Граф Кавур. Человек, который создал Италию - Алексей Васильевич Бабина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первые месяцы пребывания Камилло в Турине негативные чувства ощущались и в отцовском доме. Родители предпочли направить свою любовь прежде всего на старшего сына. Однако здесь все было непросто. Дело в том, что к этому времени Густаво, все больше впадавший в религиозное благочестие, обзавелся своей семьей и в 1828 году у него появился первенец, Августо. «Этот ребенок, — утверждает Хердер, — стал источником раздражения для Камилло и приводил к бурным ссорам между братьями. Второй ребенок, Джузеппина, родился в 1831 году. Жена Густаво скончалась в декабре 1833 года во время родов третьего ребенка, Айнардо, который стал последним в этой линии Кавуров. Плохие взаимоотношения между Густаво и его женой, возможно, объясняются его чрезвычайной религиозностью, ставшей предлогом и для трений с братом. По случаю смерти невестки Камилло опубликовал соответствующий некролог 4 января 1834 года в Gazzetta Piemontese»[46].
Примечательно, что первоначально некролог был написан на французском языке, а потом переведен на итальянский. Переводчиком выступил писатель, драматург и патриот Сильвио Пеллико, прославившийся в Европе своими драматическими произведениями и особенно книгой «Мои тем ни цы» (Le mie prigioni), в которой описывалось моральное состояние автора во время отбывания наказания в австрийских тюрьмах.
Со временем чувство семейственности победило, родители стали относиться к младшему сыну гораздо теплее. Это было чрезвычайно важно для Камилло, поскольку ощущение несложившейся жизни, нераскрытого внутреннего потенциала, душевного кризиса и неустроенности преобладало. Он винил себя в том, что юношеский максимализм и порывы оказались чересчур завышены и не востребованы в обществе. Все выглядело в мрачных тонах и было непонятно, откуда мог появиться столь долгожданный солнечный свет. «Каждый день мой разум замыкается в тесный круг, — говорил Камилло с горечью в эти месяцы, — зачаток моих способностей (если во мне и было что-нибудь…) далек от развития, далек от того, что вроде бы было обещано, он выдает только самые обычные и общие результаты, сносные для умного человека из общества»[47]. Судя по высказываниям и личным записям Камилло в этот период жизни, его даже посещали мысли о самоубийстве как один из вариантов выхода из того тягостного положения, в каком он оказался.
Луч надежды пришел от отца… В отличие от своего отпрыска, у Микеле ди Кавура дела шли самым лучшим образом. Близкие отношения с Карлом Альбертом давали свои плоды. Новый король Пьемонта высоко ценил его и в знак своего расположения поднял на вершины власти в Турине. В 1833 году Кавур-старший вошел в Sindaco (городская мэрия) Турина, что делало его одним из отцов города.
Главным направлением работы нового главы столицы стало поддержание общественного порядка и курирование деятельности тайной полиции. Поскольку надзор за политической благонадежностью также входил в круг обязанностей Микеле, то он исправно мониторил состояние дел городского хозяйства, включая общественные настроения. Всю собранную информацию Кавур исправно доводил до сведения короля. Много лет маркиз исполнял свои обязанности, показав себя с самой лучшей стороны. При этом на государственной службе он не забывал свои личные интересы, смог прилично заработать и стал одним из влиятельнейших и богатых людей королевства.
Может быть, благодаря этому обстоятельству Кавур-старший и предложил сыну отправиться в одно из родовых поместий, Гринцане, раскинувшееся в километрах шестидесяти к юго-востоку от Турина. Микеле мог резонно предположить, что его государственная служба может быть омрачена поведением младшего сына. Если так, то получится большой конфуз: ты успешно подглядываешь за другими, но упускаешь собственное чадо. Как бы там ни было, но идея найти место для Камилло была озвучена.
Гринцане был небольшим населенным пунктом, насчитывавшим несколько сот жителей. Здесь же находился старый замок, половина которого принадлежала Кавурам. Правда, отец предупредил сына, что тот вряд ли сможет держать лошадей или прислугу. При этом если он соглашался на это предложение, то становился главой местной коммуны и должен был отвечать за положение дел в ней[48]. Не особо раздумывая, Камилло согласился. Для него это был шанс покончить с хандрой, бездельем и зависимым положением, чрезвычайно угнетавшим его. Скорее всего, родственники также вздохнули с облегчением.
Началась жизнь фермера, и весьма непростая. Камилло, не приученный к труду на земле, с душевными терзаниями, прожил неприятные первые месяцы в Гринцане. «Политически для меня все кончено, — написал он в дневнике в начале 1834 года, — было бы смешно для меня сохранять иллюзии величия и славы, которые питали мои молодые годы. Ах! Если бы я был англичанином… но я пьемонтец»[49]. Кавур был уверен, что его жизнь в Англии или во Франции сложилась бы по-другому, там он мог бы развиваться и успешно реализовать свой потенциал. Его душила атмосфера закостеневшей аристократии, крупных земельных собственников и абсолютистского Пьемонта в целом, где он не мог открыто говорить о том, что чувствует и думает, а также поступать, как считает нужным.
Камилло делился своими переживаниями, в частности, с Брокедоном, подчеркивая, что приветствует британскую парламентскую реформу 1832 года, которая дала возможность включиться в политическую жизнь широким слоям населения. Кавур был вдохновлен британскими вигами, проведшими указанную реформу и выступавшими за усиление роли парламента, расширение избирательного права, ограничение полномочий короля, свободу торговли, отмену рабства, равноправие церквей.
Однако молодой человек взял себя в руки и показал, что обладает твердым характером. Он постепенно освоился, а сельский труд перестал казаться чем-то далеким, эфемерным, неинтересным и малоупорядоченным. По прошествии нескольких месяцев жизнь Кавура в Гринцане в несколько поэтическом изложении его друга, де ла Рива, стала выглядеть следующим образом: «Поднимается на рассвете, осматривает свои конюшни, следит, чтобы у каждого рабочего было задание, наблюдает за их работой
