Издалека - Константин Бояндин

— Ты видишь? — он обернулся и поднёс излучающий мягкое тепло факел к отполированной, подёрнутой дымкой «стене», из которой они вышли.

На поверхности портала мерцало изображение чуть сутулящегося человека невысокого роста, облачённого в просторную рясу.

Возвышаясь над его головой, за плечами человека сидела крупная птица. Очень похожая на флосса. Или на филина… изображение было нечётким.

Шассим мелодично пропел изумление.

— Анектас, — повторил Унэн. — Скажи, достопочтенный Шассим–Яг, много ли в вашем… на Ралионе подобных проходов?

— Немного. Я не знал, что смертные могут пользоваться ими, — ответил тот. — До сих пор я полагал, что только богам дозволено путешествовать подобным образом.

Унэн склонил голову, и факел съёжился робким светлячком у него на ладони.

Мрачные подземелья Моррон способны были вызвать к жизни не один десяток ужасных преданий, легенд, баллад и прочих памятников мысли.

Пыточные камеры, специальные помещения для осуждённых на самые разнообразные виды смерти, лабиринты, напичканные множеством смертоносных ловушек. Десятки подземных этажей, в запутанной схеме которых мог разобраться один лишь Норруан.

Правда, по его собственному мнению, он не очень–то старался запоминать что бы то ни было. Он просто знал, как попадать в ту или иную часть подземного Моррон.

И теперь он спешил в самое сердце чудовищных помещений замка — туда, где могло находиться нечто, ему неизвестное. Впрочем, и теперь его вело не чёткое знание, а словно бы чей–то вкрадчивый голос. указывающий, куда идти и что искать.

Шестнадцать дверей было в коридоре. И полупроницаемая стена — видимо, очередной портал — на другой его стороне. Собственно, коридором–то его можно было назвать лишь весьма условно. Затерянный неведомо где осколок пространства, соединяющий Ралион неизвестно с чем.

Однако воздух был пригоден для дыхания, а температура — вполне сносной. Целитель долго не мог оправиться от полного молчания, окутавшего органы чувств — в основном, ментальное и астральное зрения. Лишённый постоянной связи с генвир — нематериальными мирами, порождаемыми разумными формами жизни — флосс ощущал себя ослепшим и беспомощным. Коридор непереносимо давил на него, постепенно сокрушал психику — сокрушал абсолютным, невероятным молчанием. Здесь не было ничего. Ни жизни, ни разума, ни богов.

Только они с Унэном.

Шассим ощутил острое желание непрерывно говорить с монахом или читать какой–нибудь гимн — словом, занять свой мозг, чтобы не сойти с ума.

Унэн, похоже, ощущал беспокойство спутника.

— Я тоже его не чувствую, — изрёк он, прислушавшись к собственному состоянию.

— Чего? — не понял Шассим.

— Генвир, — пояснил монах. — Пустота. Какой–то… ненастоящий мир. — И стукнул с размаху кулаком по каменной стене.

Камень, однако, был настоящим и с честью отплатил обидчику. Унэн потёр ноющую руку и подумал, стоит ли пытаться разрубать камень ладонью. Вряд ли. Поскольку с псионикой здесь неладно, лучше не играть с огнём. Перспектива застрять рукой в стене его не очень–то прельщала.

— Ну что? — вопросил он. — Мне, честно говоря, не очень охота тратить остаток жизни на эти двери. Да и страшновато немного. Так только… прислушаться к тому, что за ними творится, да и возвращаться.

Флосс неожиданно встрепенулся.

— Седьмая дверь, — воскликнул он, взмахнув крыльями так, что Унэн пошатнулся. — Я чувствую что–то из–за неё. Посмотрим?

Монах пожал плечами и быстро преодолел расстояние, разделявшее их и дверь номер семь. Пол был покрыт толстым слоем очень лёгкой пыли.

— Давненько здесь не подметали, — покачал головой Унэн и поднёс факел к двери, приказав ему светиться поярче.

На краткий миг его шестое чувство, чувство опасности, ожило… но не сказало ничего внятного. Так, неразборчивый шёпот.

Норруан стремительно спустился в катакомбы, где были погребены строители и первые обитатели этого замка. Он быстро проходил мимо зияющих чёрных провалов, из которых сочился влажный холод и не останавливался, пока не добрался до той самой, легендарной гробницы.

Дверь бесшумно открылась, повинуясь нетерпеливому жесту его руки.

Глаза Норруана прекрасно видели и в темноте. Как он и ожидал, одна из плит посреди зала лежала не на месте. Непроницаемая мгла заполняла неровный прямоугольник в полу.

Норруан вошёл внутрь и не почувствовал ничьего присутствия.

Это было просто невероятно. Замок, конечно, можно было назвать живым (в особенности вспомнив про множество этажей с движущимися, смертоносными ловушками), но не до такой же степени!

— Кто здесь? — громко спросил он, и темнота вздрогнула, отползла в стороны и забилась в щели, испугавшись хозяйского голоса. Наступила полная тишина. Даже звук падающих капель и едва слышный скрежет механизмов, приводивших в движение «живые» лабиринты наверху — всё это пропало.

— Ну хорошо, — Норруан снял с пояса жезл и призрачный свет захлестнул комнату, отражаясь от стен и стирая все тени.

Никого.

Норруан пожал плечами и подошёл к провалу вплотную. Присел.

Что–то смутно виднелось внизу.

Какой–то зал, уставленный не то статуями, не то колоннами. До пола было футов тридцать. Владыка Моррон усмехнулся и извлёк из воздуха прочную верёвку. Она послушно обмоталась вокруг выросшего из пола металлического столбика и упала в провал, бесшумно размотавшись и оставив в пыли на полу слабый след.

Чисто.

На всякий случай Норруан взглядом приковал отодвинувшуюся плиту к полу и быстро спустился по верёвке вниз.

Где его и встретил чистый, свежий, восхитительный воздух. По сравнению с ним в подземельях Моррон витал отвратительный смрад (хотя ничего подобного Норруан раньше не замечал).

Он отпустил верёвку и огляделся. Положительно, такого места под Моррон просто быть не могло. Длинный зал, с огромной статуей ворона, взмахнувшего крыльями, в дальнем конце зала.

Небольшое возвышение шагах в десяти от статуи и пыльный свёрток, лежащий на нём.

И десятки колонн, каждая — увенчанная каменной головой ворона. Глаза изваяний были рубиново–красными и слабо тлели в полумраке.

Норруан сделал шаг по направлению к гигантскому ворону, и именно в этот миг его и скрутило.

Аймвери и Науэр бежали к Реке что было сил.

Тучи текли грязным потоком над самыми их головами — так, по крайней мере, казалось. Не переставая гремел гром, не давая ни единственной возможности перемолвиться хотя бы словечком. Ярко–сиреневые, разветвлённые молнии били в пронзившую облачное покрывало Вилку.