Хроника операции «Фауст» - Евгений Федоровский

— Генерал Леш — шеф училища, — проговорил Хохмайстер и отступил шаг назад.

У генерала поблескивали хитрые глазки, румяные щеки выпирали над жирно лоснящимся крошечным носиком. «Экая симпатичная хрюшка», — подумал Павел. Не оставляя времени для перевода, Леш рассыпался в комплиментах, стал разглагольствовать о давней немецко-русской дружбе, начавшейся со времен Петра и Екатерины, о сотрудничестве в борьбе с английской плутократией.

Затем гостям показали классы и наглядные пособия. На полигоне позади парка провели учебный бой пехоты против танков. Внимание Павла привлекли одежда и обувь танкистов. Они были в черных куртках, свободных, сшитых по росту. Можно легко нырять в люк и выскакивать, ни за что не цепляясь. Высокие ботинки на трехслойной подошве не скользили по броне, нога хорошо держалась на педали сцепления, свободно сгибалась и чутко ощущала механизм управления.

Учебный бой не рассчитывался на слабонервных. Метрах в пятистах от танков выстраивалось отделение фенрихов в полной солдатской выкладке — с ранцами, шинельными скатками, оружием, гранатами, шанцевым инструментом. По сигналу ракеты танкисты заводили моторы и устремлялись на пехоту. За то время, пока танк преодолеет полукилометровое расстояние, фенрихи должны вырыть окопчики, пропустить над головой танки и бросить гранаты в моторное отделение. Того, кто оказывался менее проворным, танк мог покалечить.

Вечером генерал Леш в честь «русских друзей» устроил ужин. Он проходил в небольшом помещении столовой. Рядом с германским знаменем висел советский флаг. Павел пил терпкий рейнвейн, ел отварные мозги с клецками, пахучий аллагаусский сыр и сушеные ржаные хлебцы — пумперникель, совсем не подозревая, что через несколько лет эта столовая станет известной всему миру, здесь будет подписан Акт о капитуляции фашистской Германии и поставлен конец самой кровавой войне из всех, какие знала история. Неподалеку от него сидел тот же молчаливый Маркус Хохмайстер с холодным лицом и короткой стрижкой, открывавшей крепкий плоский затылок.

7

Лишь на обратной дороге из Германии Волков признался:

— А я тебя заочно давно знаю. Жена твоя Ниночка — моего друга дочь. Звала меня дядей Лешей.

— Она же немка!

— Так не все немцы фашисты. Отец и мать ее были видными коммунистами и погибли на своем, как говорят, посту.

— Чего же никогда не заходили?

— В разъездах был. Теперь непременно навещу.

Но Алексей Владимирович так и не пришел. Видно, опять уехал куда-то…

После возвращения Павел снова взялся за свой противоминный трал. По приказу генерала Воробьева на заводе «Дормашина» в Рыбинске изготовили экспериментальный образец. Он составлялся из дисков — гладких и с зубьями вперемежку. Специальными тягами на шатунах трал должен крепиться к буксирным крюкам танка Т-34. Однако для испытаний такой танк заполучить не удалось. Приехавший на заводской полигон представитель автобронетанкового управления инженер-майор Ворошилов посоветовал воспользоваться пока обычным трактором ЧТЗ. Петр Климентьевич, невысокого роста, коротконосый, с лукавыми, как у знаменитого отца, глазами, хорошо знал Павла и ту нелегкую обстановку, в которой протекала работа. Он был чуть ли не единственным человеком в ученом совете управления, кто поддерживал проект. Сам не раз попадал под жернова перестраховщиков и теперь догадывался, в каком состоянии находился Клевцов.

— А как же спасем водителя? — спросил Павел.

— Так ведь сел на коня — ехать надо, — с улыбкой ответил Ворошилов. — Навесим на мотор и кабину броневые листы, просверлим щель для обзора…

На другом предприятии добыли стальной лист, разрезали по разметкам, сварили их и надели на мотор и кабину. Трактор превратился в короб, отдаленно напоминавший броневик времен гражданской войны.

Павел не спеша осмотрел крепежные узлы, потрогал броневые плиты, прошелся по дороге, где были заложены заряды с нарастающим весом тротила. Невдалеке от самой большой мины вырыли окоп. Потом он вернулся к трактору, посмотрел на водителя — старого заводского испытателя.

«А ведь у него дети, внуки, — подумал он. — Буду испытывать сам». Многое он ставил на карту, чтобы главное испытание передоверять другому. Не страшно, если взрывы разнесут диски или погибнет он сам. В конце концов, никто не застрахован от жертв. Но если погибнет ни в чем не повинный испытатель с завода — от неосторожности, страха, запоздавшей реакции, — то за его смерть придется расплачиваться крахом самого изобретения, гибелью всех надежд.

— Покури, Сергеич, попробую сам, — Павел произнес эту фразу таким будничным тоном, словно речь шла о рядовой прогулке.

Водитель уступил место. Павел взялся за рычаги. О том, что конструктор собрался испытывать трал сам, догадался майор Ворошилов. Он подбежал к трактору, закричал, перекрывая грохот дизеля:

— Самодеятельность отменяю! Немедленно покиньте кабину!

Павел уменьшил обороты, наклонился к майору, упрямо проговорил:

— Неужели вы не понимаете? Сначала я сам пойду в огонь, а потом людей пошлю.

На лице Павла Ворошилов прочел такую решимость, что махнул рукой:

— Одержимый! С вами бесполезно спорить.

— Прошу об одном, Петр Климентьевич, — примирительным тоном произнес Павел. — Просигнальте, когда подъеду к самому большому заряду, а то через щель могу вешку не разглядеть.

— Ладно, дам зеленую ракету.

Клевцов выжал сцепление. Трактор с катками впереди резво покатился по полю. Показались вешки из еловых веток, где были заложены заряды. Каток вдавил первый холмик. Глухой взрыв тряхнул каток. Комья земли забарабанили по крыше трактора и броневой плите. Вторая мина немного подбросила трал, но дышло, сваренное из стальных балок, выдержало. Крепления вынесли перегрузку и на других зарядах.

Десятый противотанковый фугас был самым мощным. Ракета Ворошилова прочертила над кабиной дугу, когда трактор был метрах в пятнадцати от заряда. Выровняв рычаги, Павел спрыгнул и бросился к траншее. Взрыв рванул землю, будто упала полутонная бомба. Фонтан огня, дыма и пыли подбросил многотонный трал в воздух. Вращаясь на длинном хоботе дышла, зубастый каток смял броневой лист, раздавил место водителя и, оборвав петли креплений, отлетел прочь. Все, кто был на полигоне, замерли в оцепенении. Ворошилов бросился к окопу. Оттуда вылезал Павел, смущенно стряхивая с одежды грязь.

— Жив?!

— Как видите… Теперь скажу точно: мои тралы годятся для наступления.

Была суббота 21 июня 1941 года. С полигона из Рыбинска в Москву возвращались на грузовиках. Выскочив из кузова у Покровских ворот, Павел позвонил по телефону-автомату профессору Ростовскому. Ему не терпелось рассказать об испытаниях. Получив приглашение на ужин, он побежал к Подсосенскому переулку, позвонил в знакомую дверь. Георгий Иосифович показался странно-рассеянным. Вполуха он выслушал Павла, думая о чем-то своем. После чая перешли в кабинет. Комбриг остановился у карты, висевшей в простенке между окном и книжным шкафом: