Воля под наркозом - Михаил Серегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изучение основ психологии все же не прошло для Крутикова даром и выразилось в стойком неприятии официального и общепринятого на тот момент категоричного медикаментозного способа лечения всех специфических болезней и «отклонений от нормы» – начиная от излишней нервозности и переутомления и заканчивая шизофреническими и иными расстройствами. Нет, Крутиков, разумеется, знал и понимал необходимость и эффективность применения лекарственных препаратов. Но также он был твердо убежден, что применять их следует дозированно и только в крайних случаях. Так как считал, что слово, умело и вовремя сказанное, равно как и выслушанное, может принести больному зачастую гораздо большую пользу, чем самое «крутое» лекарство.
За эту свою убежденность Крутиков неоднократно получал крепкие нагоняи и даже предупреждения и выговоры от начальства, которые, впрочем, с лихвой компенсировали признательность и благодарность целой армии пациентов. Но было это давно, в самом начале деятельности Колобка на поприще психиатрии и психотерапии.
Когда точка зрения отечественной медицины в данном вопросе резко поменялась на противоположную, неожиданно выяснилось, что коллеги Крутикова самое главное свое оружие в борьбе с болезнями, а именно слово, использовать не умеют, молодой доктор Колобок-Крутиков быстро перешел из разряда «попов» и «отщепенцев» в разряд «перспективных», что дало ему возможность получить не только сатисфакцию у коллег, но и неплохо оплачиваемое место в психиатрическом отделении седьмой спецбольницы.
Надо сказать, сам Колобок крутые перемены в отечественной медицине и собственной жизни воспринял с чувством должного удовлетворения, но со свойственным ему хладнокровием, основную же радость вызывал у него тот факт, что стало «легче дышать» и проще претворять в жизнь свои идеи и прожекты.
Одно обстоятельство, правда, не давало ему покоя. «Комплекс коротышки», борьба с которым была, казалось бы, столь успешно завершена еще несколько лет назад, никуда не исчез, а проявился снова, переродившись в серьезные проблемы невысокого человека в отношениях с противоположным полом.
Можно было, конечно, задаться целью найти себе милую и добрую пару «по росту», на чем и успокоиться. Колобок, однако, в душе остался неисправимым романтиком и идеалистом, тайно мечтающим о высокой и чистой любви. А женщин до поры до времени доктор разделил на три неравные категории. В категорию побольше входили женщины-друзья и женщины-единомышленники, в общении с которыми Колобок получал духовное удовлетворение. Самую маленькую категорию составляли те особы женского пола, которые регулярно и успешно помогали доктору реализовать сексуальные потребности. А третья, наиболее обширная часть взрослого женского населения состояла из лиц под условными названиями «без слез не взглянешь», «не по Сеньке шапка», «еще не определился» и «остальные» или «неприкасаемые», то есть пациентки, коллеги, жены друзей и прочие особы.
Сейчас Колобок временно отставил в сторону решение вечного для себя вопроса «с кем быть», потому как полностью углубился в изучение нового любопытного пациента, по-дружески подкинутого ему Ладыгиным. Пациент был особенно любопытен Колобку еще и потому, что с подобным феноменом «специалисту по мозгам» уже приходилось сталкиваться и интересовал он доктора чрезвычайно сильно.
Глава 4
Меня били. Били щадяще, не на «все сто», но неумолимо и со знанием дела. А потому очень чувствительно, чтобы урок усвоился хорошо и надолго. Били меня на ринге, а делал это старый друг и соратник по боксу, а ныне тренер Саня Малышев. Я уже не пытался сопротивляться, а лишь прикрывал голову и ребра и глухо охал и постанывал, когда очередной хорошо поставленный удар достигал цели, то есть меня.
– Ну что, кулек, достаточно или еще добавить?
Не веря своему счастью, я осторожно приподнял голову и выглянул из-за перчатки одним глазом. Саня, даже не запыхавшись, легко прыгал по рингу, продолжая наносить сокрушительные удары, но уже в воздух на безопасном расстоянии от меня.
«Кульками» он пренебрежительно называл всех, кто неуклюже двигался, безалаберно относился к тренировкам и режиму, в общем, ленился душой и телом, зазнавался и требовал «хорошей науки».
Разбитые губы шевелиться не желали, к тому же мешала «челюсть», поэтому я просто усиленно закивал и жалобно шмыгнул припухшим носом. Но Саню такой ответ не устроил. Продолжая биться с моим фантомом, он приблизился и очередной коронный удар нанес все еще в воздух, но уже в опасной близости от меня живого. Или полуживого, это как сказать.
– Не слышу, кулек?
Я выплюнул «челюсть», выпрямился, в душе надеясь, что смог сделать это с достоинством, и просипел:
– Дофтатошно…
Саня остановился, довольно хмыкнул и пританцовывающей походкой двинулся к канатам, бросив на ходу:
– Урок окончен. Можешь идти в душ.
В душ идти я не мог еще несколько минут, в течение которых сидел прямо на полу, привалившись спиной к стене, пытался восстановить дыхание и равнодушно поглядывал на разбредавшихся по залу Саниных учеников.
– Вам помочь? – участливо поинтересовался один из ребят, с сочувствием и любопытством рассматривая мою разукрашенную физиономию.
Ну уж нет, только этого не хватало! Чтобы какой-то сопляк… Я посмотрел на него с нарастающей яростью, но тут же осекся, вовремя вспомнив только что преподанный мне урок, целью которого было избавить меня от непосильного груза чрезмерного самомнения и спесивости.
Я благодарно улыбнулся участливому пареньку, отчего из разбитой губы опять начала сочиться кровь, и небрежно поинтересовался:
– Пластырь есть?
Минут через сорок, обильно украшенный кусочками пластыря, как видавший виды чемодан дорожными наклейками, я уже слонялся по просторному вестибюлю спорткомплекса в ожидании Сани Малышева, чтобы вне пределов спортивного зала высказать ему все, что думаю о его садистских методах воспитания и о нем самом. А заодно чтобы с комфортом доехать на Саниной «девятке» до станции метро.
– Я позвоню, дядя Слава?
Какой-то паренек, получив благословение пожилого вахтера, прошел за стеклянную перегородку и принялся терроризировать допотопный телефон.
Надо бы и мне позвонить, пока телефон под рукой, неуверенно подумал я, вспомнив о Кате и о назначенном на сегодня свидании. А то нехорошо получается – сам напросился, а потом взял и не пришел. Листок с номером Катиного телефона я, злой и невыспавшийся этим утром, оставил дома. Но сочетание цифр было таким легким для запоминания, что номер легко всплыл в памяти по первому требованию.
Паренек давно уже закончил разговор и вышел на улицу, а я все еще терзался сомнениями. Звонить или не стоит? Катиного голоса вспомнить я так и не смог, но эффект, им произведенный, был неизгладим.
Ладно, позвоню, быстро скажу, что не получается встретиться, и положу трубку. Я испросил разрешения дяди Славы на звонок и взялся за телефон с чувством смутной тревоги и еще более смутной надежды, что девушки не окажется дома или она сообщит, что раздумала встречаться со мной.
Трубку подняли после третьего гудка.
– Да? – услышал я знакомый голос, и заготовленные слова тут же вылетели из головы.
– Здравствуйте, Катя. Это Владимир, я звонил вам вчера, – начал я издалека, соображая, как бы потактичнее сообщить о перемене планов. – Понимаете, тут такая ситуация…
– Володенька! Как я рада, что вы позвонили! Мои планы несколько изменились, – при этих словах сердце мое слабо екнуло, но тут же застучало как бешеное, потому что продолжение фразы оказалось совсем не таким, как я ожидал услышать, – я закончила дела еще час назад и все это время просидела около телефона в надежде, что вы позвоните. Вы ведь уже свободны, не так ли?
– Д-да, – выдавил я, чувствуя, как вчерашний водоворот подхватывает меня снова и стремительно увлекает куда-то вниз. В бездну. Падение неожиданно оказалось таким сладким, захватывающим и дразнящим, что я не предпринял ни малейшей попытки сопротивляться.
– Скажите, где вы находитесь. Я за вами заеду. Мне не терпится с вами встретиться.
Я ощутил легкое головокружение.
– Так откуда вы звоните? – продолжал обволакивать меня голос сирены.
– Из спортивного комплекса… На Щелковской, – запинаясь, я попытался объяснить, как лучше добраться до спорткомплекса на машине.
– Далеко забрались, – весело сказала Катя, – но я вас найду, не сомневайтесь. Ждите, скоро буду.
Прозвучало это как угроза.
Я положил трубку, рассеянно поблагодарил дядю Славу и обреченно поплелся на выход. Мне не хватало воздуха.
– А, вот ты где, – Саня сбежал по ступенькам, направился к машине, бросив лукавый взгляд в мою сторону. – Едешь или?..
– Или.
– Уверен? – искренне удивился Малышев. – Я думал, меня ждешь.
Лучше бы это было так, мрачно подумал я, поднимая руку в прощальном жесте.