Крещение Руси и Владимир Святой - Сергей Алексеев

Что касается аргументов «от психологии» (почему доблестный воитель Святослав вышел из-под материнской опеки и начал ратные труды лишь в возрасте за тридцать или за сорок?), то они не вполне убедительны. У нас, к несчастью, просто нет надежного психологического портрета Святослава. Есть образ, скроенный из дружинных эпических преданий об идеальном вожде и из личной, более критической точки зрения нашего Начального летописца. Подлинное лицо князя можно лишь воссоздавать – но тогда уже с учетом всех показаний источников.

Это все, что известно и может быть выведено относительно времени появления на свет самого Святослава и его прославленного сына. Общий же вывод будет не слишком утешительный. Мы не можем установить, когда точно они родились. Все сообщаемые в летописях даты и сроки крайне ненадежны и сомнительны. Из вышесказанного ясно одно: Малуша родила Владимира еще до 955 года, самое позднее около того. Может, не в 942-м, а в 952-м? Драма, связанная с этим рождением, если и имела место, то осталась в прошлом, и Владимир занял место – пусть не очень почетное – в княжеской семье. К моменту ухода Святослава из Киева на вторую Болгарскую войну Владимиру было самое меньшее лет четырнадцать. По всем древнерусским понятиям это уже совершеннолетие.

Новгород

Итак, нам неизвестно, насколько возрос Владимир к моменту новгородского посольства в Киев. Как бы то ни было, двигателем дальнейших событий летопись рисует не его самого, а его дядю и кормильца Добрыню Малковича. Добрыня определенно был старше своего племянника. Другой вопрос – насколько. Но это уже точно вопрос без ответа. Если о хронологии жизни русских князей тех лет мы имеем представления гадательные, то о хронологии жизни их приближенных – почти вообще никаких.

Добрыню тяготило двойственное положение воспитанника. Тем паче что двойственным оказалось и его собственное. С одной стороны, уй и воспитатель княжеского сына, с другой – княжеский холоп. Перед ним приоткрывалась дразнящая дверь в верхи общества, но лишь приоткрывалась. Летописи рисуют Добрыню скупыми, но четкими красками. Перед нами предстает человек честолюбивый и гордый, даже властолюбивый, стыдящийся низкой доли. И в то же время – заслуженно честолюбивый, тонкий и прозорливый, достойный советник в делах именно властных. Один из летописцев назвал Добрыню «мужем храбрым и распорядительным». Недаром народный эпос, былины Владимирова цикла, Добрыню запомнил и воспел как Добрыню Никитича, храброго в бою, честного, мудрого и «вежественного» при дворе. В былинах, однако, Добрыня – знатный боярин родом, в отличие от крестьянского сына Ильи Муромца и поповича Алеши. В памяти народной закрепилось положение, достигнутое Добрыней позднее, а не то, с которого он поднялся.

Реальному Добрыне в 969 году было далеко до боярства. Со всеми его талантами и достоинствами самое большее, на что он мог рассчитывать, – это место при скудном дворе «робичича», если братья ему оставят хоть какой-то двор после смерти Ольги и Святослава. Вокруг Рюриковичей плотной стеной стояли еще их родственники и свойственники, родовитые скандинавы вроде Свенельда и Асмунда. В старшую дружину путь холопскому сыну был перекрыт. Впрочем, близилось время, когда бесшабашная доблесть Святослава изрядно проредит эту стену, да и аппетиты викингских потомков станут слишком велики для правителей строящегося государства. Время это настанет уже скоро, очень скоро. Но в том году, когда Святослав только отправлялся в свой последний поход, изменений не предвиделось. Не мог их предвидеть, при всей своей прозорливости, и Добрыня – разве что попытаться претворить в жизнь собственными руками.

Посольство из Новгорода, встретившее холодный прием у Святослава и законных наследников, представилось Добрыне единственным шансом изменить свою и Владимира сомнительную участь. Когда Ярополк и Олег свысока отказались от новгородского стола, к раздраженным новгородцам сам явился Добрыня. «Просите Владимира», – посоветовал он им.

Новгородцы вновь явились к Святославу и неожиданно, должно быть, для него попросили: «Дай нам Владимира». Святослав, выведенный из нежеланного затруднения, с легкостью согласился. Его ответ вновь звучал пренебрежительно, выказывая отношение и к Новгороду, и к собственному сыну от Малуши: «Это вам ведать». Так записан он в древнейшей по происхождению из летописных версий, но позднейшие ее не сильно смягчают: «Ваш он». Со всех трех княжичей, по преданию, Святослав взял клятву хранить установленные границы уделов и не искать большего. С тем он распрощался и с новгородцами, и с Киевом. Навсегда. Осенью 969 года князь уже сражался сначала с восставшими болгарами, а затем и с византийцами на Балканах.

Новгородцы же, забрав Владимира и Добрыню, в самые дни княжеского выступления отправились на север. Надо было успеть до зимней распутицы. Так что Владимир, скорее всего, въехал в Новгород еще в том же 969 году. Так он внезапно для себя обрел собственное княжество, собственный стол.

Княжество это было огромным. Владения Новгорода еще во времена правления там Святослава охватывали земли ильменских словен, веси, мери, чуди-эстов – весь север Руси. Они простирались от Финского залива до Белого озера и Волго-Окского междуречья, включая несколько независимых еще славяно-финских племенных «княжений». К Новгороду тяготели и земли псковских кривичей, родина Ольги. Русь Новгородская по размерам была сопоставима с Русью Киевской – как мы помним, в Новгороде до реформ Ольги был собственный центр полюдья, и такое противопоставление вполне правомочно. В своей устремленности к югу и в презрении к прежнему месту княжения Святослав запамятовал обо всем этом.

Забыл он и об исторической традиции, подкреплявшей амбиции Новгорода. Оттуда, из этих мест, вышел княжеский род Рюриковичей. Там правили Олег, Игорь и сам Святослав, прежде чем обосноваться в Киеве. А когда-то здесь рождалась Русь и правил легендарный Бравлин. Можно не сомневаться, что Новгород, в отличие от своего прежнего правителя, обо всем этом не забыл. Богатеющий град, привлекавший толпы скандинавских наемников, имел достаточно мощи, чтобы продолжить традицию. Получив на стол от киевлян «робичича» вместо наследника киевского князя, Новгород от этого не стал слабее. А вот сам «робичич» обретал исключительную силу, даже если прибыл без собственной дружины (на что весьма похоже).

Но что представлял тогда собой Новгород? Словосочетание «Новгород Великий» у современного читателя неизбежно вызывает в памяти добавление – «Господин Великий Новгород». В памяти сразу предстает Новгород средневековый, даже скорее былинный, – с теснящимися у пристани купеческими кораблями, многолюдным торгом, богатыми боярскими дворами, крестами православных соборов и, разумеется, с вечевым колоколом. Говоря сухим научным языком – «крупнейший экономический и культурный центр Руси», «столица Новгородской республики».

Но в описываемое время «республики» не было еще и в помине (оставляя в стороне вопрос о том, когда именно стал и стал ли Новгород вообще «республикой»). Новгород только появился менее чем за полвека до описываемых событий, и в «крупнейший центр» ему только предстояло обратиться. Важнейшим градом и единственным подлинным городом Севера в ту пору являлся, как уже говорилось, Полоцк – достойный соперник Киева. Новгороду за эту роль предстояло побороться. И если успехи пришедших с Новгородчины Рюриковичей объяснялись выгодным положением тех земель, то весь политический вес Новгорода, вся его власть над Севером были порождены как раз Рюриковичами. Изборск или тот же Полоцк имели не меньше шансов – но не они стали родиной правящей всей Русью династии. Хотя на стороне Новгорода было все-таки еще одно преимущество – тесные связи с восточными финскими окраинами, куда из перенаселенного Поильменья устремлялись потоки переселенцев – и славян, и варягов, и местных финнов же.

Итак, Новгород возник совсем недавно. Уже позже летописцы назовут Новгородом и место княжения Рюрика, и даже припишут честь основания града ему. Но на самом деле княжеской резиденцией в IX веке было, а при Владимире еще и оставалось небольшое укрепление южнее Новгорода по Волхову, над самым озером Ильмень. Ученые несколько условно назвали его «Рюриковым Городищем». Было ли Городище тем Холмградом, который принес Новгороду его скандинавское имя Хольмгард? Или оно само по отношению к более древнему Холмграду именовалось «Новгород»? Высказывались обе версии. Действительно ли здесь сидел Рюрик, возникло Городище при нем или после него – тоже неизвестно, как неизвестно наверняка и само время правления Рюрика. В Х веке Городище было богатым дружинным градом, в котором на заказ работали десятки ремесленников. Среди знатных насельников его водились и варяги, и славяне. При Ольге град особенно разросся, превратившись в главный «погост» новгородской округи. Здесь и поселился Владимир, приняв начальство над здешней дружиной и двором, хотя титул его и звучал уже «князь новгородский».