Сказки - Петре Испиреску

днем и ночью сторожили, — что это знак веревку подымать. Стали они ворот шибко крутить, веревку поворачивать и подняли из пропасти старшую сестру.

Ступила она на землю, царевичам поклонилась, подала им от меньшого брата записочку. А там Последыш писал, что девица эта для старшего брата невеста.

Уж так царевна обрадовалась, когда снова на землю ступила!

Спустили опять веревку в пропасть и подняли среднюю царевну с серебряным яблоком и с запиской от Последыша, — мол, это невеста для среднего брата.

Как спустили веревку в третий раз, подняли на землю меньшую сестру. Она была с Последышем обручена, и ее золотое яблоко у него осталось.

Меньшой царевич давно уж почуял, что старшие братья его погубить хотят и, когда его черед пришел из пропасти подыматься, он к веревке вместо себя камень привязал да на камень свою шапку надел. Вот потянули веревку вверх. Как завидели братья шапку Последыша, ворот отпустили да веревку ту вниз уронили и порешили, что теперь они от меньшого брата навеки избавились: должно, насмерть разбился.

Прихватили они с собой сестер-царевен, вернулись к старому царю и с притворной скорбью рассказали отцу, что Последыш погиб, в пропасть сорвался. А потом обвенчались каждый со своей невестой, как им Последыш наказывал. Только меньшая царевна о замужестве и слышать не хочет.

Последыш, когда он тот камень к веревке привязал, в сторонке укрылся и видел, как камень на дно пропасти грохнулся. Сидит это он в пропасти, думает, как ему из нее выбраться. Вдруг слышит, кто-то так жалобно кричит, что у него сердце в груди сжалось. Оглянулся царевич, видит — дерево стоит, а на том дереве орлиное гнездо. Обвился вокруг дерева огромный гад, хочет малых орлят поесть. Выхватил тут Последыш свой меч, на куски посек гада поганого. А орлята кричат, своего спасителя благодарят:

— Спасибо тебе, храбрый человек! Иди скорее к нам сюда: мы тебя от нашей матушки спрячем. А не то она, как прилетит, на радостях тебя и проглотит!

Вырвал один из птенцов у себя перышко да Последыша тем перышком и прикрыл.

Прилетела орлица, увидела изрубленного на куски гада и спрашивает орлят, кто это их от страшной смерти спас.

А орлята ей и говорят:

— Матушка, это человек с земли. Он туда, на восток пошел.

Схватилась тут орлица, в ту сторону помчалась, куда орлята указали. Не прошло и минуты, воротилась она назад.

— Скажите мне правду, — птенцам говорит, — в какую сторону он пошел?

А орлята ей:

— На запад, матушка!

Взмахнула орлица крыльями и понеслась на запад. Не прошло и столько времени, сколько эта сказка длится, как она ни с чем вернулась и давай на орлят кричать, чтоб они ей правду сказали, — она, мол, того человека поблагодарить хочет.

— Обещайся, что, если мы его тебе покажем, ты ему ничего не сделаешь.

— Обещаю, милые мои.

Подняли они тут перышко и показали орлице Последыша. А она его ну крыльями обнимать, чуть-чуть на радостях не проглотила; хорошо, что орлята его спрятали, крылышками своими прикрыли!

— Чем мне тебя отблагодарить за то, что ты моих птенчиков спас? — спрашивает орлица.

А Последыш:

— Вынеси меня на белый свет.

— Ох! Трудную ты мне задачу задал! — вздохнула орлица. — Но раз уж ты моих орлят спас, будь по-твоему! Запаси мне триста фунтов мяса, да чтоб все было кусками по три фунта нарезано, да триста фунтов хлеба.

Раздобыл царевич хлеба и мяса и сложил все на дне пропасти.

А орлица говорит:

— Ну, теперь садись ко мне на спину со всей снедью припасенной. Как стану я на лету к тебе голову оборачивать, ты каждый раз мне по хлебу да по куску мяса давай.

Сел царевич орлице на спину между крыльями, и полетели они, понеслись. Всякий раз, как орлица голову поворачивала, он ей, как она наказывала, хлеба и мяса давал.

Вот уж они почти до самой земли долетели, повернула орлица голову, а мяса-то нет, — все вышло!

Царевич скорее схватил свой меч, из бедра у себя кусок мяса вырезал да орлице и скормил.

Вылетели они на землю. Слез Последыш со спины орлицы. Видит она, что он хромает, идти не может.

— Если бы не то великое добро, что ты мне сделал, я бы тебя съела! Ты что думал, я не учуяла, что последний кусок мяса слаще других был? Я его и не проглотила. Не след бы тебе, царевич, меня своим мясом кормить!

Выплюнула орлица последний кусок мяса, приложила к бедру царевича, слюной своей смазала, а он и прирос на место. Обнялись напоследок орлица с Последышем, еще раз друг друга поблагодарили и расстались. Орлица слетела обратно в пропасть, а Последыш отправился в царство своего отца.

Вот подходит он к стольному городу, где отец-царь с матушкой-царицей и со старшими братьями жили. Последыш был в крестьянское платье одет. Повстречались ему люди, они тоже в город шли. Разговорились, и узнал он от них, что старшие братья на сестрах его невесты женились, что царь с царицей до сих пор по меньшому царевичу плачут. И еще узнал он от тех людей, что меньшая царевна глаз не осушает, плачет, вся в черном ходит и ни за кого замуж выходить не хочет, хотя к ней отовсюду королевичи-царевичи сватаются. Вот и теперь привезли ей жениха старшие царевичи и все ее неволят, чтобы за него шла. И, как знать, избавится ли она и от этого жениха?!

Как услышал это Последыш, помрачнел, опечалился, с тяжелым сердцем в родной город вошел. Стал он и здесь людей расспрашивать и узнал, что царевна обещалась царю за того жениха выйти, если царь ей золотое веретенце с золотым же пряслицем и золотой куделькой подарит. Да чтоб то веретенце само пряло. Такой дар, мол, ей покойный змей поднес, и очень ей золотое веретенце иметь хочется. Сказывали также, что царь к себе во дворец старосту всех золотых дел мастеров потребовал и так ему сказал:

— С сегодняшнего дня, мол, даю тебе сроку три недели, чтоб ты мне золотое веретенце с золотыми же пряслицем и куделью сделал, как царевна наказывала. А не сделаешь — голову с плеч долой!

Ушел, дескать, бедный староста в слезах из дворца.

Отправился Последыш к тому золотых дел мастеру и нанялся к нему подмастерьем. Видит царевич, чем ближе срок, тем пуще его мастер кручинится, — видать, царского заказа выполнить не может. Говорит тут Последыш своему мастеру:

— Хозяин, вот я вижу, что ты грустишь, — не можешь, видно, такого