Зараза 3 - Евгений Александрович Гарцевич

И все бы ничего, уж две машины как-нибудь да растащим, но за ними начиналась автомобильная свалка. Первые несколько машин уже покрылись ржавчиной, полностью выгорев. Дальше, как яйца на пасху, одно билось о другое, ломалось, глохло и застревало. И утрамбовывалось следующей машиной. Как далеко тянулась пробка, я не увидел, но судя по разноцветным крышам, там штук тридцать, не меньше. При этом ни живых, ни мертвых людей по округе не бродило.

— Надо разведать, — я обернулся к Дедушке Лу. — Схожу. А вы сидите пока тихо.

— Может, лучше я? — Али кулаком стукнул себя в грудь.

— Справлюсь, деда охраняй. Возможно, придется новую машину искать.

Возражений не последовало, и я заглушил машину, но оставил ключи в замке зажигания. Взял в руки «мосинку» и не спеша, оглядываясь по сторонам, пошел к шлагбауму.

Я подкрался к одному из блоков, спрятался за ним и прислушался. Предчувствие молчало. Ни зова, ни шепота, только урчание в животе от подступающего голода. Из живых звуков только легкий шум ветра в кронах деревьев, легкий скрип, будто какая-то деталь качается и плотное сводящие зубы жужжание мух.

Я вытянул шею и разглядел первые трупы. Сгоревшие водитель с пассажиром в первой машине. Я пролез под шлагбаумом, обойдя знак STOP, и спрятался за полицейской машиной. Под ногами звякнули гильзы. Вся дорога перед машинами была усеяна гильзами вперемежку с битым стеклом и пустыми магазинами от АК.

Заслон был здесь. Те, кто охранял проезд, прятались за машинами и лупили по тем, кто пытался проехать. А пятен крови почти не было, с краю только темное давно засохшее пятно, а бетонные блоки за спиной без единого скола. В ответ им не стреляли.

А вот они, судя и по первым сгоревшим автомобилям и тем, что как решето стояли дальше, и даже по сбитым веткам и сорванной коре — лупили, как истеричные. Так что непонятно, кто больше был напуган. Гражданские, что перли на пули, или копы, убивающие все живое, что на них перло.

Легковушки и пикапы, заваленные баулами с вещами, все в хлам — либо сцепились с соседями от удара, либо пробито все — от радиаторов до крыш. Здесь, похоже, еще и гранат не жалели.

Я нашел еще тела в машинах. Все окончательно мертвые. Победители не стеснялись, добивали уцелевших и растаскивали пожитки. Я прошел мимо первого десятка машин в несколько рядов как жавшихся на узкой дороге, так и слетевшие на обочину и зажатые между деревьями. Везде картина была одинаковая, кто смог выбраться из машины, тот далеко не убежал.

Мужчины, женщины, дети — над телами поработали и позже. Рваные раны, оторванные части тела со следами клыков. Может звери, а может зомбаки. Останки здесь вялятся уже недели две, запаха практически нет, а над некоторыми не только мухи вьются, но и внутри что-то мелкое белое копошится.

Дальше машины были брошены посвободней, но впечатление свалки все равно не исчезало. Видавшие виды пикапы язык не поворачивался назвать старыми. Древний хлам — и то, это будет комплимент. Как они досюда доехали, непонятно.

Я попробовал несколько машин. С виду целых было немного. Либо шины пробиты, либо бензобак прострелен с разводами бензина под колесами, либо ключей не было.

В итоге выбрал более-менее чистенький хэтчбек «тойоту короллу» бледно-желтого цвета, которая успела развернуться, но проехала совсем ничего в сторону леса, куда, скорее всего, пытался сбежать водитель. Нашел ключи внутри и попробовал ее завести. Тишина, просто ноль реакции. Пригляделся и увидел открытый бензобак — что могли слили, остальное испарилось.

В просвете деревьев сбоку от дороги я увидел поляну, на которой расположился полевой медицинский лагерь. Стояли машины скорой помощи с распахнутыми дверьми, на земле валялись какие-то приборы красного и оранжевого цвета, коробки от лекарств, перевернутая каталка и прочий мусор. Трупы тоже присутствовали и здесь я уже разглядел несколько человек в полицейской форме — одного с мачете в затылке и двоих с проломленными головами и неестественно вывернутыми конечностями.

Впритык к лесу стоял каменный сарай и три длинных, высоких палатки с массивным каркасом, накачанным воздухом. Из ближайшей палатки с большим красным крестом на крыше слышалась возня с хрипами.

Прицепив штык на «мосинку» и постоянно оглядываясь на лес, где в лучшем случае метров на пять вглубь хоть что-то просматривалось, а дальше кусты и плотные заросли, я пошел к палаткам.

Тихонько открыл надувную дверь и заглянул внутрь. Чем-то напомнило медблок в лагере миротворцев. Вдоль стен с полупрозрачными полиэтиленовыми окнами стояли койки. Пыльные в коричнево-красных разводах простыни, под койками чемоданы. А на койках пациенты, трое. На одном смирительная рубашка, а двое просто пристегнуты ремнями за ноги и руки к основанию коек. В дальнем конце палатки пластиковый стол с трупами врача и медсестры, на стене ручной самодельный умывальник из перевернутой пятилитровой баклажки с позеленевшей водой на донышке, а в углу еще одна дверь с закрытым пологом.

— Здорово, мужики, — я подскочил к ближайшему, тому, что в рубашке, и воткнул штык ему в висок, — А я вам мандаринчиков принес, а то вы голодные поди. Воу, воу, полегче!

Я отскочил, не ожидав, что остальные связанные так резко на меня среагируют. Чуть не взвыли от радости, стали шатать койки и пытаться вырваться. Дошло до того, что худой фермер так сильно дернул рукой, что она с хрустом отломилась в районе предплечья. Без рычага зомби уже не мог дергать койку, потянулся в мою сторону, щелкая зубами, но сразу же получил штыком в лоб. Даже не хрустнуло, будто гнилую деревяшку проткнул, а не толстую кость. А вот второй умудрился-таки перевернуть кровать и теперь только злобно зыркал на меня, лежа на боку.

— Давай, мужик, на выписку пора, — штык оказался удобным и действенным инструментом, добивать и ставить окончательный диагноз.

Что-то послышалось за стенкой палатки. Шорох листьев, но, возможно, просто ветер. Я активировал внутренний локатор зова, почувствовал что-то злое, но неразборчивое. Детский смех? Хохот на грани визга. Нетерпеливое