ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ ВЕЧНОСТЬ - Александр Усенко

– Ты кто? – спросил, с трудом разлепив губы. – Чего тебе надо?!

Незнакомец, буравя Серёгу взглядом, произнёс тихим, чем-то неуловимо знакомым голосом:

– Где моё пальто? Мне холодно.

У Серёги вдруг перехватило дыхание. Он узнал того старого еврея в чёрном пальто, которого в сорок первом конвоировал в бараки Станкостроя. Только сейчас на нём не было пальто. Это невозможно! Он не мог выжить! Оттуда никто не выбрался живым! А если бы он и выбрался, сколько лет ему должно быть сейчас?! Где-то под сто?! Но он выглядит точно так же, как и тогда!

– Я не знаю, где твоё пальто… – дрожащим голосом сказал Серёга. – Чего ты от меня хочешь?… Ты прошёл тогда мимо, и я больше тебя не видел!… Я тебя не убивал!… Я ни в чём не виноват!…

Старый еврей молчал, только чуть прищурил глаза, и едкая улыбка мелькнула на его губах.

– Чего ты хочешь? Зачем ты пришёл?… – совсем уж жалобно стонал Серёга. – Уйди, пожалуйста!… Ты пришёл за мной, да?! Но мне ещё рано!… Я не хочу!…

Стук в окно заставил его обернуться. Там, за стеклом, на подоконнике стоял Колька. Постаревший, лысый, беззубый, но всё же он, родной сын! Как он попал на окно четвёртого этажа?! Да какая разница?! Главное, что он говорит там, за окном. Губы шевелятся, а слов не разобрать.

– Что ты говоришь, сынок?! – крикнул Серёга.

– Папка, двинь ему хорошенько! – послышалось за стеклом.- Дай ему с носака! Как тогда, помнишь?!…

Правильно! Молодец, Колька! Что значит родная кровь! Чего это он должен бояться какого-то старого жида, к тому же ещё и мёртвого?! Сейчас он ему, как тогда, на дороге!…

Серёга изо всех сил нанёс удар ногой в черноту дверного проёма. Нога прошлась по воздуху, не встретив ничего твёрдого. Где он, гад?! Серёга опустил глаза вниз и обмер: там, на полу, почему-то покрытом утоптанным снегом, лежал, скрючившись, его внук Витя и горько плакал.

– Витенька, внучек!…- забулькало в горле у Серёги.- Витенька, тебе больно?!

Он бросился на колени рядом с внуком, наклонился к нему и тут же больно стукнулся головой о тумбочку, которую почему-то раньше не заметил. На мгновение потемнело в глазах, поплыли разноцветные круги. Когда же зрение вернулось к Серёге, на полу никого и ничего не было, кроме грязных следов от ботинок.

Он обернулся к окну. Там тоже никого не было. Зато стол был отодвинут от окна на середину кухни. За ним справа сидел тот самый старый еврей, а по центру – плотная фигура в солдатской шинели. Серёга присмотрелся и обомлел: Павло!

– Ты-то чего пришёл? – жалобно простонал Серёга. – Тебе-то я что плохое сделал?!

– Мне? А что, разве ты не радовался, когда я погиб?! Можешь не врать – это бесполезно!… А сестру мою обижал? Обижал! А я ведь тебя предупреждал…

– Я любил её всю жизнь! Я всем её обеспечил! Она со мной жила, как у бога за пазухой!…

– Да, жраньём и тряпками ты её обеспечил. А во всём остальном вёл себя, как скотина. Что, не так? А ты когда-нибудь такое слышал: «не хлебом единым жив человек!?»

Серёга молчал. Возразить было нечего.

– Вот и пришли мы тебя судить. – продолжал Павло. – Тут и решим: человек ты, или гниль! Долго возиться не будем. Суд у нас военно-полевой. Как у вас было там, в органах, – тройка!

– А где же ваш третий?

– Думаешь, третьего для тебя не найдём? За этим дело не станет. Подойти сюда, Тимоша!

Из коридора шагнул в кухню белобрысый паренёк в полинялой гимнастёрке. Молча сел за стол слева от Павла.

– Кто это? – не понял Серёга.

– Не узнал? – усмехнулся Павло. – А ты напрягись. Вспомни того солдатика, которого ты в сорок четвёртом расстреливал за потерю оружия. Он говорить не мастак, но как свидетель вполне подойдёт.

Серёга вспомнил. Этот тихий деревенский парнишка, – то ли вятский, то ли вологодский, – во время боя помог раненому товарищу добраться до медсанбата, но при этом потерял свою винтовку. А в военное время утеря личного оружия каралась смертью. Были люди, которые за этим строго следили. Каждый в глубине души понимал, что паренёк ни в чём не виноват, если по совести. Но для поддержания дисциплины и боевого духа бойцов Красной Армии такие расстрелы время от времени были необходимы. Белёсый паренёк, недавний новобранец, до последних секунд своей жизни так и не поверил в реальность происходящего. Он удивлённо хлопал пшеничными ресницами и, как заведённый, повторял: «Ребята, вы чё…? Ребята, вы чё?…» Больше ничего он сказать не мог – был вообще по жизни немногословным.

– Солдатик, прости…- забормотал Серёга.- Так получилось… ты пойми: не я тебя приговаривал. Я – простой исполнитель! Да и стрелял я, не целясь. И ведь не я один стрелял! Откуда известно, что именно моя пуля в тебя попала?!…

– И тут выворачиваешься, как гадюка! – скривился Павло. – Не о пуле твоей речь идёт! Вспомни: когда его вели на расстрел, ты кричал ему: «Ваньтё, подбери лаптё!» Очень весело тебе было! А когда он попросил закурить, ты ему ответил: «Топай, топай, сейчас тебе дадут прикурить!» Вот какой ты у нас шутник!… Так что вина твоя и здесь доказана. И, чтобы не терять времени зря, мы зачитаем обвинительное заключение. Пожалуйста, Виктор Абрамович!…

«По крайней мере, узнал, как его зовут» – подумал Серёга. Надо же, никогда не слышал, чтобы евреев звали Викторами! Нет, сейчас, конечно, всё может быть, а тогда, ещё в прошлом веке!… Виктор. Как и его внук… И тут Серёга понял, почему ему показался знакомым голос старого еврея. Невероятно! Чисто Витины интонации, хотя голос, понятно, не детский. Да и чертами лица он чем-то напоминал Витю. Казалось, это и есть Витя, только постаревший на несколько десятков лет… А чего, собственно, тут удивляться? Во внуке его течёт Лёнькина еврейская кровь. Может, они какие-то дальние родственники с этим…

А Виктор Абрамович между тем заканчивал свою обвинительную речь:

– Таким образом установлено, что данный субъект ни по каким параметрам не соответствует званию человека. Он ненавидит всех окружающих, всех живущих на земле, независимо от национальной принадлежности и социального положения. Только себя он ценит чрезвычайно высоко, хотя, в сущности, ничего из себя не представляет. То есть перед нами – типичный нравственный урод.

После этих слов на секунду повисла тишина. Затем Павло ударил ладонью по столу и заговорил:

– Итак, мы выслушали обвинительное заключение. Теперь осталось только вынести приговор. Я предлагаю такую формулировку: «Жил, как тварь, и сдохнет, как тварь.» Кто за?

Все трое подняли руки.

У Серёги снова поплыли круги перед глазами. Ещё чего! Не собирается он сдыхать! Надо что-то делать! Спасение где-то рядом, надо только вспомнить! Коля! За окном был Коля! Он и сейчас где-то там, он поможет, он подскажет!… Хорошо, что окна на зиму не успел заклеить… Коля, сынок!…

Одним прыжком он оказался у окна. Рванул на себя раму и следующим прыжком очутился на подоконнике…

Стандартный пятиэтажный дом смотрел окнами в палисадник. Среди жильцов дома было немало любителей сельской идиллии, которые любовно вскапывали землю весной и осенью, сажали цветочки, кустики, деревца. Но пару лет назад Серёга решил, что кусочек палисадника по праву принадлежит и ему. И решил выкопать себе погреб. Большинство жильцов, конечно, было против. Но связи решают всё, а у Серёги они были. С кем нужно он договорился, остальных просто послал на три буквы. Прямо под окнами своей квартиры он вырыл глубокий погреб, выложил его кирпичом. Не сам, конечно, людей нанимал. Сверху погреб закрывался тяжёлой деревянной крышкой, обитой листовым железом.

Вот в эту крышку и врезался головой Серёга, летя с четвёртого этажа. Подъехавшая минут через сорок «скорая помощь» констатировала перелом шейных позвонков. Смерть наступила практически мгновенно.

Год 2003-й

Двое мужчин, – пожилой и молодой, – стояли на тротуаре перед большим серым домом. Прохожие бросали на них любопытные взгляды. Во-первых, потому что даже издали их стиль одежды, манера держаться выдавали в них людей далеко не здешних, проще говоря, иностранцев. Во-вторых, подойдя поближе, можно было услышать, что разговаривают они по-немецки.

Пожилым мужчиной был маститый немецкий архитектор, профессор Отто Крюгер. Молодым – один из его любимых учеников, подающий большие надежды архитектор Виктор Криницки. Оба приехали в Харьков туристами, каждый со своей целью, но специально согласовав сроки, – в компании как-то веселей. Виктору захотелось посетить места своего детства, а Отто надеялся отыскать могилу отца, погибшего здесь в 1943-м.

Окидывая взглядом грандиозное здание, стоявшее перед ними, они вели разговор профессионалов. Оценивали достоинства, замечали недостатки, спорили, но сходились на одном: дом производит сильное, неизгладимое впечатление.

– Теперь я понимаю, – говорил Отто, – почему Вы выбрали архитектуру делом своей жизни. Ведь это – первые впечатления детства. Родиться в таком доме и не стать архитектором просто невозможно!