Стань моим мужем, дракон! - Ольга Ярошинская

к дому, как он ни сопротивлялся. Геррах упирался пятками в землю, цеплялся руками за ограду – со стороны казалось, будто он пытается идти против сильного ветра, который отчего-то дует только на него. Потом они с Эврасом хотели расплавить браслет в печи на кухне, но оттуда их мигом выставили.

Словоохотливая служанка рассказала, что отцом госпожи был артефактор. Очень талантливый и очень скромный. Отчего-то при жизни он стеснялся показывать плоды своих трудов, которые теперь держали Герраха в надежном плену.

– Браслет сделал твой отец? – спросил он, покрутив узкую полоску металла на запястье.

– Да, – коротко ответила Амедея.

Она с досадой сорвала розу с куста и швырнула на дорожку, как будто даже не заметив этого. Красные лепестки упали на желтый песок каплями крови.

– Почему ты так не хочешь замуж? – спросил он. – Тебе уже двадцать, верно? Твой опекун не спешил выдавать тебя за первого встречного, прислушивался к твоим желаниям, значит, можно было найти подходящего жениха.

Куда более подходящего, чем он сам.

– Может, ты влюблена в кого-то? – предположил Геррах. – В кого-нибудь… эмм… уже женатого?

– Что за чушь! – возмутилась Амедея. – Хотя не исключено, что мой дядя думает так же, поэтому и решил действовать спешно.

– Но я не прав?

– Нет, ты не прав, Геррах, – ответила она, сворачивая к беседке, увитой цветами.

А он подумал – сколько же воды нужно для того, чтобы этот чистенький сад цвел и благоухал. Прогнав из мраморной поилки птичку, Геррах нагнулся и жадно приник к свежему фонтанчику, а потом еще и умыл лицо.

Отряхнувшись, он поймал на себе внимательный взгляд Амедеи, в котором не было привычного осуждения и недовольства.

– Послушай, раб, – сказала она, как будто специально подчеркнув его статус. – Я хочу, чтобы ты разделся.

– Мое предложение продемонстрировать дяде нашу страстную любовь нашло отклик в твоем сердце? – поинтересовался он, немедленно стаскивая рубашку с плеч.

– Нет, не нашло, – ответила Амедея, обходя его по кругу. – Штаны оставь. Откуда ты так хорошо знаешь наш язык?

– Пытал пленных, – соврал Геррах, чтобы напугать ее.

Легкое прикосновение прохладных пальцев к спине заставило его вздрогнуть.

– Ты врешь, – уверенно сказала Амедея и положила ладонь на чешуйки, которые остались на плече после незавершенного оборота. – Ну-ка, ответь… – она задумалась. – Какого цвета мои глаза?

– Голубые, – выпалил он без раздумий, и нежное лицо Амедеи озарила недоверчивая улыбка.

– Это потрясающе, – прошептала она, погладив его плечи обеими руками. – Так красиво…

– Рад, что тебе нравится, – вежливо ответил Геррах, обернувшись. – Может, и мне дашь тебя потрогать?

– А теперь помолчи, – приказала она. – Не мешай.

Она прикрыла глаза, словно наслаждаясь музыкой. Геррах тоже замер, но не услышал ровным счетом ничего, кроме чириканья птиц и далеких голосов, доносящихся из дома. Он развернулся к Амедее, и изящные ладони легли ему на грудь. Голубые глаза распахнулись и вопросительно посмотрели на него снизу вверх.

Красивая, молодая, неопытная… Будет не сложно влюбить ее в себя, а после вынудить стащить треклятый браслет. По его опыту женщинам куда больше нравится подчиняться, а не властвовать, особенно в постели. Бывают, конечно, исключения, но Амедея кажется такой нежной и мягкой.

– Сперва тоже ответь, – потребовал он. – Почему ты выбрала именно меня?

Геррах ждал, что она смутится, но, к его удивлению, Амедея ответила честно и без стыда, с равнодушием, ударившим словно пощечина:

– Ты выглядишь как мужчина, который нравится женщинам.

– Не только выгляжу, но и являюсь, – заметил Геррах.

Она лишь равнодушно пожала хрупкими плечиками и присела на белую лавочку в тени беседки, разглядывая его с любопытством, в котором не было ни намека на флирт.

– Там, на рынке, выбор не богат, – продолжила Амедея. – Старые, больные, увечные… Или с такими зубами, что и представить страшно, как с ним целоваться.

– Ты представляешь мои поцелуи?

Он опустился прямо на мраморный пол беседки, прислонился к одной из колонн, наслаждаясь прохладой – такой редкой в этой безжалостной раскаленной стране.

– Все должно выглядеть правдоподобно для моего дяди, – терпеливо пояснила Амедея. – Но твое нахальство не знает границ. Ты был обычным воином, Геррах?

Дракон не может быть обычным, хотя в красных горах никого не удивишь способностью принимать вторую ипостась.

– Да, – ответил он, и заслужил еще один внимательный и недоверчивый взгляд.

– Откуда же у тебя такое самомнение? – поинтересовалась Амедея. – Я купила тебя за внешность и хорошие зубы, и еще потому, что ты отлично говоришь на нашем языке. Вот и все. Твои поцелуи меня не интересуют. Я была честна с тобой, почему ты удивляешься?

А Геррах и правда испытывал нечто сродни изумлению, поскольку осознал, что вступил на новое для себя поле боя. Раньше женщины сами добивались его внимания и проявляли удивительную настойчивость и изобретательность, чтобы оказаться в его постели вновь. Он любил женщин, знал, как заставить их стонать от удовольствия, но разговаривать с ними, обольщать… Все было бы куда проще, не будь на нем браслета, который не позволял прикоснуться к Амедее.

Когда он сидел в том скотском загоне, смердящем мочой и кровью, то успел увидеть немало женщин этой страны: громких, душных, тяжелых, с блестящей смуглой кожей и бесстыжими глазами. Амедея не была похожа ни на одну из них.

– Чему ты улыбаешься? – спросила она.

– Я подумал, что нас следовало бы поменять при рождении, – ответил он. – Я хорошо переношу жару и выжил бы даже в сердце вашей пустыни. А ты… Ты как озеро, что прячется высоко в наших горах. Вода там кристально чистая и такая холодная, что зубы сводит.

– Считаешь, я холодна? – вырвалось у нее.

– Я бы разбудил в тебе огонь, – ответил Геррах, скользнув по ней взглядом. – Так даже интереснее. Когда женщина сразу на все готова – скучно.

Ему нельзя ее трогать, но можно говорить.

– Сперва я бы исцеловал твои сладкие губы, Амедея, – неспешно сказал он. – Я бы дразнил их легкими прикосновениями, покусывал и лизал, а мой язык ласкал бы твой влажный и нежный рот, все глубже и настойчивее. Ты уже целовалась когда-нибудь?

Она усмехнулась, а голубые глаза стали колючими, как лед.

– Какое тебе дело, раб?

– Такое, что никто не поверит, что ты влюблена в меня, – ответил он, лениво потянувшись, – если и дальше будешь смотреть на меня как на вошь. А если