Дело медведя-оборотня - Персиков Георгий

– И каковы результаты твоих страданий? – спросил Роман.

Он поливал водой голову Барабанова, а тот, фыркая, мылил ее. Грязная пена медленно потекла в таз, и в комнате запахло дегтярным мылом. Намотав на голову полотенце, Нестор сменил рубашку и, сев на стул у окна, закурил папиросу.

– Результаты есть, – уклончиво ответил он, – а у вас что?

– Я считаю, что очень близок к разгадке! – неожиданно заявил отец Глеб.

– Вот как? – удивился Муромцев. – Я готов сказать то же самое! Видите ли, дело в том, что я…

– Роман Мирославович, вы мне не верите? – перебил отец Глеб. – Ну, хорошо, тогда слушайте! Три дня назад я выяснил…

– Господа, господа! – вмешался Барабанов, до этого спокойно куривший свою папиросу и слушавший коллег. – Позвольте все-таки, я расскажу о своих поисках, тем более что они были весьма и весьма удачными!

– Что ж, извольте, – сказал Роман и сел в старое проваленное кресло.

Отец Глеб устроился на краю кровати.

– Итак, – начал Нестор, открывая пошире окно и снимая с головы полотенце, – речь пойдет о некоем селе под названием Малые Ижморы. Население там в основном состоит из вотяков, а если проще – удмуртов. Так вот, я выяснил, что в том селе жила одна девчонка-сиротка, погорелица Стеша Чаплыга.

Муромцев попытался что-то сказать, но Барабанов жестом остановил его и продолжил:

– Жила она, значит, у дальней родни первое время, а как подросла, то увязалась ходить по деревням с офенями-коробейниками. Они на телегах разный товар возят, становятся возле деревни или села, а девчонка по домам да по дворам на лотке разносила мелочь всякую на продажу хозяйкам: расписные лубки, нитки с иголками, зеркальца, гребешки, серьги с колечками и прочее. И скулила при этом жалостно, что, мол, погорелица она. Люди у таких и покупали лучше, больше из жалости.

Барабанов взял в руки умывальный таз, подошел к окну и выплеснул грязную воду. Затем посмотрел вниз – там стояла кухарка и ругалась на чем свет стоит. Нестор с довольным видом поставил таз на стол.

– Далее, – продолжил он, – этих офеней я очень долго искал. Они ведь на месте не сидят. Люд кочевой да замкнутый – полубродяги, полуцыгане, полужулики. У них даже язык свой особый есть! Сами себя они называют мазыками. Говорят, что в Христа веруют, а люди сказывают, что язычники они! Втереться к ним в доверие практически невозможно. Русский язык они знают, но при чужих на свой переходят, и тут ну ничегошеньки понять нельзя! Вот послушайте, например, такое выражение: «Кчон не мастырит, тот не бряет». Поняли что-нибудь? А ведь это наша старая поговорка: «Кто не работает, тот не ест»!

– Да, – отозвался отец Глеб, – я что-то слышал о них! У нас их просто коробейниками кличут. Говорят, что из Греции они пришли в Россию. Потому в их языке слов греческих много, однако сам язык на греческий не похож. Да и название «офени», мол, произошло от города Афины.

– Неважно, откуда они пришли, – сказал Нестор. – Важно то, что я их нашел! Тех самых, с которыми девчонка ходила наша!

– Продолжай! – оживился Муромцев, доставая папиросу из портсигара.

– Значит, так, у них что-то вроде табора цыганского. Три телеги, лошади и людей человек двадцать, из которых кто торгует, кто Писание толкует, кто стихи духовные поет. Еще скоморохи есть и паломники. В общем, довольно разношерстный люд. Живут вольной жизнью, за главного у них атаман свой… Эх…

Нестор мечтательно устремил взгляд через окно куда-то вдаль и замолчал. Он настолько проникся духом бродяжничества офеней, что уже был готов сам пуститься с ними по городам и весям с коробом за спиной, под веселую скоморошью песню с гудком и гармошкой. Муромцев похлопал его по плечу, и пепел с папиросы упал на пол. Барабанов вздрогнул, как-то сник и продолжил рассказ:

– Говорил я с их атаманом, Степаном Симоновичем. Он девочку вспомнил и рассказал, что да, мол, ходила она с ними, никто ее не обижал, но недели уж две как вдруг пропала. Однако никто искать не кинулся – жизнь вольная, люди они свободные, может, кто и приютил сиротку из сердобольных. Так бывает. А еще есть вероятность, – сказал Барабанов и поднял палец, – что и медведь задрал, как если бы косолапые по голодной осени расшалились. На мой вопрос о том, где ее в последний раз видели, атаман ответил, что близ села Кирдасово. Ушла она с коробом в сторону села, при том условились, что ввечер встретятся на излучине реки, верстах в пяти от того места, где они расстались.

Нестор подошел к столу, убрал с него таз, оловянную пепельницу, полную окурков, пустую бутылку из-под вина и рукой смахнул на пол хлебные крошки. Муромцев вытащил из дорожной сумки карту и развернул ее на столе. Нестор несколько секунд всматривался в карту, шевеля губами, и затем ткнул в нее пальцем:

– Вот, это место, друзья мои, всего в трех верстах от того, где обнаружили жертву!

Отец Глеб подошел и, не надевая очков, посмотрел через их стекла на карту. Муромцев принялся водить по ней пальцем, кивая и что-то бормоча себе под нос, а затем спросил:

– И что же дальше? Ты побывал в Кирдасово?

– Обижаете, Роман Мирославович! Нешто мы не настоящие сыщики?! Разумеется, я первым делом отправился в это самое Кирдасово! Опросил всех, – Нестор смутился, – ну, почти всех жителей. И вспомнили ее люди тамошние! Была, говорят, такая девчонка, погорелица, вся замурзанная и худая как щепка! Барахло всякое продавала. Так вот, прошла она через село и двинулась напрямки, к излучине!

Барабанов поставил палец на карту и медленно повел его в сторону еле видной речки:

– Вот тут, значит, излучина, куда она шла! Видно, заплутала, и нашли ее вот здесь, – он переставил палец с обгрызенным ногтем. – Я весь этот путь прошел сам! Заблудиться там легче легкого.

Нестор убрал руки за спину и с улыбкой посмотрел на Романа и отца Глеба. Весь его вид говорил – вот вам и Барабанов, замешанный в политике неблагонадежный товарищ, как бы не так, выкусите!

– Послушай, Нестор, – сказал отец Глеб, – а может, все же не она это? Откуда такая уверенность?

Барабанов налил из кувшина в грязный стакан воды и залпом выпил. Затем вытер губы рукавом рубахи и тихо ответил:

– Нет, отец Глеб. Наша это девочка. Я особые приметы повыспрашивал у людей. Все сходится – верхнего бокового резца нет, щербатая она была и хроменькая еще. Череп хоть и разбит, да зубы целы у жертвы. И резец отсутствует. С костями ног чуть сложнее вышло, они ведь переломаны все были, но все же левая нога чуть короче. Нет никаких сомнений, что это именно та девочка, труп которой нашли в лесу.

Барабанов снова закурил и замолчал.

– Как, ты говоришь, ее звали? – спросил Муромцев.

– Стешей, – глухо отозвался Нестор. – Я потом с оказией добрался на почтовом возке до Малых Ижмор и точно установил личность потерпевшей. Звали ее Стефанида Петровна Чаплыга, двенадцать полных лет на момент смерти. Была сиротою, уроженка Малых Ижмор.

Глава 9

Отец Глеб, спрятав очки в карман, подошел к Барабанову и сказал, пожимая ему руку:

– Поздравляю, Нестор. Ты действительно хорошо поработал, тут не поспоришь. То, что тебе удалось выяснить, – очень важная информация.

Нестор в ответ улыбнулся и делано поклонился.

– Благодарю, я очень старался, – ответил он, – знаете ли, хочется быстрее дело раскрыть и уехать назад, в столицу. Однако, отец Глеб, вы ведь тоже нам хотели что-то рассказать?

Отец Глеб сложил руки на груди и ответил:

– Конечно, хотел. И теперь, если вы не против, я поделюсь своими находками и соображениями.

– Прошу вас, отец Глеб, мы вас внимательно слушаем, – подал голос Муромцев.

– Хорошо, – начал священник, – вы знаете, что мне досталась восточная часть уезда. В нее вошло также около двадцати сел и деревень. Ноги мои уже не такие сильные, как у тебя, Нестор. Поэтому первым делом я отправился к местному батюшке, у которого выпросил бричку. Жеребцы оказались на удивление резвыми, еле управлялся с ними поначалу. Пару раз думал – вот понесут они, и все, убьюсь в овраге каком-нибудь. Но Господь миловал, обошлось. Приноровился я к ним и все деревни, стало быть, на этой бричке объехал. Первое впечатление, конечно, было весьма удручающим. Не думал я, что такая нищета может быть из-за неурожая. Деревни полупустые стоят, собаки голодные стаями рыскают, жеребцам моим ноги покусали! Словно волки дикие!