И целой обоймы мало - Сергей Донской

– Проникся? – невесело усмехнулся Роднин. – Вот и ладненько. Оформляй командировку, получай деньги в кассе и дуй в Астрахань. Повторяю, нам нужны образцы, чтобы выявить происхождение героина. Проведем анализ, определим, откуда именно его забрасывают в Астрахань.

– Каким образом?

– По химсоставу, по технологии изготовления. Специалисты разберутся.

– А потом?

– А потом народными умельцами займутся специалисты другого профиля, – подмигнул Роднин. – По очистке воздуха на планете.

Бондарь вскинул не одну бровь, а сразу две:

– Вы о чем?

– Меньше народу, больше кислороду.

– Ликвидация?

– Тс-с, я ничего такого не говорил! – Роднин выставил перед собой ладони, как бы отмежевываясь от чересчур смелых выводов подчиненного. – У нас ведь правовое государство, разве ты забыл? Сначала проводится тщательное расследование, потом материалы дела передаются в прокуратуру, потом начинается судебное разбирательство, потом…

Брови Бондаря резко опустились к переносице.

– Потом появляется какой-нибудь шустрый адвокат и, тряся козлиной бородкой, доводит до общественности факты вопиющего нарушения законности. Подозреваемый выходит на свободу и объявляет себя жертвой произвола. Правозащитники со всех концов света спешат протянуть ему руку помощи.

– А вот это не наша с тобой забота, капитан, – строго сказал Роднин. – Время такое. Законность, законность и еще раз законность.

– Законность – это когда государство охраняет жизнь добропорядочных граждан, – возразил Бондарь. – А когда граждан безнаказанно грабят и убивают, а грабители и убийцы находятся под защитой так называемого закона, это полный беспредел.

– Отставить болтовню! – Ладонь полковника шумно впечаталась в полированную поверхность стола. – Если есть вопросы по существу – задавай. Прения мне тут не нужны. Этим пускай думские краснобаи занимаются, они болтать с утра до вечера горазды. Нам деньги за другое платят. Итак? – Роднин привычно скрестил руки на груди. – Вопросы?

– Мне до сих пор не выдали табельное оружие, – глухо напомнил Бондарь, – взамен утерянного в Эстонии.

– Получишь по возвращении. В Астрахани тебе понадобятся лишь деньги на приобретение героина, смена белья и туалетные принадлежности. Стрельба исключается. Действовать будешь без шума и пыли.

Окончание тирады заставило Бондаря поднять взгляд, словно он ожидал увидеть перед собой не начальника, а незабвенного Папанова в роли Лё лика из «Бриллиантовой руки». Очень уж характерные интонации прорезались в голосе Роднина.

Издевается? Подначивает? Дает понять, что намерен поставить Бондаря в жесткие дисциплинарные рамки?

– Другой бы на твоем месте от восторга прыгал, а ты куксишься, – укоризненно сказал Роднин. – Считай, тебе настоящий отпуск выпал. Неужели не рад?

– Чему тут радоваться? – пожал плечами Бондарь. – Неужели у вас нет для меня поручения посерьезнее? С этим заданием отлично справятся ребята из астраханского управления. Зачем мне выполнять их работу?

– Во-первых, потому что таков мой приказ. Во-вторых, астраханцы не должны знать о том, что у них под носом шустрит опер с Лубянки.

– Но почему?

– А потому, что у нас нет оснований доверять тамошнему руководству, – отрезал Роднин. – Смотри, что получается. В Астрахани настоящий наркотический бум, а нам не поступило оттуда ни одного тревожного сигнала. Тихо, как в танке. Почему молчат?

– Рыльце в пуху? – догадался Бондарь.

– Рыло, капитан, настоящее свиное рыло. Не знаю, кто именно из руководства УФСБ спускает дело на тормозах, но кто-то этим занимается. Им бы во все колокола бить, а они нам об успешной борьбе с волжскими браконьерами докладывают. – Роднин медленно повел головой из стороны в сторону. – Нет, капитан, нужно самостоятельно во всем разобраться. Никаких контактов с астраханской конторой. Поедешь инкогнито, под видом отдыхающего. Легенду сочини сам, тут особой скрупулезности не требуется. Главное, в ментовку сдуру не попади, а то потом отмазывай тебя… – Роднин встал, опираясь на стол сжатыми в кулаки руками. – Ну, все ясно? У меня дел невпроворот. Куча дел. Вагон и маленькая тележка.

Выпрямившись напротив полковника, Бондарь мрачно обронил:

– Не то что у меня, бездельника.

– Кончай митинговать, капитан. Топай в кассу. Раньше сядешь, раньше выйдешь. Надеюсь, на следующей неделе увидимся. И вообще надеюсь… – Сделав многозначительную паузу, Роднин закончил мысль: – На тебя.

– Спасибо за доверие, товарищ полковник, – воскликнул Бондарь, залихватски пристукнув каблуками. – Не посрамлю честь мундира.

– Не можешь без своих штучек? Гляди, однажды не стерплю, накажу, чтобы впредь неповадно было.

– Уже неповадно. Разрешите идти, товарищ полковник?

– Катись-катись, – махнул рукой Роднин. – Шут гороховый.

– Икорочки привезти, Василий Степанович? – вкрадчиво осведомился Бондарь, не спеша покинуть кабинет. В его душе кипела обида. Его, опытного волкодава, отправляют за образцами героиновой «дури», словно с этим заданием не справится любой начинающий опер! Где справедливость? Неужели Бондаря плавно переводят на скамейку запасных?

Глядя в упор на полковника, он заметил, как тот постепенно меняется в лице, все больше походя на человека, находящегося на грани гипертонического криза.

– Ико… – побледневшие губы Роднина не сразу сумели выговорить четырехсложное слово. – Какой икорочки?

– Осетровой, – не унимался оскорбленный в лучших чувствах Бондарь. Он понимал, что переступает опасную черту, но поделать с собой ничего не мог. – Сами сказали: астраханские арбузы еще не поспели. В таком случае лучше гостинца, чем осетровая икра, не сыскать. Героин не в счет, он ведь для служебного пользования, как я понимаю?

– Вон! – задохнулся Роднин. – С глаз долой! Мальчишка, сопляк! Ты что себе позволяешь? Еще раз повторится подобное – пеняй на себя. Вмиг из органов вышибу. И никаких, понимаешь, гвоздей!

Белый пух на голове полковника вздыбился. Чем-то это напоминало готовый осыпаться одуванчик. Тихо-тихо, чтобы не потревожить наэлектризованный до предела воздух, Бондарь попросил:

– Извините, Василий Степанович. Не хотел обидеть.

– Да пошел ты…

Роднин демонстративно отвернулся к окну. Под кожей на его скулах ходили желваки, словно там находилась пара крепких орешков, которые он вознамерился раскусить во что бы то ни стало.

На душе у Бондаря стало гаже, чем в привокзальном сортире какого-нибудь занюханного райцентра. Понурившись и опустив голову, как пес, сдуру тяпнувший хозяйскую руку, он поплелся к двери, где был остановлен усталым:

– Погоди, Женя.

Это было так не похоже на то, чего можно было ожидать от полковника, что Бондарь едва не споткнулся.

– Да? – спросил он, оглянувшись через плечо.

– Не геройствуй там, прошу тебя, – оттого, что Роднин говорил, продолжая смотреть в окно, голос его звучал глухо. – Мне нужны только образцы астраханского героина и ничего больше. Пора тебе остепениться. Не собираешься же ты размахивать пистолетом до седых волос? – Полковник машинально провел ладонью по голове. – Войны не выигрывают в одиночку. В одиночку, как правило, умирают.

– И живут, – тихо сказал Бондарь, – некоторые живут в одиночку, Василий Степанович. Точно так же, как умирают.

Ответа не последовало. Что можно было возразить на это? Роднин просто махнул рукой: «иди». К Бондарю он так и не повернулся. Ему не хотелось, чтобы подчиненный увидел выражение его глаз. Оно плохо вязалось с непримиримо стиснутыми челюстями начальника оперативного отдела УКРО ФСБ России.

Глава 4

Морковь и любовь

Представьте себе египетскую танцовщицу, сменившую прозрачные одеяния на застиранную мешковатую футболку, но сохранившую соответствующую прическу и грацию, и вы получите некоторое представление о том, как выглядела Вера Савич, снующая по кухне Бондаря.

Ужин был готов. Осталось сделать поджарку для вареников с картошкой. Сваренные и промасленные, они уже млели в укутанной полотенцем миске, а Вера, ловко постукивая ножом, резала лук. Мать научила ее добавлять в поджарку сало – искромсанное в мелкое крошево, оно готовилось перекочевать на раскаленную сковороду. Горкой лежала на столе тщательно протертая морковь. Время от времени Вера брала ее щепотью и отправляла в рот, мыча то ли от удовольствия, то ли от нежелания обрывать на середине мелодию, которую она напевала.

Небо, как море, раскинулось над головой.Пенятся в нем облака, словно белый прибой.И покаВ небе плывут облакаИ небосвод голубой —Мы будем вместе с тобой.

Почему не петь, когда на сердце легко и радостно? Вот уже почти три месяца Вера не ходила, а летала – на крыльях любви. Женя Бондарь оставил ее у себя, чего еще желать? Они были вместе, как мечталось Вере, когда она томилась в эстонской темнице. И пусть Бондарь был скуп на ласки – разве это главное? Нет, конечно. Главное, что он есть, был и будет.