С миру по нитке - Анатолий Эйрамджан

И так продолжалось больше трех лет: невзирая на невзгоды и неудобства железнодорожного сообщения, я ездил в поездах, покрывал огромные расстояния и мечтал о дирижаблях, которые наверняка в будущем заменят опасные самолеты.

Так вот, как я обещал Горковенко, так я и приехал в Москву. Двое суток пилил поездом в купейном вагоне. Мы встретились с ним – Горковенко Юра оказался симпатичным и простым в общении парнем и мы быстро нашли общий язык, что, как выяснилось позже, с режиссерами у меня получалось крайне редко. Мы целыми днями бродили по городу, обсуждая будущий фильм, прикидывая, на какую роль взять какого актера. Юра называл известные имена, одно значительней другого и я осторожно высказывал мнение, что вряд ли эти актеры захотят сняться в короткометражке, дипломной работе... Юра возражал: хоть и короткометражка, а снимается на «Мосфильме», а это определенный уровень. И притом, эта короткометражка будет в киноальманахе, рядом с другими дипломными работами... Получится нормальный для проката фильм. Так что пригласим тех, кто нам понравится, – уверенно говорил Юра. Попутно выяснилось, что Ролан Быков – худрук Юры во ВГИКе, а киноальманах будет сниматься на «Мосфильме» в комедийном объединении, руководимым известным комедиографом Георгием Данелия. И тот, и другой худрук дали нам добрые напутствия, и я сел писать сценарий.

Рассказ «Что наша жизнь?» был напечатан в «Литературной газете» в «Клубе 12 стульев» в 1972 году, и я за него получил премию «Золотого теленка». Он напечатан также в альманахе-сборнике «Клуб 12 стульев» за 1972 год, эта дефицитная в свое время книга стоит в моем книжном шкафу на видном месте. А подарил мне этот сюжет московский театр им. Станиславского: как-то в морозный вечер я попал в полупустой зал этого театра на спектакль из заграничной жизни, сел в первый ряд. Пьеса уныло развивалась, актеры называли все друг друга «сэр», «лорд», «милорд», а мне из первого ряда было видно, что один актер с трудом держится на ногах, путает реплики, и товарищи по сцене давятся от хохота, а один специально уронил со стола что-то, полез за этой вещью под стол и мне с моего места было видно, как он от души там нахохотался, невидимый зрителями. И вот я написал после этого рассказ, суть которого в том, что в театре во время действия пьесы из жизни французского двора во времена Людовика ХIV актер по фамилии Пташук (привет моему соседу по комнате в общежитии), исполняющий роль слуги, пришел в театр смертельно пьяный и потому не мог своевременно выйти на сцену. Действие стало буксовать на одном месте, актеры явно тянули время, говоря несуществующие в пьесе реплики, чтобы зрители не поняли, что ситуация на сцене близка к катострофе. И когда актера привели в чувство и он наконец появился на сцене, король Людовик (в быту председатель месткома) устроил разбор его поведения прямо на сцене, старясь, чтобы зрители продолжали думать, что это и есть спектакль. И труппа поддержала его, да и сам пьяный актер тоже, так как понимал, что нельзя сорвать спектакль. Зрители, скучавшие на спектакле из жизни французского двора, вдруг заинтересовались неожиданным поворотом сюжета, им куда ближе была проблема пьянства, неожиданно поднятая Королем, чем тайны и козни французских вельмож, и в конце-концов зрители не выдержали, включились в действие и стали хором скандировать:

«Брось пить! Брось пить!» И актер, занятый обычно на маленьких ролях, вдруг почувствовал себя главным действующим лицом на сцене и дал клятву, что не будет пить. Такого успеха у театра сроду не было.

Тут мне хочется сделать небольшое отступление и рассказать, как я стал автором «Клуба 12 стульев» «ЛГ», главного еженедельника всей интеллигенции СССР.

Газету, выходящую по средам, все начинали читать с 16 страницы, где находился «Клуб 12 стульев». В законспири-рованной форме, в намеках, аллюзиях и сложных ассоциациях на этой странице доказывалось обратное тому, что доказывали молодые конкуренты ребусника Синицына из «Золотого теленка». Помните, «с помощью простейших арифметических действий они доказывали преимущество совесткой власти перед всеми другими властями».

На газету невозможно было подписаться, хорошо, если удавалось с нагрузкой, например, с «Социалистической индустрией», в придачу. В киоски она поступала ограниченно и раскупалась моментально. И вот, учась на крусах, я написал 3 рассказика и, собравшись с духом, отнес их в «Литературку». По телевизору я знал Виктора Веселовского в лицо, но в этот день в комнате сидел всего один сотрудник и это был не Веселовский.

– Что там у вас? Рассказы? Давайте посмотрю. Посидите, если есть время.

Я прямо сейчас, не отходя от кассы прочту, – сказал этот человек и стал читать первый рассказ. Пару раз он хихикнул, но поскольку мне с дивана не видно было его лицо, я решил, что может быть он просто покашлял. Но хихиканье раздалось еще несколько раз, и я уже точно был уверен, что это не кашель.

– Вот эти два рассказа беру, – сказал этот человек. – А вот этот возвращаю. Можете опубликовать в другом издании. Вполне...

Пишите, приносите, меня зовут Виталий Резников.

После окончания работы над «Ау-у!» я пригласил Виталия на банкет в «Славянский базар», где собралась вся съемочная группа и актеры. И весь вечер «стол вели», как говорят на Кавказе, Виталий Резников, Владимир Басов и иногда к ним подключался Савелий Крамаров. Ни один эстрадный концерт юмористов не идет с этим вечером ни в какое сравнение – это был конкурс отточеннейших шуток, имеющих марку «Сделано в 12-ти стульях», Виталия Резникова, актерского мастерства, под-крепленного остротой языка Владимира Басова и умнейших феерических эскапад Савелия Крамарова (а многие ведь считали, что он и в жизни придурок).

Виталий Резников пришел в юмор после того, как был официантом у Хрущева.

А жена его была поварихой, как он выразился, «Генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза». Он заполнял шестнадцатую страничку веселым беззаботным духом человека из ресторана и был явным украшением газеты.

Он мог в «Полезных советах» предложить что-то вроде, например, такого: «Если хотите, чтобы молоко долго не скисало, бросьте в него парочку позитронов». Тут же приходил мешок писем:

«Где купить позитроны?» Приходилось давать ответ: «В хозяйственном магазине купите небольшой синхрофазатрон и у вас будет полно позитронов». Как-то я спросил Виталия: как я выгляжу с точки зрения официанта?

– Минуточку! – посмотрел на меня внимательно Виталий и потом сказал: – Сколько скажу – столько дашь!

Этот приговор я вспоминаю каждый раз, когда имею дело с российскими официантами. Виталий познакомил меня с Вагричем Бахчаняном, талантливым художником-коллажистом (кстати, Вагрич сделал рисунок к рассказу «Что наша жизнь?»), остроумнейшим человеком, которого чуть не исключили из команды «клуба» за хохму, возмутившую определенную часть читателей «ЛГ». Вагрич сочинил такую штуку: «Раз, два, три... и т.д. до двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять – вышел зайчик погулять». Этот материал обсуждали на уровне Чаковского, и Веселовский заверил начальство, что такое больше не повторится. Так мы жили.