А и Б сидели на трубе… - Алика Смехова

– А как же голос? – беспокоился он. – Как же твой волшебный голос?

– Голос? – переспрашивала она, не понимая.

– Ну ты же сама сказала, от шампанского он становится… каким же он становится?..

– Ах да, тусклым! – смеялась она. – Мне почему-то кажется, что с тобой мне можно все, даже шампанское. И потом, у меня целых пять дней не будет спектаклей…

Когда читала в книжках о том, как кто-то забыл обо всем на свете, она была уверена: это лишь фигура речи. Как же можно забыть о родителях, например, или о своем ребенке? И вот она действительно ни разу не вспомнила, что ее ждут дома. Казалось, все это происходит с кем-то другим, а ей просто показывают старый голливудский фильм, который непременно закончится всеобщим счастьем.

Вдруг Борис произнес:

– Но я еще не все рассказал тебе про свою жизнь…

Арина замерла: кино вот-вот закончится, и она отправится одна в холодную ноябрьскую ночь. Сейчас возникнут жены, любовницы, дети, обязательства…

– Я не сказал тебе самого главного: дело в том, что спустя много лет я разыскал своего отца.

Арина не смогла сдержать вздоха облегчения.

– Ты в порядке? – заботливо спросил Борис.

– Да.

– Мне очень хотелось показать отцу, чего я добился. Я всю жизнь пытался доказать, какой я хороший, хотел, чтобы он пожалел, что отказался от меня и бросил маму. Я нашел его, привез в Москву, купил ему квартиру. Отец был одинок, детей, кроме меня, у него не было, а жена умерла. Я привез его в большую красивую квартиру и сказал: «Вот, Франц Вильгельмович, ваш дом». А он мне: «Боречка, сынок, прошу тебя, зови меня папой!» Я ему: «Простите, Франц Вильгельмович, я пока не готов, может, когда-нибудь…» – сказал и ушел. А той же ночью отец умер от разрыва сердца.

Каково это, жить без отца? Знать, что он от тебя отрекся. Слушать рассказы мальчишек о семейных праздниках и отцовских нагоняях. Смотреть, как надрывается мать, чтобы обеспечить тебя всем необходимым. Арина раньше никогда об этом не задумывалась. И еще она не знала, что большой и сильный мужчина может носить в себе такую тяжелую детскую обиду, такую глухую боль.

Борис замолчал, а Арина нежно прижалась к нему и стала его баюкать как ребенка.

Глава 8. Театр

Как только начался их роман, окружающие стали донимать Арину расспросами. Всем хотелось знать, что она делает, чтобы так чудесно выглядеть. Сначала она просто смеялась и пожимала плечами, потом отшучивалась и наконец начала совершенно серьезно рассказывать страждущим про волшебные спа-салоны и модного диетолога. Ей так много пришлось об этом говорить, что она и сама готова была поверить, что ее летящая походка и сияющие глаза возникли благодаря методичной и ответственной работе профессионалов-косметологов. Но эта, казалось бы, невинная ложь утомляла ее, и временами у Арины отчаянно портился характер. Особенно горько ей было сознавать, как легко она обманывает ничего не подозревающего Толика. «Это чудовищно!» – говорила она себе, въезжая во двор своего дома. Чудовищной была ложь, которую ей приходилось придумывать, чтобы в очередной раз отлучиться, чудовищным было напряженное молчание, в котором они теперь проводили вечера, да и сама она тоже представлялась себе чудовищем – хотя из зеркала на нее смотрела очаровательная женщина с сияющими глазами. Придя домой, Арина садилась рядом с Толиком за стол, пыталась рассказывать какие-то истории, которые должны были его позабавить, спрашивала о его делах, не слушая ответа, ловила себя на том, что говорит неестественно громко, и очень скоро уходила наверх, шептаться с Борисом, назначать новые встречи, ждать их и мучиться своим невероятным, фантастическим счастьем. Временами чудовищем ей представлялся Толик, ее начинали бесить его шутки, его вопросы и даже то, как он ест или говорит по телефону, и она раздражалась, кричала на него, сурово отчитывала за маленькие шалости сына, а видя их растерянные глаза, уходила к себе и снова шепталась, а иногда все-таки плакала и потом, всхлипывая, засыпала – счастливая.

Как ни странно, бурная личная жизнь и переживания, связанные с мужем и сыном, никак не сказались на голосе. Голос – был, он даже стал более глубоким, обрел новые обертона, что незамедлительно подметила публика, особенно поклонники, из тех, кто не пропускал ни одного ее спектакля.

В театре на нее теперь смотрели особенно пристально. Сначала она уверяла себя, что ей это только кажется из-за нервов и мнительности, но однажды в фойе, на доске объявлений, среди рецензий и приказов, она вдруг увидела фотографию Бориса. Это было заботливо вырезанное кем-то и приклеенное на видном месте интервью одному глянцевому журналу. Оглянувшись и увидев, что вокруг никого, Арина жадно его прочла. Несколько раз она прерывалась, пораженная тем, что рассказ о бедном карагандинском детстве и занятиях спортом чуть ли не дословно совпадал с тем, который она уже слышала. Еще он говорил здесь о своем одиночестве и о том, как бизнес ломает людей, заставляя их проститься с мечтой о семейном счастье.

На одном из свиданий она спросила его об интервью.

– Ты не должна удивляться, – ответил Борис. – Ты верно подметила, этот текст я заучил наизусть. Что молчишь? Так надо. Я – публичный человек и не должен делать оговорок, которые пресса может как угодно толковать. Я не имею права оставлять журналистам зацепки, с помощью которых они способны выудить что-нибудь такое, что не стоит предавать огласке. Черноус профессионал, он знает, что делает, и я ему целиком доверяю. Кстати, я видел парочку твоих интервью, служба безопасности собрала… – И видя, что Арина неприятно поражена его словами, миролюбиво добавил: – Не волнуйся, ничего страшного, да я и не об этом… У тебя, например, получается на одни и те же вопросы отвечать по-разному, в зависимости от настроения, от того, какой журнал берет интервью. А я… Я не люблю неожиданные вопросы – точно так же, как и избитые. И вообще, все эти журналистские штучки не по моему характеру.

История с повешенным кем-то на доске объявлений интервью имела продолжение. Однажды в театре при Арине зашла речь о ремонте артистических гримерных, и управляющий директор сказал, что денег выделили очень мало и надеяться театру можно только на меценатов-олигархов, которые из любви к искусству – и присутствующие дружно посмотрели на Арину – помогут решить вопрос. Ее неприятно поразило выражение досады и раздражения на лицах коллег. Даже Женечка, с которой – единственной! – она поддерживала подобие неформальных отношений, выглядела по меньшей мере недружелюбной. Эта история оставила на Аринином сердце глубокую царапину. Арина поняла, что отныне, как бы ни сложились ее отношения с Борисом, в театре она не может рассчитывать даже на дружелюбный нейтралитет.