгоняли тысячами в лесную чащу. И вот являлись «охотники».

Сперва тянули жребий на партнеров по охоте, так как охотиться должны были парами: мужчина и женщина. Монтэгю досталась мисс Винсент — «Дождевая капелька в грязной луже». Затем Олли, назначенный руководителем церемонии, выстроил всех в ряд и указал направление, и вот по сигналу «охотники» вступили в лес. Каждого из них сопровождало двое егерей, которые несли запасные ружья и заряжали их, а слуги, шедшие впереди, должны были вспугивать птиц и поднимать их в полет.

До сих пор Монтэгю представлял себе охоту следующим образом; он пробирается сквозь заболоченный лес, состязаясь в зоркости с дикими утками, и с первого выстрела сносит им головы. Поэтому, когда прямо у него перед носом поднялась одна из птиц, он выстрелил, и фазан упал. «Так может продолжаться до бесконечности,— подумал Монтэгю,— это не охота, а просто безжалостное истребление птиц!» Ему стало противно. Но вспомнил он также, что фазаны все равно обречены в зимних снегах на гибель и что говорили, будто Робби отсылает убитых птиц в больницы. А сверх того на каждого охотника велся счет убитых фазанов, и мисс Винсент с искренним волнением следила за ним, так как сама неплохо стреляла и положительно сходила с ума от желания побить счет Билли Прайс и Чеппи де Пейстера, считавшихся первыми стрелками. Слева от Монтэгю была Бэби де Милль, которая совсем не умела стрелять, она делала один промах за другим, пыхтела и с завистью поглядывала в их сторону; а слуги позади него восторженным шепотом встречали каждую его удачу. Поэтому он продолжал стрелять до конца охоты и даже на обратном пути, когда шли по другому участку. Иногда фазаны взлетали парами, и он укладывал сразу обоих. А дважды, когда вспугнутая стая, смешавшись, полетела прямо на него, он успел схватить вторую винтовку и сбить две пары. К концу охоты счет Монтэгю превышал на пятнадцать птиц счет его ближайшего соперника, и он со своей партнершей оказались победителями.

Все окружили его, поздравляя; первой, конечно, поздравила партнерша, за ней соперники, затем хозяин и хозяйка дома. Монтэгю почувствовал, что он неожиданно занял в этом кругу определенное место. Те, кто прежде просто не замечал его присутствия, теперь словно впервые его увидели. Гордые светские красавицы удостаивали его своим разговором, а Клэрри Мэйсон, ненавидевший де Пейстера, воспользовался случаем, чтобы досадить своему противнику. Что касается Олли, то он сиял от восторга.

— Я знал, что, когда дело дойдет до лошадей и охоты, ты проявишь себя,— шепнул он брату.

Предоставив слугам собирать дичь в телеги, компания вернулась домой, где победителям были вручены призы. Монтэгю преподнесли бритвенный прибор в тяжелом золотом футляре, украшенном бриллиантами, что его просто смутило. Эта вещь стоила никак не меньше одной-двух тысяч долларов. Он не считал себя вправе принимать столь ценный подарок как простой акт гостеприимства; едва ли от когда-нибудь сможет ответить тем же. Позднее Монтэгю понял, что Робби только и жил ради этого удовольствия — ставить в унизительное положение других.