Сектант - Константин Костинов

Гора действительно была Козья. Сразу за кустом дорога так резко рванула вверх, что стала похожей на стену. Как на нее лошади взбираются? На этом косогоре и начиналась деревня. Мерин шустро рванул вверх по откосу. Телега втащилась на верхушку холма, дорога круто переломилась и не менее отвесно рухнула вниз. Только для того, чтобы опять лихо взмыть к небу. Вот на этих буераках и жили люди.

Деревушка была не из больших: пять изб и все. Одна под горой, остальные разбросаны по обе стороны улочки на косогорах. Впрочем, особой косины там где стояли избы не наблюдалось, это Сергею от неожиданности показалось. Дома были выстроены на один манер: по три окна на лицевой стене, обращенной к улице, вокруг дома выстроен забор, за которым виднеется постройки (очевидно свинарник, коровник… Что там еще? Курятник?). Тут и там — квадраты огородов, обнесенных хлипкими заборами из двух параллельных жердин. Между всем этим — пустыри с навязанной скотиной, кусты, деревья… Цвет жилья оригинальностью не отличался: различные оттенки черного и темно-серого, сразу видно, что бревна не один год стоят под солнцем и дождем. Крыши крыты, судя по всему, бурой прошлогодней соломой. Разве что вон та изба, стоящая на дальнем краю у леса, заполучила серо-стальную крышу оцинкованного железа… Да… Нищета…

Сначала Козья гора показалась Сергею, привыкшему к многолюдству и толчее, вымершей. Даже собаки не лаяли… Стоило подумать и тут же из первого дома выкатился меховой шарик и голосисто залаял.

— Ну, Тимка, ня балуй! — прикрикнул Кузьмич добродушно.

Тимка, отработав положенную программу сигнализирования хозяев, резиновым мячиком запрыгал вокруг.

Телега свернула вправо и остановилась у дощатой калитки небольшой избушки, казалось вросшей в землю.

— Хозяйку поищу, — сполз с телеги Кузьмич, — поесть собярет…

Сергей, по дороге выпросивший табачку (курить хотелось, аж уши пухли), неловко свернул самокрутку и чиркнул спичкой… Мама! Яд… кха… ядреный табачок… Клубы дыма повалили изо рта как у Змея Горыныча. Но лучше уж эта отрава, чем совсем без курева. Самокрутка дотлела наполовину, но хозяин с хозяйкой как сквозь землю провалились. И Тимка убежал.

— А обещали покормить…

— Дядя, а ты кто? — послышалось сзади.

Сергей обернулся. Неподалеку от него стоял малец лет семи, одетый в замызганную рубашку и черные штаны, из широченных штанин которых торчали черные пальцы.

— Прохожий. Шел мимо, дай, думаю, зайду к Кузьмичу в гости.

— Брешешь, — резонно заметил пацан, — ты с Кузьмичом приехал.

— А ты живешь здесь? — сменил тему разговора Сергей. Можно предположить, что рассказ о том, кто он такой и откуда взялся, и так сегодня придется повторить не один раз. Незачем лишний раз оббивать язык.

— Ага, — широко кивнул мальчонка, — Вона, мамка моя.

По улице действительно прошла женщина. На вид лет сорока, в темной юбке, кофте, с цветастым, хотя и блеклым платком на плечах. Она усиленно делала вид, что незнакомцы в бродяжьей одежде по деревне ходят прямо-таки отрядами и ей ну совершенно неинтересны. Казалось, она даже спиной ухитряется рассматривать Сергея.

— А интересно, где пропал Кузьмич?

— Сяргей! — выглянул из почерневшей калитки Кузьмич, — Проходи, цего сядишь?

Сергей мимоходом потрепал по макушке мальчишку, и пошел к входу. Навстречу ему выскочила и устремилась куда-то по улице невысокая старушка. Надо полагать, жена Кузьмича. Тоже усиленно делавшая вид, что Сергей ей надоел так же как вон тот столб. „Вот, блин, — обреченно подумал Сергей, — она же побежала народ собирать. Ладно, если просто рассказать придется, кто я такой… И то страшно: мало ли какие нестыковки могут всплыть. А еще хуже, если здесь просто не любят чужаков и интервью берут с помощью паяльника… Ну или с учетом специфики, раскаленной кочерги. Может, бечь, пока не поздно?“

— Идем, идем, — поторопил Кузьмич.

Сергей покорно шел следом, рассуждая, о том, что будут пытать или нет, неизвестно, а вот если он сейчас сдернет, то, догнав, его затопчут просто из спортивного интереса.

Прошли калитку, мелькнули слева два окна в стене, вот двор с бегающими курами, низкие сараюшки с карликовыми входами: чтобы туда войти нужно не то что наклониться, а просто пролезать, как в окно. Все это проплыло перед глазами Сергея, как в тумане. В животе нехорошо холодело…

Скрипнули серые доски крыльца, взвизгнула дверь (да что здесь, про смазку не слышали?). Прихожая (или как там она называется в избе?) была завалена разными очень нужными вещами: бочка деревянная, длинные палки, видимо черенки для вил, лопат, грабель, в общем крестьянского инвентаря, покосившийся буфет, на противоположной стене вырезано маленькое окошко величиной с портсигар и прибито множество полок, заставленных посудой: горшками, тарелками…

— Сюда, сюда…

Слева открылась дверь, низкая, но широченная, практически квадратная. Терзаемый нехорошими предчувствиями Сергей с провожатым, наклонившись, вошли в жилище…

„Почему, интересно, так места мало? Вроде бы, строй не хочу…“ Избушка, действительно, не удовлетворила бы даже измученного хрущевкой горожанина. Метраж где-то квадратов двадцать с кухней. Да плюс еще четверть свободного пространства съедала огромная печь, разинувшая пасть сразу справа. Потолок сразу за дверью был крайне низкий, прямо тер по макушке не такому уж и высокому Сергею. К счастью, немного погодя поднимался до приемлемого уровня. Хотя рукой его можно было достать без проблем. Антресоль? Как здесь вообще живут?

Было довольно чисто, хотя на взгляд москвича, нестерильно…

— Проходи, присаживайся… — в голосе Кузьмича ничего настораживающего, но Сергею сейчас везде мерещилась засада. А куда тут присесть можно?

Наискось от печи под полочкой с иконами стоял массивный стол из гладких некрашеных досок. От двери до угла с иконами и оттуда к другому углу протянулась врезанная в стену широченная лавка из толстых досок. Видимо, за стол…

Сергей присел на лавку на углу стола, прямо рядом с раскрытым окном, низким — подоконник на уровне колена — и маленьким, где-то в четверть нормального пластикового окна. Кузьмич тут же исчез за дверью, чем только усугубил нехорошие подозрения. Но не убегать же, в самом-то деле? Сергей стал осматриваться.

Печь со своей полукруглой пастью походила на неизвестное прожорливое чудовище, тем более по бокам были проделаны небольшие квадратные ниши, похожие на глаза. Рядом с печью стояли огромная кочерга на деревянной палке (как она не обгорает интересно?), несколько рогулек, которыми, как знал Сергей, достают горшки из печи. Вот только как эта фиговина называется он не знал. Еще возле печи на полках на скамейках и просто на полу стояли разнокалиберные горшки и чугунки. Низкий потолок над дверью действительно оказался чем-то вроде антресоли: настил, с которого свисают то ли тряпки то ли шубы… Интересно, блохи здесь не живут?

Пол был чистый, даже вроде бы струганный. В запечном углу виднелся люк, очевидно, подвал. Еще за печью виднелась бочка… А может и не бочка. Те с выпуклыми боками, а непонятная емкость напоминала усеченный конус, и служила, похоже, рукомойником: над ней свисал на веревках с потолка глиняный пузатый чайник. На стене висели многоярусные полки из некрашеных (краски вокруг вообще не было ни капли) досок, на которых размещалась посуда: тарелки, миски, кружки…

— Привет, — раздалось из окна. В нем, как кукушка в старых ходиках, торчал встреченный раньше мальчишка, сын любопытной мамы. Уродился он, судя по всему, в нее.

— Привет, — не стал перекладывать на невиноватого парнишку свои черные мысли Сергей, — Как дела?

— Хорошо. А ты кто? — мальчишка прямо-таки извивался от нетерпения. В окно Сергей увидел, что за спиной любопытного из приоткрытой калитки выглядывают еще несколько круглый рожиц. Мальчонка, уже имевший опыт общения с загадочным незнакомцем, выступал разведчиком.

— А ты кто?

— Я? Мишка.

— А я — Сергей.

— А…

Мальчонка исчез. За окном прошли ноги в сапогах. И еще одни. И еще…

Кузьмич с молчаливой супругой сначала жаловались, мол, в доме шаром покати, на стол нечего поставить. Однако поискали в своей кладовой, часть притащили соседи и, само собой организовалось неплохое пиршество. Посередине стола дымился чугунок тушеной с мясом картошки, одурительно пахли ломти свежеиспеченного хлеба на огромном блюде, а вокруг стояли тарелки с желтым салом, солеными огурцами, квашеной капустой, мочеными яблоками… В миске рядом с Сергеем лежали соленые грибы, неизвестные по виду: рыжие, круглые, пахнущие укропом и немного елкой. Наконец посредине стола утвердилась здоровенная, литров на пять, бутыль мутного самогона, заткнутая оструганной деревяшкой.

В небольшой и тесной, казалось бы, избенке собралось, без преувеличения, население всей деревни. Кроме детей, чьи мордочки торчали в окнах. При том, что в деревне насчитывалось ровно пять домов, народу собралось человек пятнадцать: шесть мужиков, считая дедушку Афиногена и то ли восемь то ли десять женщин, постоянно перемещавшихся туда-сюда и по этой причине не поддающихся точному подсчету.