Отдать всего себя. Моя автобиография - Дидье Дрогба

– Так ты собираешься становиться профессиональным футболистом или нет? Смотри, в школе ты особо не преуспел, так что облажаться еще и здесь тебе совсем нельзя, не так ли? Тебе надо стать намного лучше, иначе ничего не добьешься.

И так постоянно. Эта словесная агрессия была для меня в диковинку, и мне было тяжело выносить ее. Кроме того, я считал, что он ненавидит меня, и не мог взять в толк, что же такого я ему сделал, чтобы так со мной обращаться.

Постепенно ко мне пришло понимание, что он ведет себя так со всеми. Он изучал науку о спорте в университете, и хотя мы все его слегка побаивались, мы видели, что он знает, о чем говорит, когда речь заходила о физической форме, правильном питании, уходе за собой и полной реализации физического потенциала твоего организма.

В любой ситуации Марк Вестерлопп и Ален Паскалу старались придерживаться психологической тактики «хороший коп, плохой коп», и это оказало на меня поразительный эффект. В обоих случаях по разным причинам это мотивировало меня работать изо всех сил, демонстрируя, на что я способен. Первому я был благодарен за доверие и не хотел ударить перед ним в грязь лицом, второму я просто желал доказать, что он ошибается на мой счет и что я на самом деле могу добиться в футболе многого!

К сожалению, с непривычки к такому (новому для меня) физическому режиму и из-за большой нагрузки на организм я регулярно получал травмы. Причем дело не ограничивалось банальными растяжениями и болевыми ощущениями – дело доходило до таких повреждений, из-за которых приходится пропускать тренировки три или даже шесть месяцев. Я приехал в клуб с повреждением плюсневой кости на левой ноге, в конце лета приступил к тренировкам, и в октябре – бах! – я вновь получил перелом плюсневой, во многом из-за того, что у кости не было достаточного времени для восстановления. Я снова начал тренироваться, но лишь до того момента, когда опять повредил ту же кость, только уже на правой ступне. Теперь врачи решили скрепить ее винтом, чтобы дать нормально срастись. Это означало еще два месяца без тренировок и игр.

Самой серьезной травмой для меня оказался перелом лодыжки и малой берцовой кости правой ноги в конце первого года в клубе – и не только потому, что у меня не было уверенности в полном восстановлении. Дело в том, что каждый год в начале мая все в команде получали специальное извещение, где говорилось, собирается ли клуб продлевать их контракт. Я все еще оставался на контракте стажера и отчаянно надеялся, что меня оставят. Наступил май, ничего не пришло, я стал всерьез переживать. И именно в этот момент у меня случился перелом лодыжки.

Хорошо помню, как я плакал, когда меня уносили с поля. Не из-за боли – из-за страха: ведь еще я не получил этого жизненно важного для меня письма от клуба. Спрашивать у кого-либо мне было страшно, поэтому во мне укрепилась мысль о том, что это (несмотря на уверения Вестерлоппа, ставшего к тому времени тренером первого состава, что он собирался меня оставить) может быть концом моих мечтаний. Когда я получил травму, у меня появились большие сомнения в словах Вестерлоппа. Я представлял себе, как он сидит с другими тренерами, включая Паскалу, и они обсуждают мою кандидатуру: «А, этот парень, да он вечно травмирован, мы не можем позволить себе оставлять его». Я ощущал, что судьба моя висит на волоске.

Родители приехали повидаться со мной и помочь мне, поскольку тогда я жил самостоятельно, снимая квартиру в городе. Я видел, как мама переживала, как она суетилась, убираясь в моем доме, пополняя запасы в холодильнике и выбрасывая мусор. Я сидел на кровати с загипсованной ногой и костылями за спиной, не зная, что ждет меня в будущем. Неужели после всего этого мне придется возвращаться в «Левалуа»? Возвращаться в Энтони? Я не мог даже вообразить себе это. Я намеревался показать родителям, что мне по силам стать настоящим футболистом, что я был прав в своей настойчивости и не ошибался, когда утверждал, что добьюсь успеха. Мне хотелось доказать отцу его неправоту: я смог кое-что сделать в своей жизни, пусть и пойдя не по тому пути, который он определил для меня. Кроме того, у меня не было желания возвращаться на улицы Энтони, так как я видел, какая жизнь меня там ожидает, и знал, что это не для меня. Я видел, какими становились окружающие: они теряли все надежды, и было невыносимо представлять, что однажды меня ждет то же самое.

На следующий день я дохромал до почтового ящика внизу, чтобы проверить, не пришло ли мне что-нибудь. Там меня ждало одно письмо. Наверняка от клуба. Я вскрыл его, опасаясь узнать, что в нем было. Меня решили оставить! Контракт был продлен! Я испытал неописуемое облегчение. Я был спасен. Мне просто нужно было стать лучше, а для этого вернуться к работе с удвоенной силой.

Лето 1998 года, мне 20 лет, и я смотрю, как мой ровесник Тьерри Анри ликует вместе со всеми в тот момент, когда сборная Франции поднимает над головой Кубок мира ФИФА на вновь отстроенном стадионе «Стад-де-Франс», на волне охватившей страну футбольной лихорадки невиданных масштабов. Анри стал футбольной суперзвездой, и мировое признание ему теперь было гарантировано. В это же время я лежал дома на диване с перевязанной ногой и жевал пиццу. О чем я думал в тот момент, учитывая пропасть между тем, чего мы оба достигли? Нет, вовсе не думал: «Вот ублюдок!» – как могли бы предположить некоторые. Моей главной мыслью было: «Я бы хотел тоже оказаться там! И однажды я сделаю это!» Я никогда не терял этой непоколебимой веры в себя, этой слепой уверенности в том, что рано или поздно непременно добьюсь успеха.

Глава 3

Наконец-то я профессионал!

К началу второго сезона в «Ле-Мане» я смог возобновить тренировки. Я был решительно настроен на то, чтобы подтянуть свою физическую форму, чтобы не разочаровать Марка Вестерлоппа, и вскоре мои усилия начали приносить плоды. Меня стали выпускать в матчах за дублирующий состав, я начал забивать. Однажды, когда клуб боролся за то, чтобы его не перевели в более низкую лигу, меня даже включили в число запасных, отчего я был неимоверно счастлив: у меня было ощущение, что я не просто скромный стажер, а часть истории клуба «Ле-Ман».

В конце сезона, летом 1999 года, мне наконец-то предложили первый профессиональный долгосрочный контракт. К этому времени мне исполнился 21 год, я уже, по современным стандартам, был «старичком». Марк Вестерлопп, мой кумир, протежировал меня и решил дать мне шанс.

К удивлению клуба, я к этому времени успел обзавестись агентом, причем одним из самых известных на тот момент – им стал Пап Диуф[5]. У моего друга Кадера Сейди был брат, Тьерно, который работал с Папом. Тьерно с самого начала, еще с «Левалуа», следил за моими футбольными успехами и регулярно наблюдал за моей игрой в «Ле-Мане». Поскольку у Тьерно еще не было собственной агентской лицензии, он убедил Папа помогать мне. В «Ле-Мане» были потрясены, так как в футбольных кругах Пап являлся (и до сих пор является) чем-то вроде легенды, особенно во Франции, где он обеспечивал агентское сопровождение многим известным игрокам, включая Марселя Десайи. Мои друзья были поражены еще сильней. Вообще-то они только смеялись, стоило мне сказать, что он во мне заинтересован и хочет сотрудничать со мной – ведь я тогда не играл, залечивая травмы. Несмотря на их скепсис, он и в самом деле подписал со мной контракт и продолжает играть важную роль в моей жизни. Тьерно стал моим агентом и остается им до сих пор.