Восточные Отцы IV века - Георгий Флоровский

IV. Истина троического единосущия.

К богословскому раскрытию тайны Троичности св. Афанасий был вызван арианской смутой. И в своих творениях он прежде всего разбирает и опровергает apианские доводы и ссылки на Писание. Но вместе с тем троическое исповедание является для Афанасия внутренней потребностью, как обоснование веры и упования на cпaceниe. Арианское лжеучение ниспровергает все дело Христово. Тварь не могла бы открыть истинного Богопознания, не могла бы победить смерти, не могла, бы соединить нас с Богом. «Если бы Слово, будучи тварью, соделалось бы человеком, то человек не обожился бы, не сочетавшись с Богом». Только в единосущном Сыне обретает человек общение с Богом. И только единосущный Дух соединяет нас со Отцом. В догмате единосущия св. Афанасий защищал действительность спасения.

В раскрытии троического догмата св. Афанасий исходил из поняния о Боге, как всеблаженной полноте бытия. Простое, блаженное и непостижимое Существо, но высшее всякой сущности, Бог выше и всякого человеческого помышления. Учение о совершенной простоте и внутренней полноте Божественного бытия и жизни является для св. Афанасия твердым основанием при раскрытии истины вечного рождения и единосущия Единородного, Сына и Слова. Слово есть рождение Отца и рождение сущности и из сущности, — «собственное рождение сущности». Ибо всякое рождение — из сущности, и рождаемое всегда единосущно рождающему, — в этом основная и отличительная черта рождения, его своеобразие в отличие от других способов происхождения и прежде всего от творения. Творение всегда совершается либо из некоего предсуществующего материала, либо из ничего; и сотворенное всегда остается внешним для творящего или созидающего, на него не похожим, ему не подобным, «иносущным». Сын рождается, ибо бытие Его принадлежит к необходимости божественной природы. Она плодоносна, плодовита сама по себе. «Сущность Отца никогда не была недовершенной, так чтобы нечто к ней принадлежащее привзошло к ней впоследствии». Отрицание вечности Сына и его совечности Отцу есть хула не на Сына только, но и на Отца, умаление Отчего достоинства, отрицание Божией неизменяемости. Это значить допускать, что «был Он некогда без собственного Своего Слова и без Премудрости, что был некогда свет без луча, был источник безводный и сухой». Но «неисточающий из себя не есть уже источник»… Бог вечен, источник вечен, а потому вечною должна быть и Премудрость — Слово, вечным должно быть рождение. Если не было некогда Сына, то не был некогда Бог Отцом и, стало быть, не было Троицы; но «было, когда не было Троицы, а была Единица, и некогда была неполная Троица, некогда же стала полною». Это значит рассекать и составлять Троицу и составлять Ее из несущих, «из сторонних между собою естеств и сущностей». Это значит Самую Троицу почитать возникшей («сотворенной», созданной), сложной сложившейся чрез приращение и присовокупление. Этим рассуждением св. Афанасий старается вскрыть «тайну» apиaнства, как отрицания Троичности или Триединства Божия. Действительно, apиaнство есть рецидив отвлеченного монотеизма, отречение от высшей новизны христианского откровения, — от истинного ведения о Боге, как Пресущей Троице… В неизменяемости Своей Отец всегда был Отцом, — подчеркиваеть св. Афанасий, — Отцом «собственного Сына». Из отношений Отца и Сына должна быть исключена всякая последовательность, всякая «продолжительность» или «расстояние» между ними. Здесь полная и всесовершенная совечность. Здесь исключается всякое «некогда» и «когда». Ибо нельзя временными определениями означать вечного и неизменного Бога, Сущего, всегда пребывающего с Отцом Сына. Эта вечность и совечность и означаеть, что Сын есть рождение, а не творение. Если рождение, то из сущности, εκ της ουσιας, и потому единосущное — ομοουσιον. «Что происходит от кого-либо по естеству, то есть истинное рождение», «естественное рождение». Рождение совершается «по природе», — а не по воле, не по хотению Необходимость Божественного рождения не означает принудительности или непроизвольности. Св. Афанасию бросали этот упрек, и он его обстоятельно опровергает. Его мысль не в том, что свободу хотения он заменает принуждением, но, говорить он: «выше и первоначальнее свободного избрания то, что в естестве», что поэтому не имеет начала, с которого оно стало быть, что не может и не быть. Бог не начал и не начинал быть благим и милосердным, и не требовалось Его изволения, чтобы стать таким, ибо Он есть Благо. И однако Он благ не по принуждению и не против воли. Точно так же не требуется совещания и изволения, чтобы быть Богу Отцом, и нельзя даже помыслить, что Бог мог и не иметь Сына. Желанна Отцу его собственная Ипостась и желанен Отцу Его собственный Сын, сущий от Его сущности. Бытие первее воли, а только в воле есть неопределенность возможностей и выбора. Рождение Сына есть скорее состояте внутрибожественной жизни, нежели действие или акт. И отсюда совершенная близость и единство Отца и Сына. Отец — в Сыне и Сын во Отце. И «сущность Отца принадлежить Слову». «Всецелое бытие Сына собственно принадлежит Отчей сущности… Бытие Сына будучи от Отца и есть во Отце. И Отец в Сыне. Ибо что собственно от Отца, то Сын. Он в Сыне, как в сиянии солнце, как в слове ум, как в потоке источник». И потому Сын есть «образ Отчий», истинный и «неотличный Образ», «начертание Божества», в котором созерцается и познается Отец. И как скоро есть Отец, есть и Сын». «Поелику была Ипостась (Отца), то без сомнения тотчас же надлежало быть и Ее Образу и начертанию, потому что не во вне написуется Образ Божий, но сам Бог есть родитель сего Образа, и видя Себя в Нем, радуется о Нем». «Когда же Отец не видел Себя Самого в Образе Своем?». В этих рассуждениях св. Афанасия творчески претворяются неоплатонические мотивы; и вместе с тем он освобождает учение Оригена о вечном рождении Сына от мотивов субординатизма. Он раскрывает учение о св. Троице, как учение о замкнутой или завершенной полноте Бытия и Жизни, вне всякого отношения к Откровению Бога в мире, как безусловный и онтологический prius всякого Откровения.

Св. Афанасий исходит из созерцания живого единства Отца и Сына. «Божество от Отца неизлиянно и неотлучно пребывает в Сыне, и в лоне Отчем никогда не истощается Божество Сына»… Отец и Сын едины и едины в единстве сущности, в «тожестве естества», — в нераздельном «тожестве единого Божества». Сын имеет неизменно Отчую природу и Божество Сына есть Божество Отца. Св. Афанасий любил выражать это тожество словом: ιδιοτης — ρξαρςβεννξρςό θλθ ρβξιρςβεννξρςό. Νξ ρΰμϋμ ςξχνϋμ ξν ρχθςΰλ Νθκειρκξε πεχενθε: Εδθνξρσωνϋι ομοουσιος. έςξ ξηνΰχΰες αξλόψε, χεμ ςξλόκξ πΰβενρςβξ, ξδθνΰκξβξρςό, οξδξαθε. Δλ ρβ. ΐτΰνΰρθ ξνξ ξηνΰχΰες ρςπξγξε εδθνρςβξ αϋςθ, ςξζερςβξ νεπΰρςξπζθμξε θ νεθημεννξε, νερλθννσώ νεξςϊεμλεμξρςό Ρϋνΰ ξς Ξςφΰ. Οξδξαθε θ ρυξδρςβξ, ρξβοΰδενθε β ξοπεδελενθυ ερςό σζε ρλεδρςβθε ύςξγξ εδθνρςβΰ. Οξνςθε οξδξαθ ρλθψκξμ αλεδνξ θ κ ςξμσ ζε ξ ρσωνξρςυ ξνξ νε ρκΰησεςρ, νξ ξ βνεψνεμ βθδε θ κΰχερςβΰυ. Β ύςξμ οξνςθθ οπθ ςξμ οπεδοξλΰγΰεςρ χπεημεπνΰ πΰηδελόνξρςό ρπΰβνθβΰεμϋυ θ σοξδξαλεμϋυ. Εδθνξρσωθε ξηνΰχΰες νε ςξλόκξ οξδξαθε, νξ ςξζερςβξ β οξδξαθθ. «Ξςεφ θ ρϋν ξδνξ νε β ςξμ ρμϋρλε, χςξ ξδνξ πΰηδελενξ νΰ δβε χΰρςθ, κξςξπϋε ρξρςΰβλώς ρξαξώ ξδνξ, θ νε β ςξμ ρμϋρλε, χςξ ξδνξ οξθμενξβΰνξ δβΰζδϋ. Νΰοπξςθβ, δβΰ ρσςό οξ χθρλσ οξςξμσ, χςξ Ξςεφ ερςό Ξςεφ, ΰ νε Ρϋν, θ Ρϋν ερςό Ρϋν, ΰ νε Ξςεφ; νξ ερςερςβξ — ξδνξ. Ερλθ Ρϋν ερςό θνξε, κΰκ πξζδενθε, Ξν ερςό ςξ ζε κΰκ Αξγ». Ξςεφ θ Ρϋν «ρσςό δβΰ θ βμερςε νεπΰηδελόνΰ θ νεπΰηλθχθμΰ εδθνθφΰ Αξζερςβΰ», μονας της Θεοτητος. Πΰηλθχενθε θ πΰηλθχθε Ξςφΰ θ Ρϋνΰ θμεώς μερςξ βνσςπθ εδθνξγξ Αξζερςβεννξγξ Αϋςθ. Σ ρβ. ΐτΰνΰρθ νες ξρξαϋυ ςεπμθνξβ δλ ξαξηνΰχενθ πευ β εδθνθφε Αξζερςβΰ. Ρλξβξ προσωπον β σχενθθ ξ πξθφε ξν νθκξγδΰ νε σοξςπεαλες. Ρλξβξ υποστασις δλ νεγξ ρξβοΰδΰες οξ ρμϋρλσ ρ ουσια, κΰκ θ δλ Ξςφξβ Νθκειρκξγξ ρξαξπΰ. Βξ βρκξμ ρλσχΰε ξν νθκξγδΰ νε πΰηλθχΰλ θυ ςΰκ, κΰκ εωε οπθ εγξ ζθηνθ ρςΰλθ πΰηλθχΰςό κΰοοΰδξκθιφϋ. Θ οξςξμσ ξν ξγπΰνθχθβΰεςρ ρξαρςβεννϋμθ θμενΰμθ Ξςφΰ, Ρϋνΰ θ Δσυΰ θ οξρνώωθμθ θυ βηΰθμνξε ξςνξψενθε ξοπεδελενθμθ: Πξζδΰώωθι θ Πξζδΰεμϋι, «ςξς, κςξ ξς κξγξ-λθαξ» θ «ςξς, ξς κξγξ Ξν» θ οξδ… Ξςρώδΰ θηβερςνΰ αλεδνξρςό β βϋπΰζενθθ θοξρςΰρνϋυ πΰηλθχθι. Βρε βνθμΰνθε ρβ. ΐτΰνΰρθ ρξρπεδξςξχενξ νΰ ξαλθχενθθ πΰρρεκΰώωθυ θλθ ξςπθφΰώωθυ εδθνξρσωθε νεπΰηδελόνξι πξθφϋ. Ξν υξχες ρξ βρεώ ρθλξώ οξδχεπκνσςό βνσςπθαξζερςβεννϋι θ οπεθρκπεννθι ρμϋρλ θ υΰπΰκςεπ Αξζερςβεννξγξ πξζδενθ θ αϋςθ Ρλξβΰ. Β ύςξμ ρμϋρλε ξν πΰηϊρνες πεχενθ Νθκειρκξγξ ρθμβξλΰ: «θη ρσωνξρςθ Ξςφΰ». Ξνξ βϋπΰζΰεςό «θρςθννξρςό θ νεοπελξζνξρςό» Ρϋνξβρςβΰ, «Νεξςδελόνξρςό θ εδθνρςβξ ρξ Ξςφεμ», «Θρςθννσώ βεχνξρςό Ρσωνξρςθ, ξς Κξςξπξι πξζδενξ θ Ρλξβξ». Οξύςξμσ ρβ. ΐτΰνΰρθι γξβξπθς β ςξμ ζε ρμϋρλε ξ «ερςερςβεννξμ πξζδενθθ», ξ «Ρϋνξβρςβε οξ οπθπξδε», ξ «πξζδενθθ οξ ερςερςβσ».