Смертники Восточного фронта. За неправое дело - Расс Шнайдер

Такой противоречивый и нестабильный тип мышления приводил к частой смене настроения командиров и комиссаров, которые, возможно, решили бы расстрелять оставшихся в живых солдат, виновных, по их мнению, в сегодняшней неудаче. Тех, кто ворвался на немецкие позиции и смог вернуться назад в лагеря советских войск, расположившиеся на заснеженных болотах, которые со всех сторон окружают Холм.

Вместо этого они решили с наступлением ночи повторно атаковать город.

Поскольку Кордтс был последним, кто видел Байера и Фрайтага живыми, он получил приказ вернуться и отыскать их. В любом случае Байер был ранен, и если он не погиб при атаке танков, то, по всей видимости, в данный момент находится в полевом госпитале. Или, возможно, оказался в каких-то развалинах, Где ему окажут помощь другие солдаты. Вообще-то он может находиться где угодно, и на самом деле главной задачей Кордтса был поиск Фрайтага. Фрайтаг считался надежным парнем и должен был уже объявиться где-нибудь на периметре. Периметр в эти дни был настолько непрочен, что губительным для него могло стать даже отсутствие одного человека и омрачить тем самым мысли всего своего подразделения и командира. Кордтсу велели вернуться после часа поисков обратно в город, с Фрайтагом или без него. Кордтс был именно той боевой единицей, от которой зависела жизнь его товарищей.

На краю города между несколькими домами тянулось огромное открытое пространство. Дома, похоже, были когда-то выстроены хаотично, без плана. Таким образом, немецкие солдаты, перемещавшиеся внутри периметра и центральной части города, оставались уязвимыми для русских снайперов, да и для огня из любого вражеского оружия. Здесь имелись такие места, которые защитники Холма старались пересечь исключительно бегом. При этом неприятельским наблюдателям или засевшим в развалинах домов снайперам они были видны как на ладони. Если, конечно, Шерер не перевешал всех снайперов. В отношении этого Кордтс испытывал самые серьезные сомнения. Но даже если за ним сейчас следят глаза врагов, он все равно не станет перебегать эти открытые пространства, как делает это большинство его товарищей. Он слишком устал. Когда люди устают, они необязательно становятся беззаботными, если помнят о том, какому риску ежеминутно подвергаются. Они просто находятся на пределе человеческих сил и идут в тех случаях, в которых иначе наверняка побежали бы.

Над миром опускалась ночь, и Кордтс ожидал наступления темноты, которая позволит передвигаться более свободно. Ему действительно был дан всего час для розыска Фрайтага, но он не относился к тому типу людей, которые буквально выполняют приказы. Кордтс думал лишь о том, как бы скорее прошел этот час. Нынешняя ночь, судя по всему, будет такой же холодной, как и вчера. Кордтс слышал, как скрипят на снегу его сапоги. Почувствовав холод, он прибавил шаг. Ему посчастливилось избежать выстрелов, и вскоре он оказался в относительной безопасности, выйдя на улицу, где унылой чередой тянулись разрушенные здания. Чем ближе к центру города, тем кучнее располагались развалины. Здесь были улицы и переулки. Некоторые из них довольно узкие. До границ периметра отсюда было рукой подать. Он посмотрел назад. Длинная и узкая красная полоска линии горизонта здесь была видна лишь частично, коротким отрезком, ограниченным с обеих сторон черными силуэтами искореженных взрывами домов.

Внутри некоторых соседних зданий горел огонь — это жгли костры забившиеся туда в поисках тепла немецкие солдаты.

Мысль о возвращении в полевой госпиталь, расположенный в здании ГПУ, — самое подходящее место, в котором мог оказаться Байер, — угнетала его, потому он решил прежде заглянуть в несколько других мест.

Кордтс остановился у бочки из-под бензина, в которой пылал огонь. Из нее торчали во все стороны длинные доски, напоминая макушку индейского вигвама. Пламя весело лизало сухое дерево. Стоявшие вокруг солдаты молча посмотрели на Кордтса. Было слишком холодно, чтобы вести лишние разговоры. Они лишь изредка скупо обменивались короткими словами, причем только в тех случаях, когда в этом возникала необходимость. Кордтс потопал ногами, чтобы согреться, и ему показалось, будто к его щиколоткам привязаны кирпичи. Тупая боль отдавалась в области лодыжек.

Было холодно настолько, что даже не хотелось думать. В голове Кордтса сформировался вопрос: вы не видели Фрайтага или Байера? Гарнизон был мал, и поэтому кто-нибудь из солдат вполне мог видеть или того, или другого. Правда, не всех в городе знали по фамилиям. Кордтс никак не мог придумать, как выразить точнее то, что ему нужно.

— Курить есть? — наконец выдавил он из себя.

Трое солдат, гревшихся возле бочки, ответили ему сардоническими улыбками.

— Может, тебя и шнапсом угостить? — съязвил один из них. Все слабо рассмеялись, явно не желая тратить лишние силы.

Из-за раны в щеке Кордтсу было трудно нормально говорить.

— Гм, — произнес он, стискивая зубы и стараясь удержаться от дрожи, вызванной холодом. Он схватился за конец одной из досок, торчавший из бочки, и ощутил тепло нагретого пламенем костра дерева и тепло самого костра. Лечение гипнозом… Эта мысль откуда-то появилась в его сознании, как будто чей-то голос прошептал ее ему на ухо. При этом он неотрывно смотрел на огонь.

Языки пламени плясали перед лицами собравшихся вокруг бочки солдат, постепенно делаясь ниже и слабее. В холодном воздухе был хорошо виден дым, дыхание людей и взлетавшие вверх искры.

— Бледный тощий парень, почти альбинос, — с усилием произнес наконец Кордтс. — Низкорослый, с рыжими кудрявыми волосами. Видели такого? Он описывал Фрайтага, о внешности которого — это очевидно — было проще рассказать другим людям. Хотя внешние черты защитников города были скрыты под всевозможной одеждой, собранной где придется, под красноватой патиной зимнего загара, под коростой обмороженной кожи и слоем серой копоти и неимоверной усталости, вечной печатью лежавшей на лицах. Все они казались похожими, как братья. И все же Кордтс почувствовал ничтожную радость от способности достаточно точно описать внешность Фрайтага. О боже, как все-таки здесь холодно, подумал он.

— Да, пожалуй, я видел его, — отозвался один из солдат. — Как его зовут?

— Фрайтаг, — ответил Кордтс.

— Да, точно, — подтвердил солдат. — Я видел этого парня. Он пропал без вести?

— Он отводил в госпиталь раненого. Они убегали от русского танка.

— Мы видели этот танк, — вступил в разговор второй солдат. — Он промчался мимо нас, прямо к зданию ГПУ.

— Всего было два танка, — сообщил первый.

— Верно, — кивнул второй. Оба солдата напоминали деревенских жителей, обсуждающих какой-то невероятный случай.

— Да-да, я видел его сегодня. Он сюда тоже заходил. Это было чуть позже танковой атаки.

— Отлично, — произнес Кордтс, немного удивившись тому, что ему удалось хотя бы что-то разузнать. И все-таки он слишком замерз, чтобы продолжать поиски сообразно логике. На глаза ему навернулись слезы, вызванные отчасти дымом.

— Куда он пошел? — спросил Кордтс.

— Бог ты мой, да он где-то здесь, — ответили ему. — Заходил вон в тот дом.

— Вот свинья! — произнес, обращаясь к ответившему, другой солдат, и тот рассмеялся и указал Кордтсу на вход в разрушенный дом.

В указанном здании были люди, из него доносились чьи-то возбужденные голоса. Там также оказалось несколько костров, разведенных в металлических бочках и разваливающейся русской печке. В помещении находилось около тридцати человек. Некоторые из них согрелись и успели снять с себя кое-какую одежду. Воздух быстро нагревался, но так же быстро и выходил через трещины в стенах. В потолке имелись дыры, через которые, в свою очередь, можно было разглядеть прорехи и в самой крыше.

Какой-то офицер приказал приведшему Кордтса солдату возвращаться на пост.

— Вас сменят через несколько минут. Скажи об этом двум остальным.

— Слушаюсь! Благодарю вас, герр гауптман.

— Есть среди вас Фрайтаг? — спросил этот же офицер, обращаясь к собравшимся. Большинство повернули к нему головы, но никто ничего не ответил. — Значит, здесь только мои, — констатировал гауптман. — Днем у нас было несколько солдат из других подразделений, но они, наверно, давно вернулись к своим.

Он подошел к унтер-офицеру, сидевшему, скрестив ноги, возле русской печки.

— Здесь еще остаются чужие солдаты?

Унтер-офицер ответил, что, по его мнению, никого чужих в доме больше нет. Затем явно не без усилия поднялся и, громко и намеренно четко цроговаривая все звуки, обратился с тем же вопросом к тридцати солдатами, собравшимся в помещении.

Если на вопрос гауптмана никто не ответил, то на вопрос унтера отозвались человек пять-шесть.

Гауптман повернулся к Кордтсу.